Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха Страница 32

К лету 1936 года завершилось строительство Бергхофа. О «реконструкции» уже давно не было и речи, поскольку этот термин ни в коей мере не соответствовал истинному размаху работ. От бывшего дома Вахенфельда фактически ничего не осталось. После пристройки длинного крыла новое сооружение занимало площадь, в четыре раза большую против прежнего. В доме, к первому этажу которого прибавилось еще два, насчитывалось тридцать комнат. Сразу за просторной передней располагалась оборудованная [167] для проведения совещаний гостиная с украшенным разноцветной мозаикой окном от пола до потолка. На втором этаже находились жилая комната, спальня и кабинет Гитлера, рядом с которыми были подготовлены апартаменты для Евы Браун — на тот случай, если фюреру понадобится ее присутствие. Убежденный в своем таланте архитектора, Гитлер сам рисовал эскизы планировки, однако плоды его труда далеки от гениальности{28}.

Расходы попросту не принимались во внимание: в гостиной высились колонны из редкого мрамора, оконные стекла обрамлял свинец, камины были отделаны изготовленными по специальному заказу фарфоровыми изразцами, а обстановку составляла комбинация копий с лучших античных и классических образцов. Роскошное убранство Бергхофа полностью опровергало миф о непритязательности Гитлера в быту.

В горячий период строительных работ Гитлер редко наведывался в Оберзальцберг. Суматоха стройки, пыль и шум гнали его прочь. На первые месяцы 1936 года пришлось большое количество знаменательных событий, и Борман постоянно находился рядом с хозяином. В Мюнхене одна за другой состоялись конференции рейхсляйтеров, гауляйтеров и национал-социалистской ассоциации студентов; в Германии открылись очередные зимние Олимпийские игры; в Шверине состоялась траурная церемония похорон лидера швейцарских нацистов, застреленного в Давосе. Все чаще и чаще в дневнике Бормана появлялась запись «ехал вместе с фюрером» — в личном поезде, в автомобиле или в конном экипаже в сопровождении почетного эскорта. [168]

5 июля нацистские лидеры отпраздновали в Веймаре десятую годовщину первого съезда НСДАП, и вечером того же дня Борман записал: «В 18.45 выехал с фюрером в Оберзальцберг». Переночевав в Мюнхене, наутро они направились в Берхтесгаден. Для Бормана настал час триумфа: «Приехал с фюрером в Берхтесгаден. Новый дом фюрера, Бергхоф, готов!» Рейхсляйтер представил богу нацистов его Валгаллу.

Двумя днями позже на официальном открытии резиденции огромные толпы приглашенных поздравляли сияющего хозяина и хвалили его управляющего. Стрелки берхтесгаденской «рождественской» бригады — в неуместных для лета зимних нарядах — торжественным строем взошли на террасу и произвели салют. Целую неделю главари партии осматривали Оберзальцберг. «Первая церемония в новом Бергхофе», — записал Борман в дневнике. Времена споров с конструкторами и архитекторами остались в прошлом: завершив строительство Бергхофа, рейхсляйтер НСДАП приобрел непререкаемый авторитет в глазах всех специалистов-строителей, работавших в Оберзал ьцберге.

Борман имел в Оберзальцберге собственную резиденцию. Первый их домик в Икинге очень скоро стал тесен, но новое (тоже скромное) жилье они получили лишь в 1933 году, когда Борман стал начальником штаба в бюро Гесса и перевез семью в партийную колонию в Пуллахе. Вскоре — вследствие усиления его позиций во властных структурах и в связи с ростом семьи — ему потребовался более просторный дом, и они переселились в находившееся на балансе НСДАП здание на Маргаретенштрассе в Пуллахе.

Когда у Борманов появился пятый ребенок, строители уже приступили к возведению очередного их [169] дома в Пуллахе. Родившийся в середине июня 1936 года Генрих Борман был назван в честь Генриха Гиммлера — нового друга и союзника его отца. Во исполнение долга крестного рейхсфюрер СС дважды в год — в день рождения и на Рождество — преподносил ребенку подарки. Вначале то были серебряный паровозик и медвежонок, за которыми последовали модели подводных лодок, ружей и танков.

