Джастин Сарасен - Ведьма Сталинграда Страница 33

– Пожалуйста, присаживайтесь. Вы будете нас фотографировать?

– Конечно. В Кремле считают хорошей пропагандой показывать смелость советских женщин на фронте. Правда, раненые – это плохо. Так что я даже не знаю, как мне быть.

– Хм, трудная задача. Прямо как наша работа, – заметила Зоя. – Может, вы сфотографируете нас с сумками первой помощи и винтовками? Смелость есть, а крови – нет.

– А что еще вы фотографировали? – спросила одна из девушек, застегивая ремень поверх куртки.

– О, заводы, садившихся в поезд солдат, а еще я сделала много снимков летчиц из полка ночных бомбардировщиков и полка истребителей.

– Это полки майора Расковой! Вам повезло, что вы с ней встречались. А известных пилотов вы фотографировали? Буданову, Беляеву, Дьяченко?

– Вообще-то да. Я даже не догадывалась, что их слава распространилась так далеко.

– Еще как! Мы получаем «Красную звезду» каждую неделю вместе с почтой и читаем про наших героинь.

– Я думаю, вы тоже герои. Расскажите, чем вы занимаетесь. – Алекс обращалась ко всем девушкам, но ответила снова Зоя.

– Утром мы бегаем на западный берег Волги в поисках раненых. Если кого-то можно спасти, мы оттаскиваем его к берегу и укрываем одеялами. Потом раненые ждут, когда за ними приедут, чтобы развести по госпиталям. Помощь, правда, приходит не так быстро, как хотелось бы.

– До наступления зимы многие раненые умирали, так и не дождавшись эвакуации, – заговорила другая девушка. Теперь же, когда река замерзла, у нас появилась возможность возить их на санях. Хотя с другой стороны, так они могут замерзнуть и умереть.

Зоя нахмурилась, соглашаясь.

– Зато, если их удается переправить через Волгу, они попадают в полевой госпиталь.

– Как вы их несете? – Алекс обвела взглядом девушек, которые были не больше ее самой.

– Как правило, на спине. Это медленно, вдобавок мы сами становимся мишенью. Порой снайперы убивают и раненого, и медсестру. Но мы тоже отстреливаемся. – Девушка похлопала по висевшему у нее на боку пистолету. – А сейчас нам нужно отчитаться. Вы с нами?

Алекс внутренне съежилась, представив все поджидавшие ее опасности. Но отказаться значило бы нанести серьезное оскорбление юным медсестрам.

– Конечно, я с вами.

– Оставайтесь здесь! – велела ей Зоя, показав на угол, защищенный с трех сторон полуразрушенной бетонной стеной. – Не двигайтесь, пока я за вами не вернусь.

Учитывая непрекращающийся треск пулеметов и периодические взрывы гранат, можно было не сомневаться, что Алекс не нарушит этот приказ. В воздухе висел дым и кирпичная крошка, но она старалась не обращать на это внимания. Журналистка достала фотоаппарат и сделала снимок медсестры, обозревавшей поле боя, словно заправская валькирия, готовая спуститься на землю за ранеными воинами.

Через несколько минут раздался голос: «Медсестра! На помощь! Медсестра!» Пригнувшись, Зоя пробралась туда, где, корчась от боли, лежал солдат. Она опустилась на колени, расстегнула его куртку и сунула внутрь бинт. Девушка что-то прошептала раненому, встала и побежала обратно в укрытие к Алекс.

– Вы не собираетесь его вытаскивать?

– Нет. У него здоровенная дыра вместо желудка, и парень долго не протянет. Я сказала, что пришлю кого-нибудь за ним, но он умрет прежде, чем поймет, что я солгала.

Не успела Алекс ответить, как вновь кто-то закричал: «Медсестра! Медсестра, сюда!» – и Зоя бросилась в другом направлении. Вскоре она появилась снова, таща за ватник солдата в какое-нибудь укрытие. Мужчина был явно тяжелым, и Алекс ринулась на помощь девушке.

В этот миг она услышала треск, и кусок бетона, отколовшийся от стены, пролетел совсем рядом с ее головой. Треск не прекращался, и от стены отлетали все новые куски бетона, проносясь в пугающей близости от головы Алекс. Пыль окутала ее лицо. Завыв от страха, журналистка бросилась на землю и сжалась в комок, пытаясь сделаться как можно меньше под шквальным огнем. Она даже не осмеливалась поднять голову, чтобы проверить, уцелела ли Зоя.

Так вот, значит, что такое трусость, подумала Алекс. Кровь пульсировала у нее в ушах. Атака продолжалась, треск пулеметов и винтовок, взрывы гранат и свист советских огнеметов сливались в одну страшную какофонию. Время от времени от стены отваливался очередной кусок, добавляя пыли в воздухе.

