Николай Гомолко - Лесная крепость Страница 32

— Я тут носилки разыскал. Теперь нам будет легче… А что там? — кивнул он в сторону костра.

— Беда! Вот что. Голодные как волки. Не люди, а тени. Одежка висит как на колах.

— Это они?.. С конем…

— Кто их знает, а может, кто другой. Тут же народу — тьма…

Русак и Криворотый взвалили мешок на самодельные носилки, поплевали на руки и, ухватившись с двух сторон, двинулись в путь.

Глава двадцать третья

От крутого берега, на котором росла старая кривая верба, отчалили две большие лодки. Пассажиров было не так уж много: в первой лодке, на носу которой развевался красный вымпел со свастикой, разместились Носке, Циммер, Оксана и лейтенант штаба, плечистый детина с маленькой круглой головой на длинной шее. На веслах сидел коренастый здоровяк солдат. Во второй лодке сидели повар и три солдата из комендантского батальона.

Носке глубоко вдыхал свежий воздух и то и Дело крутил головой, разглядывая живописные берега озера. Все настраивало на благодушный лад — и эта пригнувшаяся к самой воде верба, и легкий ветерок, ласкавший лицо, и чуть слышный плеск волн, и скрип весел в уключинах… Циммер понимал настроение Носке и довольно усмехался про себя.

— Тут будут жить наши соотечественники, господин полковник, — говорил он, — мы построим великолепные поселки с красивыми домами на наш, немецкий лад.

— О, конечно, дорогой Вильгельм, — с готовностью откликнулся Носке. — Мы здесь все переиначим, поднимем на новую ступень. И даже назовем все по-новому. Вот это озеро, как оно называется? Фрейлейн Оксана, подскажите, — обратился он к девушке.

— Буян-озеро.

— Видите, никудышное название. Не звучит.

— Фридрих-озеро! Так мы его назовем, господин полковник, — нашелся Циммер, — в честь вашей победы над лесными бандитами. Чтобы помнили соотечественники, что тут пролилась кровь немецких воинов.

— Вильгельм, — недовольно поморщился Носке, — пожалуйста, не надо о крови. Я постараюсь победить партизан без особых потерь с нашей стороны. Пусть льется кровь русских, за это мы и будем молиться.

— Конечно, конечно, кровь русских… — пробормотал комендант и принялся пристально рассматривать озерные дали.

Оксана слушала разговор гитлеровцев, внутренне негодуя и ненавидя их: «Ваше озеро… Ваша победа. А вилы в бок не хотите?..»

Мысли были невеселые. Судьба Алеши Годуна очень беспокоила Оксану. Где он, добрался ли до партизан, не сразила ли его шальная пуля? Как легко и просто, не думая об опасности, пошел он на задание. Имела ли она право рисковать еще и жизнью парнишки?..

Путь к партизанам через озеро — самый короткий и удобный. Алеша поплыл, конечно, когда совсем стемнело. Темнота охраняла его и берегла от посторонних глаз. Утро следующего дня — Оксана хорошо это запомнила — было как на заказ: тихое, туманное. Только к полудню поднялся ветер и разогнал туман. Хотела она тогда же прибежать к озеру, но этот Циммер… Возможно, что озеро парнишке удалось переплыть без приключений, но сколько опасностей ожидало его на берегу…

Оксана незаметно вздохнула. Мысленно твердила, как заклинание: «Пусть все будет хорошо. Пусть счастливо стелется перед ним стежка-дорожка. Нет, не ошибся дядька Андрей, когда обратился ко мне… Никогда мы с ним не виделись, не встречались. Видно, Рубис подал ему весть обо мне. Где он теперь? Если с дядькой Андреем, значит, мы встретимся». И Оксана вспомнила тот памятный день на вокзале, важный разговор о подпольной работе, пароль, который он дал ей тогда…

Резкие крики чаек вспугнули невеселые мысли девушки. Стремительно, как белые молнии, носились птицы над озером.

Носке изредка посматривал из-под козырька высокой, с блестящими позументами фуражки на северный берег озера. Там, над болотом Комар-Мох, колыхались высокие столбы дыма. Полковник, нахмурясь, отвернулся. Скоро, очень скоро все будет кончено с бандитским гнездом на болоте. Настанет день — и он уже недалек, — когда можно будет отослать в Берлин телеграмму. Лично фюреру.

— Господин полковник, — внезапно заговорил Циммер, решив разрядить затянувшуюся паузу. — С нами чудесный гид, фрейлейн Оксана. Я вижу, она о чем-то задумалась и, по-моему, скучает. Попросим ее рассказать… — комендант запнулся, как бы подбирая нужное слово, — ну хотя бы…

— Я вам расскажу про наше озеро, — с готовностью отозвалась девушка. — Вы имеете намерение, как я слышала, — она слегка улыбнулась Циммеру, — его переименовать. Фридрих-озеро, конечно, звучит. Но мне кажется, не надо забывать историю, фольклор. Мы все интеллигентные люди, — она опять улыбнулась, — и понимаем, что это такое. Хотите, я расскажу вам одну прекрасную легенду, связанную с озером?

