Роберт Рэдклиф - Разрушители плотин (в сокращении) Страница 33

— А я и не собираюсь пользоваться ею в суде. Я продам ее газетчикам.

Это его проняло.

— Что? Ты не посмеешь.

С формальной точки зрения я еще был офицером ВВС, а он был старшим по званию. Но оба мы были в штатских костюмах и сидели на нейтральной территории.

— Почему не посмею? Только представьте себе заголовки: «УБИТЫЙ В 617-й ЭСКАДРИЛЬЕ БЫЛ ПЬЯНИЦЕЙ», или «РАЗРУШИТЕЛЬ ПЛОТИН — ДВОЕЖЕНЕЦ», или, — тут я понизил голос, — «БЫЛ ЛИ УБИТЫЙ ГОЛУБЯТНИК ШПИОНОМ?»

— Немыслимо! Ты офицер ВВС. Я приказываю…

— Я со дня на день выйду в отставку, Фрэнк. Мне ничто не мешает это сделать. И я это сделаю.

За столом повисло ошеломленное молчание. Я потягивал пиво, наблюдая за ним. Потом понял — время нанести решительный удар.

— А еще у меня есть это. — Я осторожно расстегнул пиджак и вытащил из нагрудного кармана блокнот. — Его блокнот, Фрэнк. Тот, о котором я вам рассказывал. Который вы не могли найти.

Он смотрел остекленевшим взглядом.

— Откуда ты его взял?

— Обнаружил под половицей у него на квартире. Тесс сунула его туда после убийства. Здесь все, Фрэнк. Имена, даты — все.

Засим — тупик. Собственно, для нас обоих. Был ли Брендан Мюррей шпионом, как я подозревал? Фрэнк и компания никогда в это не верили, да и не хотели верить. По их понятиям обеспечение секретности в Скэмптоне было налажено идеально. Любое предположение, что это не так, могло теперь обернуться скандалом, причем для многих. Фрэнк тоже попадет под раздачу.

Еще одна пауза, потом тяжкий вздох.

— Ладно, чего ты хочешь?

— Снимите с нее обвинение. Она невиновна, и вы это знаете. Вы также знаете, как договориться с коллегой из Министерства внутренних дел — он скажет своему начальнику, а тот скажет министру, что ради соблюдения государственных интересов необходимо закрыть это дело. Военная тайна, защита отечества, требования времени — назовите это как хотите, но никаких прямых улик нет, и дело необходимо прекратить. В противном случае будет запятнана репутация 617-й эскадрильи, все документы из этого досье получат огласку, в том числе и мои подозрения касательно Мюррея. Как и его блокнот. Фрэнк, вы только подумайте — сам Гибсон может оказаться под судом. Да и вы тоже. Вам это нужно?

— Это шантаж, Кредо.

— Нет. Правосудие.

— А если обвинение снимут?

— На том все и закончится. Я уничтожу и досье, и блокнот.

На этом, собственно, и была поставлена точка. Через некоторое время обвинение сняли — якобы всплыли новые факты о прошлых правонарушениях Мюррея и действия Тесс признали самозащитой. Тесс вернулась домой в Бексли, ухаживать за больным отцом. А потом я выполнил обещание, взял досье и блокнот (который купил в «Вулворте» и заполнил всякими каракулями) и сжег в дальнем углу сада. Подозреваю, что Арнот сделал то же самое с оригиналом досье, так что имя Брендана Мюррея навеки исчезло из архивов разведки. Через некоторое время я послал Арноту открытку с сообщением, что дело закончено, и больше мы не общались. За исключением одного раза.

После этого я наконец-то лег в госпиталь, где занялись моим лицом. Процесс оказался долгим, мучительным, болезненным. Нет надобности описывать его в подробностях, скажу только, что Арчи сделал мне с помощью мигрирующего лоскута новый нос, а еще провел несколько операций по реконструкции губ и щек. Кроме того, он привел в порядок мою культю, подготовив ее к протезированию. Всего я провел в госпитале около двух месяцев. Хлоя была ангелом — без нее я бы все это не вынес. Мы сняли ей комнату в соседнем пансионе, и она каждый день являлась ко мне, источая бодрость и хорошее настроение, ну чистая Флоренс Найтингейл. Только красивее.

В госпитале я написал историю операции «Честайз»; до меня доходили новости о 617-й эскадрилье. Судя по всему, они в одночасье стали этаким бриллиантом короны, символом национального единства, столь ценным, что его нужно всячески оберегать. Соответственно в бой их больше не отправляли, расформировать тоже не могли. Бомбардировочное командование тянуло время, раздумывая, что с ними делать дальше. Сначала всех отправили в отпуска, потом, по возвращении, стали досылать новые экипажи, которые нуждались в переподготовке — так что возобновились тренировочные полеты. Полеты на малой высоте, полеты по приборам, горизонтальный полет над водохранилищами с помощью прожекторов и с прицелом Данна — примерно та же программа, что и раньше. Однако без конкретной задачи все это выглядело бесцельным. Как всегда, по эскадрилье гуляли слухи о новых атаках на плотины в Италии, на каналы в Нидерландах или ангары подлодок в Атлантике, но ничего не происходило.