Алекс не знала, сколько времени она, дрожа, пролежала в своем углу в ожидании спасения. Наконец, появилась Зоя, запыхавшаяся и запачканная сажей.

– С вами все хорошо? – спросила медсестра.

– Да, – ответила Алекс дрожащим и сдавленным голосом. – Что случилось с тем раненым?

– Подбежала еще одна медсестра, и вместе мы вытащили его на берег.

– Я собиралась помочь вам, но… простите. Обстрел был слишком сильным. Как вы это выдерживаете изо дня в день?

Зоя пожала плечами.

– Я спрашиваю себя о том же. Но вы вся дрожите. Похоже, вам пора выбираться отсюда.

– Думаю, да. – Алекс стало стыдно за свой дрожащий голос.

– Не волнуйтесь. Я провожу вас до берега, а там вы пойдете вместе с санями.

Алекс послушно, как ребенок, шла за Зоей по лабиринту руин к реке. Девушка была права: там уже стояли запряженные сани под охраной пехотинцев. Журналистке стало чуть легче, когда она помогла медсестрам поднять раненых на сани. Ненавидя себя за свой страх, Алекс бежала рядом с лошадьми, тащившими сани по льду. На восточном берегу она помогла перенести раненых в машины медицинской помощи и, сильно переживая, вернулась в блиндаж.

Было далеко за полдень, приближался закат. Алекс стояла у входа в пустой блиндаж, уставившись в небо над Сталинградом. Там появились два Мессершмитта, на перехват которых быстро вышли два советских истребителя. На протяжении пятнадцати минут четыре самолета исполняли в небе свой смертоносный танец, пока один из Мессершмиттов не был подбит. После чего другой самолет сразу исчез.

Интересно, кто сидел за штурвалом этих истребителей, подумала Алекс. Летчицы из 586-го полка? Могла ли это быть Настя? Что бы она подумала о своей струсившей журналистке? Алекс повернулась и вошла в пещеру.

Когда измотанные медсестры вернулись в блиндаж с дежурства, никто из них не упрекнул американку. Они просто съели свои скудные пайки и пополнили сумки-аптечки. Девушки тихо обсуждали все что угодно, кроме сегодняшнего дня, а Алекс фотографировала их, используя свои последние лампы-вспышки.

Склонившись над фонарем, Зоя стала зашивать порванный рукав своей куртки.

– Знаете, когда уже совсем стемнело, и перестрелка прекратилась, я собиралась уходить и вдруг услышала, как немцы поют. Это было так странно.

– Поют? С чего бы это? – спросила одна из девушек. – Они умом тронулись?

Но в голове Алекс блеснула догадка.

– Какое сегодня число? – спросила она.

– Хм, сейчас подумаю. Кажется, 24-е, – сказала Зоя.

Алекс улыбнулась, отчего-то растрогавшись.

– У них сегодня сочельник. В Германии это большой праздник.

– Правда? Как грустно. – Зоя продолжала шить. – Они уже должны понимать, что проиграли. Вот тебе и рождественский подарок.

– Им нужно было остаться у себя дома и праздновать там, – безжалостно сказал кто-то из девушек. – Миллионы русских сегодня вечером оплакивают свои разрушенные дома и мертвых детей, а не Рождество, которое не удалось отпраздновать.

Алекс слегка кивнула. Девушка была права. Так много погибших, так много скорбящих в эту ночь, которая как никакая другая предназначалась для празднования мира. Чума на немецкую набожность, подумала она и, опечаленная, завернулась в одеяло.

На следующее утро Алекс и Зоя стояли в предрассветный час в ожидании самолета, который увезет американку подальше от сталинградских ужасов.

– Вон она! – показала Зоя на приземлившийся на лед У-2. Самолет, подпрыгивая, катился по направлению к ним. Медсестра обняла журналистку на прощание. – Жаль, что вы не можете еще остаться.

– Спасибо за компанию, – сказала Алекс и заставила себя проявить немного бодрости. – Быть может, мы еще встретимся в мирное время.

Она побежала по льду, запрыгнула на крыло самолета, перекинула ногу через борт и, почувствовав огромное облегчение, опустилась в кресло штурмана.

– Ну, как прошло? – спросила у нее Катя.

– Ужасно. Чуйкова там не оказалось. Его штаб заняли медсестры, и я фотографировала их. Это невероятно храбрые девушки. Когда мы отправились на западный берег и оказались под обстрелом, они просто продолжали вытаскивать раненых. А вот я дрожала от страха.

– Не переживай. Ты журналистка, а не солдат. От тебя не ждут геройства.

– Я понимаю, но я никак не ожидала, что так струшу. Я просто потеряла самообладание.

– Смелость – забавная штука. Она мало зависит от характера.

Они пролетали высоко над Волгой, когда небо озарилось солнечным светом и до них донеслись артиллерийские выстрелы.