Михаил Прудников - Особое задание Страница 33

— Ты знаешь, что это такое? — спросил он Столярова. — Ты понял, что ты сотворил?

— Догадываюсь.

— Ведь переброска войск в таком количестве… Это… не так просто…

— Документы указывают на то, — твердо сказал Алексей, — что немцы собираются вести решительное наступление на Южном фронте…

— Но, возможно, наше Главное командование уже информировано о направлении удара, — возразил Карнович.

— Не знаю. Во всяком случае, надо как можно скорее передать эти документы в Москву. Они ведь ждут…

8. Агент А-39

Альберт Обухович, он же Михаил, он же агент А-39, еле поспевал за беглецами. Судя по тому, какой темп задали беглецы, они поверили, что их действительно спасли от расстрела партизаны.

"А ведь неплохо подстроено, — думал Обухович. — Эти остолопы приняли все за чистую монету. Так мчатся, что у меня вот-вот лопнет сердце…"

Ободранные, исцарапанные в кровь, беглецы распластались в зарослях. Жадно, как выброшенные из воды рыбы, хватали ртом воздух.

У Обуховича дрожали руки и ноги, отчаянно, до звона в ушах колотилось сердце. Потом у него началась рвота.

До войны Обухович заведовал промтоварной базой, проворовался и угодил в тюрьму. С приходом немцев он намеревался взять реванш за напрасно потерянные годы, сразу же поступил в полицию. Но торжествовать долго ему не пришлось. Советские люди, которым он мечтал отомстить за арест, снова взяли верх над ним, взорвав артсклад, куда его только что приняли в охрану.

И вот теперь он должен был улыбаться своим врагам, заискивать перед ними, искать их расположения, каждую минуту опасаясь, что его раскусят.

…Дымчатые столбы солнечного света падали почти отвесно, когда все четверо, отдышавшись, спустились в кочковатую низину. Между березами блеснула узенькая речушка. В ее ртутной глади отражались громоздкие кучевые облака.

Спутники Обуховича стали поспешно раздеваться.

Тайный эмиссар Штропа тоже было стянул мокрые от росы сапоги, но, взглянув на грязное, полуистлевшее белье беглецов, остановился. Черт побери, разве мог он думать, что ему придется раздеваться у всех на виду!

Он облачился в старенькую красноармейскую гимнастерку, а исподнее надел немецкое.

Сейчас Обухович с завистью смотрел, как его новые знакомые плескались в воде, ныряли, фыркали, возбужденно переговаривались, обсуждая свое неожиданное освобождение. Обухович разулся, закрутил штаны до колен и, войдя в реку, принялся умываться.

— Эй, браток! Ты что — вроде как воды боишься? — спросил его один из беглецов, которого товарищи называли Федором. Это был коренастый здоровяк, широколицый, с неправдоподобно светлыми глазами.

Обухович раздвинул рот в улыбке, блеснув сталью искусственных зубов.

— Не остыл еще! Как бы не застудиться… Ревматизм у меня.

— Да, а я-то думал, утонуть боишься…

Товарищи Федора засмеялись.

"Издевается, сука… Неужели догадался? — холодея от страха, подумал Обухович. — Надо держать ухо востро!"

После купания собрались на поляне, чтобы посоветоваться, что делать дальше. Федор предлагал идти в лес к тому месту, где можно было встретить кого-нибудь из партизанских связных. Двое других поддержали Федора.

Подпольщик с лицом в кровоподтеках уставился на на Обуховича единственным глазом (другой застилал фиолетовый наплыв) и спросил о его планах.

Хотя Штроп приказал следовать за этими людьми повсюду, Обухович не мог преодолеть своего страха перед лесом. К партизанам ему идти не хотелось. По многочисленным рассказам он хорошо знал, какую строгую проверку проходит каждый новый человек в отряде у партизан, и очень редко кому из агентов удавалось войти к ним в доверие. Как правило, большинство негласных сотрудников полиции, проваливались-партизаны их разоблачали.

Он предложил своим новым знакомым вернуться в город, к "надежным людям" — двум военнопленным, которые работают у немцев.

— Один — электриком, а другой — плотником, и квартиры их вне подозрений! — уверял Обухович своих спутников. — У них кое-что из оружия припрятано, — говорил он все убежденнее, — переночуем, отдохнем, прихватим с собой хозяев — и в лес.

На самом деле никаких "надежных людей" у него в городе не было. Да и весь этот план с конспиративными квартирами родился у него только что. Целью его было заставить этих людей навести его на след городского подполья: его участников Обухович боялся меньше, чем партизан.

