Алексей Матиясевич - В глубинах Балтики Страница 33

Как и все предыдущие ночи, когда лодка шла в надводном положении, я находился на мостике. По переговорной трубе через центральный пост поздравил [159] экипаж с благополучным выходом в море. Вскоре ко мне поднялся комиссар П.П. Иванов и рассказал, что обошел все отсеки и побеседовал с людьми. Настроение отличное. Все горят желанием поскорее открыть боевой счет.

Рейд пуст

Нам предстояло действовать на подходах к фарватерам, ведущим в финские шхеры Утэ и Чекарсарен, и в районе маяка Богшер. По этим путям шли подкрепления на финский фронт. А на рейде Утэ формировались караваны с грузами, идущими из Финляндии.

Еще в Кронштадте, когда я узнал о предстоящем районе боевых действий, меня стала преследовать мысль — надо проникнуть на этот рейд.

Прошли сутки нашего пребывания на позиции; ни судов, ни самолетов противника мы не обнаружили.

Я еще и еще много раз с циркулем в руках изучал рейд Утэ. Чертил курсы лодки и возможные варианты атаки. Получалось, что если на рейде окажется несколько судов, стоящих на якоре, там негде будет и развернуться. Будь у нас кормовые торпедные аппараты, было бы куда проще: развернул лодку на выход, дал залп по цели — и в море. А у нас только носовые аппараты, и маневрировать после залпа в стесненной акватории чрезвычайно сложно. Взвесив все «за» и «против», решил, что задача все-таки выполнима. Уж очень хотелось исполнить желание всего экипажа — открыть боевой счет лодки.

Был ясный солнечный день. Юго-западный ветер развел небольшую волну. В полдень, когда солнце светило в глаза наблюдателям противника, а белые гребешки волн искрились и хорошо маскировали глаз перископа, мы начали движение по намеченному плану.

На рейд вел узкий фарватер между скал. В них бил прибой, вода кипела, как в котле на жарком огне. Ошибиться здесь нельзя, — тотчас вылетишь на камни. Но [160] не зря мы тренировались на Неве. Рулевые отлично ведут лодку. Непрерывно беру пеленги приметных мест, а Харитонов работает с картой. О малейшем отклонении от курса он немедленно докладывает мне. Не отрываясь от перископа, на глаз подправляю курс. Прошли мимо разрушенного маяка Лильхару; вот и наглядное подтверждение действий наших летчиков, о которых говорил начштаба Л.А. Курников. На траверзе правого борта отчетливо виден освещенный ярким солнцем наблюдательный пост на острове Утэ. Рядом артиллерийская батарея. Перископ поднимаю на считанные секунды. Он так и ходит вверх-вниз, вверх-вниз. Когда прошли мимо поста, перископ задержал дольше обычного и увидел вахтенного — он стоял, опершись о перила площадки, и спокойно курил.

Рейд, на который мы проникли с большими трудностями и с риском, оказался, к великому нашему огорчению, пустым. Только в маленькой бухточке у пирса стояли два катера.

Начали медленно разворачиваться на обратный курс. Все расчеты для прохода на рейд я строил на точности карты и навигационной обстановки. Вестовая веха была показана на глубине 9 метров, и когда мы разворачивались на обратный курс, я не стал увеличивать скорость хода или работать моторами «враздрай», чтобы уменьшить диаметр циркуляции. По расчетам, лодка должна была пройти чисто от вехи по глубинам 10–11 метров. Но неожиданно лодка коснулась грунта и всплыла на 6 метров. «Стоп моторы! Полный назад!» Тумбы перископов и верхняя часть мостика показались из воды. Лодка остановилась. Я стремительно отдраил рубочный люк и выскочил на мостик. «Стоп моторы!» Вестовая веха оказалась справа на траверзе, на расстоянии 25–30 метров. Теперь я уже без перископа увидел орудия, обращенные в сторону моря, и наблюдательный пост. Мы находились в тылу, на внутреннем рейде. «Продуть среднюю!» Лодка сошла с мели, когда средняя цистерна главного балласта была еще не полностью осушена. «Малый [161] вперед! Курс — сто тридцать градусов!» Захлопнув рубочный люк, скомандовал: «Срочное погружение!» Мы снова под водой на перископной глубине, так и не замеченные врагом. С момента касания грунта до выхода на курс по глубоководному фарватеру прошло всего шесть минут! Но эти динамичные минуты остались в памяти на всю жизнь. Досадно было, что столь трудный поход не увенчался боевым успехом. Но он показал, что весь экипаж лодки отлично подготовлен к выполнению сложнейших боевых задач.

Аппараты товсь!

К вечеру следующего дня впервые обнаружили на горизонте группу военных кораблей: два сторожевика типа «Капарен» и два тральщика шли полным ходом к фарватеру Чекарсарен. Сблизиться с ними на дистанцию торпедного залпа не удалось. С наступлением сумерек обнаружили два транспорта в охранении двух тральщиков. В перископ видно плохо. Всплывать на поверхность? Еще светло, лодка тотчас будет замечена. Стрелять по акустическому пеленгу? Велика дистанция. Все же мы пошли на сближение, однако суда через семь минут скрылись в шхерах. Опять неудача.

