Валентин Стариков - На грани жизни и смерти Страница 34

В повседневных ратных трудах накапливался опыт, раскрывался воинский талант. Головко вырастал в большого флотоводца.

Северный флот очень тесно взаимодействовал с войсками 14-й армии, помогал им и, в свою очередь, пользуясь помощью Северного фронта, активно уничтожал противника в море, сдерживал его на суше. Нельзя считать случайностью тот факт, что противник, до зубов вооруженный и возглавляемый способными генералами, планировавшими захватить Мурманск в Первый же месяц войны, был остановлен на рубеже реки Западная Лица. За все время войны на северном участке фронта он ни на шаг не продвинулся дальше. Конечно, в ходе войны планы Гитлера менялись, и он вынужден был за счет северной группировки своих войск усиливать центральные направления и тем самым ослаблять активность на севере, но решающим для нас, северян, был начальный период войны, когда противник чувствовал силу. Именно в этот период враг был остановлен.

Головко всегда детально знал обстановку, живо интересовался каждым боем. Знал не только всех командиров кораблей, но и всех летчиков. Он включался в связь между летчиками в районе воздушного боя, чтобы чувствовать пульс боя, настроение летчиков. И когда понимал, что им трудно, соединялся с командующим Воздушными Силами и просил: ребятам трудно, пошлите им еще шестерку истребителей… И ребята знали, что это командующий следит за их боем и вовремя оказывает им помощь.

Адмирал находил время встречать корабли, возвращающиеся с моря, и встречаться с офицерами в Доме офицеров. Боюсь переоценить значение личности в ходе событий, но считаю, что Головко сыграл большую роль в сколачивании нашего офицерского коллектива, всего личного состава флота, что в большой степени и определило его высокую боеспособность.

Таким был Головко. Но, рассказывая о нем, нельзя не вспомнить и о таких замечательных людях, его ближайших помощниках, как Александр Антонович Николаев — член Военного Совета флота, и Николай Андреевич Торик — начальник Политуправления флота. У этой троицы было что-то единое в отношении к людям, к делу, в оценке людских достоинств.

Заканчивая свое выступление на празднике по случаю юбилея флота, Арсений Григорьевич говорил о том, что Северный флот во взаимодействии с доблестными войсками Северного фронта успешно решает задачи, поставленные Ставкой Верховного главнокомандования, и нет никакого сомнения в том, что и впредь личный состав флота с честью оправдает доверие своего народа.

Из президиума Головко передали телеграмму. Он пробежал по ней взглядом и улыбнулся.

— Ставка Верховного командования поздравляет нас с вами по случаю юбилея и надеется, что мы и впредь будем высоко держать честь нашего флота…

За честь флага

Скоро опять в море! По сводкам за время нашего пребывания на базе обстановка в море почти не изменилась. Но однажды поздно вечером мы узнали новость, которая нас потрясла. С моря была получена радиограмма, что подводная лодка под командованием капитан-лейтенанта Видяева подорвалась на мине и потеряла ход. Это произошло в пяти милях от берега, занятого противником. Надо было спасать людей, а на базе не было кораблей, готовых выйти в море. Помощь могли оказать только подводные лодки, выполняющие свою работу в заданных районах.

Первой получила приказ и тотчас же пошла на выручку лодка К-22 под командованием капитана 2-го ранга Виктора Котельникова.

Я стою на пирсе и с нетерпением жду, когда ошвартуется корабль Котельникова. Он медленно подходит к стенке причала. На мостике вижу заросшие лица Котельникова, Колышкина и совсем еще молодое, осунувшееся и тоже обросшее — Видяева.

Котельников спустился с мостика и подошел с рапортом к командующему флотом.

Доклад продолжался не более пяти минут, обстоятельный доклад делается на командном пункте с картами и всеми необходимыми журнальными записями. Головко внимательно выслушал рапорт, задал несколько вопросов, поздравил экипаж с благополучным возвращением и пошел на КП. Котельников принял от своего помощника документы и в сопровождении Видяева и Колышкина, которые тоже захватили свои карты, направился на подробный доклад.

