Александр Косарев - Картонные звезды Страница 33

— Вставайте, сони! — со своеобразным окающим произношением кричал явно чем-то насмерть перепуганный Преснухин. — Будете столько спать, все царство небесное проспите, не то что продукты!

Естественно, мы все повыскакивали из-под навеса и кто в чем разбежались по поляне.

— Вон он, вон он побежал, — продолжал вопить Федор, тыча пальцем в сторону реки, — видите, видите?

Никто и ничего конечно же не заметил, и вскоре мы окружили нашего приятеля плотным кольцом, пытаясь выяснить подробности.

— Встал я по утру, — принялся рассказывать Федор. — Только вылезаю наружу, как вижу, что здоровый такой зверюга вовсю роется в наших мешках.

— Так они же высоко висят! — тут же возразил ему Савотин, все еще зевающий и протирающий заспанные глаза.

— Так он на задние лапы встал, — хлопнул в ладони Федор. — Задние ноги у него коротенькие, но когти на лапах длинные, что твои кинжалы.

К сожалению, он оказался прав. Несколько заплечных мешков, подвешенных под пышной кроной невысокой елки, оказались разодраны чуть ли не в клочья. Раздавленные упаковки армейских пайков, рассыпанные макароны и сахар ясно указывали на бесчинство обнаглевшего зверя. Тут мой взгляд упал на лежащее неподалеку ведро.

— Точно, и я слышал, как кто-то с ведром воевал, — подтвердил я. — Думал, что кто-то проголодался и с утречка в остатках ковыряется. А это, значит, неведомый пришелец остатки нашего ужина подчищал. Надо было все-таки оставлять на ночь более крепких дневальных, — поворачиваюсь я к Олегу.

— Вот тебя сегодня и поставлю, — обещает Савотин, надуваясь от беспричинного раздражения. — Камков, Редькин, — рычит он, — быстро разберитесь с поврежденными мешками! Остальные срочно сворачивают лагерь и готовят завтрак. И огня, огня побольше, необходимо досушиться.

Предосторожность его напрасна. Погода, похоже, разгулялась, и вчерашний ледяной «северяк» за ночь поменялся на относительно теплый юго-западный ветер. Но, тем не менее, с выходом мы не торопимся. Долго готовим еду, долго сушим сапоги и все еще сыроватые шинели. Сержант нервно бродит между нами и не столько помогает, сколько мешает, внося в наши действия изрядную долю сумятицы и нервозности.

— Ну, чего ты бегаешь как укушенный? — ловлю я его за рукав.

— Опять прокололся, — недовольно шипит он. — И что за фигня такая? Хочется сделать что-то хорошее, а получается… Ну, кто знал, что эта зверюга за нами увяжется? Ну, кто? Ведь и костер у нас горел, и народу столько храпело рядом. Ничего не испугался. Как ты думаешь, это медведь приходил?

— Для взрослого медведя маловат, — вспоминаю я удирающий к реке мохнатый ком. — Если и медведь, то очень маленький. А может быть, это была росомаха?

— Ее нам только не хватало, — бурчит Олег. — Как бы не привязалась к нам до конца пути. Они, как я слышал, звери прилипчивые.

Преследовала нас эта росомаха или нет, выяснить не удалось. Может быть, она действительно преследовала наш отряд весь прошлый день, но больше прийти в лагерь не посмела. Наверное, ее отпугнули согбенные фигуры дневальных, которые все последующие ночи исправно поддерживали охранные костры.

Только на шестой день пути нам удалось набрести на полузаросшую лесную дорогу, явно проделанную лесозаготовителями. На всех нас просто жалко смотреть. Закопченные лица, заляпанные грязью и прожженные искрами шинели, красные кисти рук, словно рачьи клешни, выглядывающие из рукавов. Послевоенные прибалтийские «лесные братья» супротив нас точно смотрелись бы этакими записными франтами. Но нам уже было не до внешнего вида. В этот день мы двигались почти на одном энтузиазме. Даже, казалось бы, несгибаемый лейтенант и тот уныло тащился позади всех, то и дело покряхтывая и подозрительно припадая на правую ногу.

Но вот вдали слышится натужный рев автомобильного двигателя, и наш отряд мгновенно приободряется. Всем ясно, что до шоссе осталось не более километра и у нас появляется реальный шанс сегодня же добраться до расположения полка. Проходит полчаса невыносимого ожидания, и мы наконец-то выбираемся на дорожное полотно. Некоторые так вымотались, что падают прямо у размытых дождями кюветов. Все, конец пути. Жадными глазами провожаем несколько легковушек. «Вот счастливцы, — думаю я, с завистью глядя на счастливые лица сидящих в теплых салонах пассажиров. — Едут куда им надо, сытые, чистые, свободные как ветер. А мы тут, как бездомные псы, неделю по чащобе лазаем. И зачем нам такое счастье?»