— Легенды я люблю! — кивнул Носке, любуясь разрумянившимся лицом Оксаны. — Но только действительно интересные. Предупреждаю.

И Оксана начала свой рассказ.

— Седая старина подарила нам это преданье. Как и теперь, селенье Митковичи находилось в давние времена у озера. Селенье было небольшим, всего одна-две улицы. На горе, на самом краю поселка, откуда бежит дорога на Туров, на том месте, где сейчас школа, стояла богатая усадьба в античном стиле, с колоннадой. Здесь жил помещик Стефановский. Жил, как говорят, на широкую ногу, владел всеми окружающими деревнями и почти всеми здешними землями.

А норов был у пана Стефановского не приведи боже: человека убить, замучить — ничего не стоило.

И вот у одного бедного крестьянина, которому долгое время бог детей не давал, родился мальчик. Родился прямо в поле, под копной ржи. Как обрадовался крестьянин, что наконец и ему, бедолаге, посчастливилось!

Жена завернула ребенка в зипун, который прихватила с собой на поле, и попросила мужа проводить ее до дому. Посадил он ее на воз и поехал. Поглядел на сынишку, видит: глазки, как звездочки, светятся, личико румяное, как утреннее солнышко.

Еще больше обрадовался крестьянин. Песню затянул веселую. Потому не услышал, как догнала его панская тройка.

«Ах, пся крев! Песни поешь, с поля убежал. Радуешься! Вот тебе покажу, быдло этакое!» И начал хлестать мужика и его жену по чему попало. Едва дотянули до села, слезли с воза, взяли в руки сыночка и понесли в хату. И только переступили порог, рухнули на пол и испустили дух.

Но сынок остался жив-здоров. Заплакал мальчик, будто понял, что остался один.

Добрые люди хотели приютить сиротинку, но пан приказал — не трогать! Думал, что хлопчик зачахнет, погибнет. А он живет себе да живет. К нему забегали сердобольные соседки, кормили кто чем.

И так начал хлопец расти, как тот грибок в лесу, не по дням, а по часам.

Когда ему исполнился годик, взял хлопчик ведро, пошел к колодцу, принес воду. А в три года Ян — такое имя ему дали — уже мог помериться силами с деревенскими парнями. И не было случая, чтобы он внизу очутился. Дивились люди: ну и силушка у сиротины! И прозвали его Буяном.

По натуре хлопец был очень добрый и ласковый. И улыбка почти никогда не сходила с его губ. В шесть лет он уже был ладный паренек: крепкий, как коряга, а ростом перегнал самого высокого мужика в селе. Начали заглядываться на него девчата. И он высматривал себе любимую. Приглянулась ему Настенька, красавица писаная: стан прямой, как у тополька, глаза что спелые сливы, личико румяное, как яблочко.

Прослышал пан, что Ян тянется к Настеньке, казаком ходит, не по нутру ему их любовь. Пан как раз овдовел. Велел он привести Настю в усадьбу. «Так и так, — говорит, — выходи за меня замуж — озолочу. Посажу в палаты каменные, будет тебе не житье, а царство небесное».

«Не хочу, — ответила девушка, — царства небесного. Мне люб Ян, и не променяю его ни на какое золото».

Отпустил пан девушку, а сам задумался, как сжить со света Яна. Понимал, непросто это будет: хлопец умный, сильный, как лев. А тут к пану пришел сам Ян.

— Может, ты и против, господин, — сказал Ян смело, — да женюсь я на Настеньке.

Усмехнулся пан:

— Что же ты женишься на бедной горемыке? Не мог себе побогаче приглядеть? Ну смотри, чтобы потом не каялся. Но слово последнее за мной, и я тебе его скажу.

— Что за слово, господин?

Опять усмехнулся пан:

— У меня три условия. Выполнишь их, осилишь — женись, не буду тебе перечить. Первое условие такое: на своем коне перескочи через мой дворец. Подготовься. Даю сроку три дня.

Услышал это Ян, крепко задумался. Разве перескочить через панский дворец на его тощем, неказистом коне?

Вернулся парень домой, вывел коня на двор, сел на него, а тот еле стоит на ногах от такой тяжести. Горестно вздохнул Ян:

— Ах, коник любимый, что же мне делать?

Тяжело на душе, как в осеннюю ночь. И вдруг конь шевельнулся под Яном, заржал, а потом сказал человеческим голосом: «Отпусти меня в лес, Яночка». И больше ни слова. Парень подумал, что все ему почудилось. Но с коня слез — все равно, какая от него корысть. Решил так: пусть идет куда хочет — в лес, в болото, хоть на край света.