В середине сентября 1936 года в честь новоселья Борман устроил пир для рабочих, построивших ему новый дом. Пиво и сосиски ему ничего не стоили, равно как и земельный участок вместе с домом. По распоряжению Гитлера за все заплатила партия (это строение в документах НСДАП числилось зданием службы по связям с общественностью). Завершение внутренней отделки потребовало много времени, и семья рейхсляйтера НСДАП смогла вселиться только на следующий год. Почти в то же самое время было закончено строительство дома Бормана в Оберзальцберге. Отныне у семьи появился выбор: пожить в горах или отправиться в предместье Мюнхена.

Дом Гудлера, где поначалу располагалось представительство Бормана в Оберзальцберге, тоже был недостаточно просторен. Поэтому он занял одно из лучших зданий деревни, в котором доктор Рихард Зейц хотел устроить детский стационар. Этот трехэтажный дом был расположен недалеко от Бергхофа и достаточно высоко, чтобы рейхсляйтер мог из окна обозревать панораму строительства. После дополнительной реконструкции от прежнего дома остались лишь наружные стены из бруса, оставленные исключительно для создания впечатления внешней простоты, которой внутри не было и в помине.

Отделка всех помещений от подвала до самой крошечной комнатенки выдержана в античном стиле. Здесь было собрано все самое лучшее. Прав будет тот, кто скажет, что ни один из выскочек последних времен [170] не угождал себе до такой степени. Пусть в детской ванной комнате имелась ванна площадью более двух квадратных метров — практичное приобретение для столь многодетной семьи, по стоимости не слишком обременительное для всякого рейхсляйтера, получавшего не только ставку партийного лидера, но и оклад рейхсминистра. Важно другое: все феодальное великолепие досталось владельцу дома даром, ибо «сторожевой дракон» не постеснялся оплатить свои счета из средств ФАГ.

В отношении христианства Борманы особенно внимательно следили за тем, чтобы уберечь своих детей от «отравы, против которой фактически нет противоядия». Под «отравой» Мартин подразумевал христианскую религию. Параграф 24 программы НСДАП от 1920 года, оставшийся неизменным в последующих редакциях, гласил: «Партия стоит за позитивное христианство».

Истинный автор программы, Готфрид Федер, о котором к 1933 году совершенно забыли, сам не мог толково объяснить, что имел в виду под термином «позитивное христианство». К моменту переезда Борманов в Оберзальцберг этот параграф — как, впрочем, и многие другие — считался пустым пропагандистским лозунгом. Действительно, сей вопрос мог бы обеспокоить христиан, но разве сам Гитлер не был христианином? Он даже всегда исправно платил церковную подать. Многие же из его ближайшего окружения и из нацистской верхушки фактически отреклись от церкви, но в церковных книгах числились прихожанами.

Таким образом, они пытались трактовать тот самый параграф 24: не посещали церковь, но выступали против безбожия марксизма и пытались использовать [171] веру в борьбе с разрушительным воздействием безнравственности. Да и сам Гитлер частенько упоминал в своих речах «всемогущего». Когда (после прихода Гитлера к власти в 1933 году) гауляйтер Аугсбурга Карл Валь, ревностный католик, обвинил фюрера в отступлении от веры, Гитлер отрекся от новых язычников{29}, пообещав «в свое время обязательно навести порядок».

Это обещание Гитлера, как и большинство других, было чистейшей ложью. Говоря на словах одно, на деле он сделал совершенно противоположное, предоставив полную свободу действий Борману — ярому противнику религии вообще и христианства в частности. А поскольку никто лучше его не знал, во что на самом деле верит (или, скорее, не верит) фюрер, Мартин справедливо полагал, что вождь не станет мешать его деятельности. А уж в своей способности своевременно внести поправки, соответствующие позиции Гитлера в тех или иных конкретных политических условиях, Борман не сомневался.

Вступая в ассоциацию германских семей, Борман причислил себя и членов своей семьи к протестантам. Те же сведения он указал в конце 1933 года в анкете депутата рейхстага. Определенно можно лишь сказать, что он официально отрекся от христианства только летом 1936 года (именно тогда Мартин и Герда заявили о выходе из списка церковных прихожан).

В то время главным аргументом выхода из протестантской церкви стало письмо отцов клира Гитлеру, в котором выражался протест по поводу распространения такого благоговения перед фюрером, какое следует оказывать одному лишь Богу. Конечно, было совершенно очевидно, что борьба с протестантской церковью станет для партии нелегким делом и что ни [172] гестапо, ни концентрационные лагеря не заставят замолчать противников нацистского режима из числа ревностных христиан. Тем не менее период заигрывания с христианами — независимо от разновидности церкви — подошел к концу.