Степан Злобин - Пропавшие без вести Страница 33

Его ожидал капитан-оперативник Малютин, которого Бурнин взял помощником, сам оставшись фактически начоперодом. Молодой, круглолицый, жизнерадостный Малютин самим ясным взглядом светящихся карих глаз внушал уверенное спокойствие.

— Полковник Старюк доложил, товарищ командующий: шесть танков противника с участка «Дуная» прошли в глубину обороны. Один подорвался на складе боепитания. Два сожгли кашевары, обороняя кухни.

— Здорово кухни обороняют! — невольно усмехнулся Балашов.

Он снова с тревогой подумал о дивизии Чебрецова: «Как и что там успеет Ивакин?»

— Три танка углубились в тылы в направлении села Поножовщина, — закончил доклад капитан.

— Примите меры к уничтожению, предупредить тылы, — приказал Балашов.

Он сказал это машинально и только по удивленному взгляду Малютина вдруг понял, до чего же нелепый приказ он дает: ведь Мушегянц сообщил об угрозе его флангу и тылу с плацдарма соседней армии, Лопатин донес о прорыве на направлении «Дуная». В тылах дивизии Старюка ходят танки. Ивакин едва ускользнул от вражеских танков с пехотой в районе передового КП, то есть еще километров на десять глубже… Значит, тылы кишат фашистскими танками, а он отдает приказ о каких-то трех. «Обалдел!» — сказал он себе.

В тот же миг он встряхнулся и трезво взглянул на окружающее.

Он, он один отвечает за десятки тысяч бойцов и командиров, за всю боевую технику, а главное — за оборону прямой дороги, ведущей к Москве. Необходимо без промедления пересечь эту магистраль преградой, стянуть все наличные силы в крепкий кулак у дорог, создать новый рубеж обороны. «Не ты ли вчера говорил Бурнину, что действия даже в мелочи не должны расходиться с велениями партийной совести? Приказ фронта? Но ты видишь, что этот приказ объясняется незнанием действительной обстановки. А жизни бойцов?! А Москва?! Нет, вышестоящие штабы сейчас не помогут. Они сейчас, видимо, просто не в состоянии охватить все глазом, все учесть, всеми руководить. Может быть, даже у них растерянность перед множеством дел и забот… Может быть… Но через час будет поздно!»

— Записывайте приказ, товарищ капитан, — приказал Балашов Малютину.

Бурнин не узнал этот жесткий, холодный голос и удивленно взглянул на Балашова.

Тот смотрел прямо перед собой, в лицо Бурнина, но, не видя его, смотрел как-то «насквозь», и в глазах его светились два острых, упорных огонька, которых Бурнин до этого ни разу не видал во взгляде Балашова.

— Приказываю отвести войска на заранее обозначенный запасной рубеж. При отходе частей принять меры для обороны против прорвавшихся в наши тылы фашистских танков и автоматчиков и для их уничтожения. Организовать при отходе частей надежное их прикрытие артиллерией и пехотным арьергардом. Занять указанные позиции до рассвета. Выслать немедленно ответственных представителей на новый рубеж, куда с этого часа направляется весь транспорт боепитания, провианта и все пополнение материальной части.

— Готово, — доложил капитан — Приказ номер три.

— Зашифровать, разослать по дивизиям.

… Балашов и Бурнин совместно работали, рассчитывая отходное движение так, чтоб дивизии распределить по переправам для перехода на восточный, левый берег Днепра.

Их работу прервала шифровка Лопатина, который донес, что на его плацдарм стекаются беспорядочно отходящие подразделения с участков Мушегянца и Дубравы, где прорвавшиеся танки и автоматчики сеют дезорганизацию.

Балашов вызвал его к телефону.

— Кажется, нас хотят напрочь отрезать, товарищ командующий. Дезорганизации не допущу. Выставил заградительные отряды. Отходящие подразделения подчиняю, беру их на пополнение своих частей. Приму все меры к выполнению приказа номер три. Связь буду поддерживать на короткой волне, докладывать каждый час. Среди отходящих бойцов слух, что Мушегянц застрелился.

При этих последних словах Лопатина Балашов покосился на Бурнина и удержался от готового сорваться восклицания. Но Бурнин ничего не слышал — так он был погружен в работу.

— Спасибо за четкость. Желаю уверенности в своих силах и полных успехов! — горячо сказал Балашов.

Он чувствовал себя виноватым перед Лопатиным и Мушегянцем. Как же так покончил с собой этот неунывающий полковник?