Однако Федор, который, видимо, пользовался среди своих товарищей авторитетом, возразил, что лезть еще раз в пасть гестапо они не желают, а будут искать партизан в лесу.

В конце концов договорились, что Михаил, как назвал себя Обухович, вернется в город к своим знакомым. Федор же с товарищами пойдет к партизанам, дня через три пришлет к лесной сторожке, неподалеку от села Выпь, верного человека, который и проведет Михаила и его друзей электромонтера и плотника — в лесной отряд.

Прощаясь, Обухович на всякий случай дал Федору адрес квартиры, где жил его знакомый — негласный сотрудник полиции.

На следующий день Обухович был в городе. Штроп, выслушав доклад агента, одобрил его план действий.

На квартиру к негласному сотруднику полиции подселили еще одного, и Обухович отправился на условленное место — к лесной сторожке у села Выпь.

9. Штроп идет по следу…

Негативы переснятых приказов уже находились на пути в партизанский лагерь, откуда их должны были отправить с первым самолетом в Центр, а между тем на аэродроме полковник Фукс забеспокоился…

После визита Алексея Вилли с большим трудом поднял своего начальника. Фукс, не понимая, что с ним происходит, никак не мог оторвать голову от подушки и, поднявшись, долго ходил по комнате, словно с похмелья.

Когда наконец полковник пришел в себя, Вилли доложил шефу, что его ждал какой-то майор, но так и ушел, не дождавшись.

— Какой майор? — проворчал Фукс.

— Вы его вызывали. Так он сказал, господин полковник… — Вилли был растерян.

— Я никого не вызывал, — снова буркнул Фукс.

Вилли страшно испугался. А полковник все настойчивее требовал, чтобы Вилли объяснил, кто же все-таки приходил и почему денщик не удосужился даже спросить фамилию майора. Какое-то смутное беспокойство охватило Фукса. Он отбросил подушку, папка лежала на месте, документы были все целы. Но полковнику показалось, что шнурки на ней завязаны несколько иначе, чем это привык делать он.

Фукс накинулся на Вилли с бранью, а тот, совершенно ошалев от страха и понимая, что в чем-то провинился, лепетал бессвязные слова оправдания.

Фукс не мог отделаться от тревожного чувства.

Что это за странный визит? И почему так невыносимо болит голова? Уж не заболел ли он?

А Вилли все лепетал, что он не мог расспрашивать господина майора, он простой солдат, только выполняет приказ. Перед денщиком маячила угроза штрафной роты, а может быть, и чего-то похуже…

Фукс, уходя на совещание, пригрозил Вилли, что все равно дознается, что за странный посетитель был у него, но в то же время приказал денщику пока молчать и никому о происшествии не рассказывать.

В тот же день Фукс проводил совещание командиров частей, дислоцировавшихся в районе города и предназначенных в ближайшее время для отправки на юго-восток. Полковник рассчитывал, что загадочный майор еще явится к нему и все объяснит. Но тот все не приходил.

Своими опасениями Фукс решил поделиться со Штропом, которого хорошо знал еще до войны. И полковник отправился в гестапо.

Они встретились как старые друзья. Штроп предложил полковнику рюмочку коньяку, но тот наотрез отказался.

— Вы понимаете, — говорил Фукс. — У меня до сих пор смертельно болит голова. Такое чувство, что кто-то был в моей комнате в то время, когда я спал. И это не бред.

Штроп попросил рассказать все подробности.

В тот же день по распоряжению Штропа в гестапо допросили денщика Фукса — Вилли Малькайта. Перепуганный насмерть, он довольно путано обрисовал внешность майора, но показал, что незнакомца привез шофер Готвальд.

Вызвали Готвальда. Тот подтвердил, что действительно привозил на аэродром неизвестного ему до сих пор офицера. Однако, кто этот офицер, он, Готвальд, до сих пор не знает.

— Где вы его встретили? — спросил гестаповец, допрашивавший Валентина.

— А на шоссе. У него сломалась машина. Он задержал меня и приказал как можно скорее доставить его на аэродром.

Дальше Валентин пояснил, что неизвестный офицер, пробыв пять-десять минут в гостинице, вышел на улицу.

Он потребовал, чтобы Готвальд, который со своей машиной, как всегда, ожидал Фукса, доставил его к дежурному офицеру, но по дороге передумал и приказал доставить его опять на шоссе к неисправной машине.