Шли недели, подготовка продолжалась, экипажей становилось все больше, прибыли новые самолеты, но — никаких новых заданий. Скука провоцировала на потасовки. Хуже того, в Пятой группе начали подшучивать над 617-й эскадрильей — ведь остальные что ни день бомбили Германию. Их прозвали «чудом одной ночи», что их страшно злило. А еще — «кабинетными героями».

Наконец в июле — боевое задание. Эскадрилья возбужденно загудела, а потом они с негодованием выяснили, что великой 617-й поручено сбросить над Италией листовки, призывавшие деморализованных итальянцев к сдаче.

— Я ребят прекрасно понимаю, — ворчал Большой Джо Маккарти. — Нас превратили в газетчиков.

Через несколько дней — двойной удар. Подполковника авиации Гая Пенроуза Гибсона, кавалера креста Виктории, ордена «За выдающиеся заслуги» и креста «За выдающиеся заслуги», отстранили от полетов. А кроме того — от командования 617-й эскадрильей.

— Ты сделал все, что в человеческих силах, — сказал ему Кохрейн. — Пора тебе на заслуженный отдых.

Это было официальное объяснение. В кулуарах же говорили: Верховное командование считает, что Гибсон — слишком видная фигура, нельзя им рисковать. Уинстону Черчиллю предстоял важный визит в США, Гибсон поедет с ним, а потом получит продолжительный отпуск. Сам Гибсон был в отчаянии. Небо было его судьбой, и другой жизни он не знал. Он со школьной скамьи пришел в авиацию и отдал ей все без остатка. А теперь, после 173 боевых вылетов, ему приказали сложить крылья.

Однажды в середине дня я сидел в госпитале, просматривая свои записи, и вдруг раздался неожиданный телефонный звонок. Я уже шел на поправку и, говоря по правде, только и мечтал смыться оттуда и наконец нормально зажить с Хлоей. Я шел по коридору в приемную, и новый нос вроде как застил мне обзор, хотя Макиндо клятвенно уверял, что это лучшее его произведение, а Хлоя сказала, что я стал очень похож на Стюарта Грейнджера. Я взял трубку.

— Кредо? — осведомился знакомый голос. — Это Арнот.

— Здравствуйте, Фрэнк, — ответил я настороженно. — Чем могу быть полезен?

— Одним — забудешь навеки, что у нас состоялся этот разговор.

Опять тайны мадридского двора.

— Хорошо, Фрэнк, — вздохнул я. — Так в чем дело?

— В службе РТР ВВС в Чиксэндзе приняли сообщение. Из Бельгии.

РТР. Радиотехническая разведка. Итак, получена радиограмма.

— Понятно. Что за радиограмма?

— Расшифровка еженедельного доклада руководителя одного из отрядов бельгийского Сопротивления. Ничего особенного — последние новости, сводка погоды, список необходимого матобеспечения, все такое. А в конце — запрос о поручительстве.

— Чего? Фрэнк, я вас прошу, говорите по-человечески!

— Другими словами — можем ли мы поручиться за одного человека, с которым он вступил в контакт. Ну, у них принято просить поручительства за другого руководителя, или слишком любопытного соседа, или сбежавшего военнопленного.

Волосы у меня на загривке встали дыбом.

— Так за кого поручиться?

— За твоего приятеля. Некоего лейтенанта авиации Лайтфута.

— Господи! За Питера? Неужели?

— Выходит, он жив. И в тылу врага. Вернее, был там, когда пришла радиограмма. А тому, похоже, уже несколько недель. Но я подумал — надо бы тебе сообщить. Ради женушки Мюррея и все такое.

— А, да, да, Фрэнк, спасибо огромное. И от нее тоже.

— Не за что. Мы тут тоже не полные подонки.

Я как в тумане побрел обратно в палату. Чуть позже пришла Хлоя, мы обсудили замечательную новость и что из нее вытекало. Первое — у меня появился долгожданный повод сбежать из госпиталя.

— Мы скажем все Тесс при встрече, — решил я. — Бексли отсюда недалеко. Завтра и поедем на «Эм-Джи». То-то она обрадуется!

Хлоя согласилась, мы начали собираться. Но это, на удивление, было еще не все. На следующий день я сложил свои вещи, распрощался с Арчи и его подопытными свинками и сидел в палате, не без волнения дожидаясь Хлою. Проведя столько времени на больничной койке, я покидал ее со смешанными чувствами. Это напоминало захватывающий и жутковатый прыжок в неизвестность.

— Капитан Кредо? — осведомился голос с австралийским акцентом. Я поднял глаза и увидел крепкого юношу с вьющимися волосами, который смущенно топтался поблизости. На нем была форма сержанта ВВС с литерой «Б» — бомбардир — на погонах. Я вгляделся — он похудел и стал на вид старше, — потом признал его.