— Спасибо, Сашочек, — наваливается на меня сзади Олег с неожиданными дружескими объятиями. — Вывел все-таки. А я уж, честно говоря, и не надеялся выбраться… Но скажи честно, ведь мы здорово всегда выкручивались.

— Как ужи в мясорубке, — скупо улыбаюсь я потрескавшимися губами.

И мы оба хрипло смеемся. Вновь слышится звук мотора, и, спешно приподняв головы, мы видим то, что никак не ожидали когда-либо увидеть. Наш проверяющий чуть ли не на четвереньках преодолевает последние метры до дороги и, широко раскинув руки, встает на пути грузовика, приближающегося со стороны поселка Пущино. Мы нестройной толпой подгребаем к нему. Но грузовик успевает затормозить раньше, нежели мы перегораживаем ему дорогу.

— Куда едешь? — хриплым голосом спрашивает лейтенант испуганно высунувшегося из кабины водителя.

— До склада у Начиков, — растерянно отвечает тот, неуверенно оглядывая нашу орду, — цемент везу.

— Подвезешь мою команду? — просит лейтенант, делая шаг к машине.

Водитель озадаченно чешет затылок.

— Мне на самосвале нельзя возить людей-то, — наконец произносит он. — Так что вы, если что, из кузова не высовывайтесь, сразу садитесь пониже.

Лейтенант оборачивается и приказывает нашему сержанту вести команду на посадку. Все поворачиваются в сторону Олега. По идее, он лейтенанту сейчас не подчинен и может совершенно спокойно проигнорировать невнятное движение офицерской головы. У него сейчас полное право продолжать вести нас в пешем строю. Так же он может спокойно сидеть у обочины и дожидаться другой попутной машины. А может вообще приказать встать прямо тут лагерем и преспокойно отдыхать до завтрашнего дня.

Итак, перед нами классический случай «камня у дороги». Помните: «Налево пойдешь, коня потеряешь, направо пойдешь…» ну и так далее. И бедный сержант должен выбрать из этих трех дорог наиболее оптимальную. Самая плохая дорога, это та, которую предлагает лейтенант. Начать с того, что до Начиков осталось совсем не далеко, километров пять-десять. И, в общем, еще не пройденном нами километраже выигрыш получится не столь и невелик. К тому же перевозить подчиненных в неприспособленной машине совершенно не годится, поскольку всем ясно, что это действительно опасно. С другой стороны, Олег Савотин прекрасно понимает, как все смертельно устали и хотят хоть немного сократить кажущийся бесконечным путь, но… вновь проклятое но.

Секунда, данная на размышление, пронеслась пулей, и сержант, отрицательно мотнув головой, командует нам построение. Несколько секунд легкой суеты и мы вновь шагаем, но шагаем уже по обочине дороги.

— Почему не сажаете людей, сержант? — кричит нам вслед явно раздосадованный Стулов.

— Считаю нецелесообразным, — отзывается Олег, даже не давая команды остановиться.

Приказываю немедленно остановиться! — бросается офицер вдогонку за нами.

— Вы не офицер нашего полка, — не сдается сержант, — я не обязан вам подчиняться.

Мы все невольно прибавляем ходу, как бы желая показать нашему товарищу, что мы находимся всецело на его стороне. Водитель самосвала, устав ждать разрешения конфликта, нажимает на педаль газа, и вскоре заляпанный грязью самосвал исчезает за поворотом. Мимо нас проносятся еще несколько тяжело груженных лесовозов, но мы даже не делаем попытки их остановить. Наконец показывается бортовая машина с крытым брезентом кузовом. Дружно вскидываем руки вверх. Выясняется, что машина идет до поселка Каряки, и это известие словно вливает в нас новую порцию энтузиазма. Каряки гораздо более крупный населенный пункт, и главное, он расположен гораздо ближе к вожделенному городку Елизово. Бодро карабкаемся в полупустой кузов, несколько стесняя при этом двух женщин, перевозящих два десятка молочных бидонов. Сидячих мест мало, поскольку скамейки идут только по периметру кузова, но нам не привыкать. Усаживаемся и на бидоны, и прямо на истоптанный ногами пол. Беречь форму уже без толку, она вся требует стирки и капитального ремонта. Но для Стулова все же оставляем место на деревянной лавке, как бы показывая ему, что, несмотря на некоторые разногласия, мы продолжаем соблюдать определенную субординацию.

Наконец громко дребезжащий бидонами грузовик резко поворачивает. Приехали! Поселок Коряки! Ура! Но время к вечеру. Шансов добраться даже до Елизово у нас, к сожалению, минимальные. Пусть мы даже и доедем сегодня же до аэродрома, и что мы там будем делать? Тащиться еще полночи до родимого полка? Пешком? Там нас никто не ждет. Ни помыться, ни поесть толком.