Несколько дней стояла тихая солнечная погода. Необыкновенно сильная рефракция подняла острова на опушке шхер, и они как бы висели в воздухе. Во второй половине дня к западу от маяка Богшер показались и быстро исчезли шесть силуэтов судов. Они также были приподняты рефракцией.

Было светлое сентябрьское утро, когда вахтенный командир штурман. Харитонов взволнованно доложил:

— Справа по курсу дымы!

— Боевая тревога! Торпедная атака!

Не отрываю глаз от окуляров перископа. Вот мне уже видны мачты и трубы вражеского каравана. Восемь транспортов идут под охраной сторожевых кораблей [162] и катеров. Караван движется, выполняя противолодочный зигзаг. Уточнив элементы движения — курс и скорость конвоя, — выбрал крупный транспорт, идущий вторым, и повел лодку в атаку. Наступил самый ответственный момент для командира и всего экипажа. Боевой торпедный залп был тем событием, к которому все мы столько готовились. То, ради чего мы берегли технику лодки в блокадную зиму, ради чего шли через минные поля, должно было свершиться через считанные минуты.

Торпедисты Ченский, Царев, Луценко уверены в своей технике. Их командир Столов ждет команды, и вот она уже звучит:

— Аппараты товсь! — И неминуемое: — Залп!

Две торпеды вырываются из аппаратов. Лодка вздрагивает, нос ее слегка приподнимается — вот тут рулевым-горизонтальщикам зевать нельзя! Считаю секунды: «Раз, ноль, два, ноль, три, ноль, четыре, ноль...» — через минуту сильный взрыв. Подняли перископ, и я увидел на месте транспорта облако густого дыма и снующие в разных направлениях катера, остальные суда полным ходом уходили в шхеры. Один сторожевик шел в направлении на лодку. Было самое время уходить на глубину.

Сторожевик прошел почти над лодкой, но бомб не сбросил, — значит, мы не обнаружены. По-видимому, противник посчитал, что транспорт подорвался на мине.

Первый боевой залп оказался удачным. Я с благодарностью вспомнил моих преподавателей Константина Дмитриевича Доронина, Леонарда Яковлевича Лонциха, Петра Ефимовича Савицкого — авторов первого учебника торпедной стрельбы, которые читали теорию стрельбы и отрабатывали с нами на тренажере скрытный выход в торпедную атаку...

На глаз водоизмещение потопленного нами транспорта было порядка 5–6 тысяч тонн. Об этом боевом успехе тотчас передали по отсекам лодки. Всех охватило ликование: «Наконец-то и мы открыли боевой счет возмездия», — говорили моряки. [163]

Какое же значение для сухопутного фронта имело потопление одного транспорта?

На транспорте водоизмещением в 10 тысяч тонн может быть размещено в трюмах и на палубе 5–6 тысяч тонн разного груза, например 80–90 тяжелых танков или 250 бронеавтомобилей. Если транспорт перевозит войска, то в его трюмах и каютах может разместиться 2 тысячи солдат и офицеров с вооружением и боеприпасами. Отправляя на дно морское транспорт с продовольствием, подводники уничтожали двухмесячный паек четырех-пяти фашистских дивизий. Особое значение имело потопление танкера. Танкер водоизмещением в 10 тысяч тонн мог принять до 6 тысяч тонн горючего, чего хватило бы для одной заправки тысячи самолетов-бомбардировщиков Ю-88 и нескольких тысяч средних танков. В журнале «Агитатор» (№19–20 за 1942 год) была помещена статья, где подробно рассказывалось и иллюстрировалось графическими рисунками, что означает потопление фашистского транспорта, какой огромный ущерб наносили противнику наши подводники. Мы не знали, что было на потопленном нами транспорте, но, несомненно, его груз предназначался для фронта.

После атаки на пять часов положили лодку на грунт. Перезарядили торпедные аппараты и праздничным ужином отметили первую победу.

Прошло несколько дней безрезультатных поисков противника. Днем под водой, ночью над водой «утюжили» район позиции. Наконец 9 сентября обнаружили большой конвой. Два крупных пассажирских судна с ярко накрашенными красными крестами на белых бортах и два транспорта шли в охранении четырех сторожевых кораблей. Выстроены они были так, что для атаки транспортов без риска задеть госпитальные суда надо было подойти на предельно близкую дистанцию. Это удалось выполнить. Мы прошли под кораблями конвоя и, пропустив санитарные суда и транспорт, стали разворачиваться для торпедного залпа по концевому транспорту. В этот [164] момент конвой начал поворот на новый курс. Несмотря на маневрирование полными ходами, мы не успевали выйти на угол упреждения. От торпедного залпа пришлось отказаться. Будь у нас кормовые аппараты!..