Балашов видал Мушегянца всего не более часа. Но этот широкоплечий крепыш с преждевременно седеющей головой произвел на него впечатление человека редкостной силы, отваги и твердости. Какой же отчаянно безнадежной была обстановка, которая привела его к самоубийству! А ведь, если бы тот же приказ был отдан всего часом раньше, этот полковник мог бы дойти до Берлина и входил бы в Берлин генералом и командармом…

— Со штабом фронта связь прервана, товарищ командующий, — доложил капитан Малютин.

— Подключитесь сейчас к выполнению приказа о переходе войск на новый рубеж. Свяжетесь с фронтом позже, — сказал Балашов.

Невозможность в данный момент доложить обстановку фронту даже облегчала состояние Балашова. Он понимал, что позже часом-двумя фронт и сам отдаст тот же самый приказ об отводе дивизий на запасной рубеж. Это было уже неминуемо. Но в данный момент доложить, что он самочинно отдал такой приказ, Балашов не мог: обрушат громы и молнии, отзовут, потом объяснят все неудачи фронта именно тем, что он, Балашов, поддался паническому настроению и без приказа командования покинул рубеж.

Весь штаб армии, все его отделы и тысячи командиров и красноармейцев в частях претворяли приказ № 3 в действие. Артиллерия, боепитание, продовольствие, горючее, медикаменты, колючая проволока, мины, санитарный транспорт — все с этой минуты меняло маршруты и направлялось на новые рубежи.

Но все это было с вечера уже на колесах, катилось по заученным шоферами маршрутам, куда подвозили грузы вчера и неделю назад… Штаб армии выслал своих порученцев с приказами начальникам транспорта о перемене конечных точек пути. На путях возникали новые КПП. Связисты пересекали пространство, разматывая катушки, протягивая свои паутинки. Инженерные части трудились над устройством минных полей и противотанковых заграждений в районах новых позиций.

Наблюдать за движением, вносить в него на ходу коррективы, разгружая самые узкие места, — вот что стало главной задачею штаба в эти часы.

— Ну-ка, карту, Анатолий Корнилыч! Давай-ка сведем все в одно да посмотрим, — сказал Балашов, когда отделами штаба были разосланы офицеры связи навстречу движению войск, отходящих на новый рубеж.

Это было как с плеч гора. Больше он не был в разладе с совестью. Он поступил, как должен был поступить коммунист и командарм. Он рискует ответом перед начальством, пусть даже жизнью своей, но зато не жизнями целой армии, не разгромом ее войск…

Балашов не боялся работы, затраты усилий, решения трудных задач. Его терзала безвыходность, а сейчас и усталости как не бывало. Как будто это не он, выбиваясь из сил, с лопаткой, на пустыре возле горящей деревни признался себе в наступающей старости. Какой там, к чертям, старик! Ум работал отчетливо и напряженно.

На сводной карте прорыв фронта обозначился в соседней армии, севернее Мушегянца, и обрушился в тыл, угрожая отсечь дивизию. Правый фланг Мушегянца снова загнулся внутрь, но, видимо, танки врага все же в ближайшее время войдут и в это пространство.

Балашов с досадой и болью подумал опять о трагической гибели Мушегянца. «А кто же теперь там командует? И есть ли не только кому, есть ли кем командовать?!»

Танки, видимо, прорвались и на «Дунае», на участке полковника Дубравы. Значит, те залпы «PC» не достигли цели. Таким образом, дивизия Лопатина теперь оказалась зажатой между двумя участками прорыва, — потому-то к Лопатину на плацдарм сейчас и стекаются бойцы и справа и слева. Подполковник Лопатин доложил по радио, что начал отвод своих войск, однако надо понять, что его положение нелегко, и как-то еще удастся ему провести операцию!..

Дивизия Дубравы была, по-видимому, сильно дезорганизована. Но там, можно было предполагать, находится Острогоров. Если Острогоров доберется к Лопатину, то вместе они, пожалуй, сумеют вывести из беды все три северные дивизии, не дав их окружить и отрезать. «Но где же Ермишин? Жив ли?» — размышлял Балашов. Ведь это просто позор — потерять раненого командарма. Не знать целых два часа, что с ним делается… И почему молчит Острогоров? Как он может молчать?! Или тоже ранен? Убит?

«Дон» — дивизия Старюка — оторвался от связи. Однако левый сосед его, Дуров, сообщал, что не замечает у Старюка никакого смятения. Тем не менее именно поварам Старюка пришлось защищать свои кухни от группы танков. Значит, можно было предположить, что, прорвавшись на стыке Старюка и Дубравы, эти танки пошли разветвлением вправо и влево громить тылы… Да, картина была неприглядной!