Уже вечером, когда все командиры по обыкновению собрались вместе за традиционным товарищеским ужином, посвященным счастливому возвращению корабля с моря, мы услышали о том, что произошло.

Более двадцати суток подводная лодка капитан-лейтенанта Видяева находилась в море. За это время к ее боевому счету прибавились еще два транспорта противника, потопленных в условиях сильной противолодочной обороны.

Последние дни погода резко ухудшилась, и это сильно мешало поиску противника. При такой погоде можно было бы не заметить вражеских кораблей. А время пребывания корабля на позиции подходило к концу.

Наступил вечер. Лодка шла на перископной глубине. У перископа работали командир соединения капитан 2-го ранга Колышкин и его ученик — командир корабля капитан-лейтенант Видяев. Они поочередно осматривали горизонт, каждый раз надеясь обнаружить противника…

— Не везет нам, — сказал Колышкин с досадой. — Сумерки сгущаются, скоро придется всплывать для зарядки аккумуляторов. Опять день пропал.

— Нужно ближе подойти к берегу, а когда всплывем, определить, где находимся. Это для нас очень важно, — ответил Видяев.

— Согласен, командир, — после некоторого раздумья произнес Колышкин. — О минах противника в этом районе данных у нас нет.

Вскоре подводная лодка легла на новый курс и, продолжая идти на перископной глубине, медленно приблизилась к берегу противника.

Прошел час. Видяев поднял перископ, осмотрел горизонт. В темноте нельзя было ничего заметить.

Неожиданно удар страшной силы потряс лодку. Погас свет. Откуда-то со стороны кормы с шумом ворвалась вода, и было слышно, как она растекается по отсекам.

От сильного толчка Видяев упал и больно ударился обо что-то рукой. «Корабль напоролся на мину!» — мелькнула мысль. Мигом созрело решение.

— Продуть весь главный балласт! — громко скомандовал Видяев, стараясь перекричать шум поступающей в лодку воды. Он чувствовал быстрое нарастание дифферента и, чтобы не упасть, ухватился за вентиль и повис на нем.

Одну за другой отдавал Видяев команды. Люди молча и быстро делали свое дело. В темноте они безошибочно приводили в действие нужные механизмы.

Справа от Видяева вспыхнул яркий луч электрического фонаря, скользнул по левому борту и остановился на глубиномере. Капитан-лейтенант, преодолевая боль в руке, потянулся к нему. Стрелка прибора показала цифру «30» и пошла дальше. Глубина, дифферент продолжали расти, но уже медленнее. Инерция погружения уменьшилась. Пущенный сжатый воздух с шумом заполнял цистерны, вытесняя оттуда водяной балласт.

Холодный пот струился по бледному как полотно лицу Видяева. Затаив дыхание, он не отрывал взгляда от глубиномера и дифферентометра. Вот стрелка зафиксировала глубину тридцать пять метров и остановилась.

— Все в порядке, командир. Всплываем! — услышал капитан-лейтенант позади себя спокойный, немного басовитый голос Колышкина.

Действительно, стрелка глубиномера дрогнула и как бы нехотя пошла обратно. Только сейчас Видяев почувствовал, что ему не хватает воздуха, и он несколько раз глубоко вздохнул.

— Молодец, Видяев! — поощрительно сказал Колышкин. — Редко кому так удается, все вовремя сделал!

Колышкин тронул за плечо Видяева. Но тот, казалось, ничего не слышал. В эту минуту капитан-лейтенант думал только о том, что критический момент действительно прошел, но необходимо выяснить обстановку. Получая доклады из отсеков, он отдавал необходимые приказания. Кое-где вспыхнули лампочки освещения, уцелевшие при взрыве.

Через некоторое время подводная лодка всплыла. От свежей струи воздуха, хлынувшего через рубочный люк, у Видяева закружилась голова. Несколько секунд он помедлил и, повернув еще на один оборот кольцо на крышке люка, вышел наверх. Корабль со всех сторон окружала черная, непроглядная темнота. Каскад мелких холодных брызг окатил его с ног до головы. Сейчас такой душ был как никогда кстати.

«Всплыть-то всплыли, но это еще не все, испытания только начинаются», — подумал Видяев. Подводная лодка находилась недалеко от вражеского берега и не могла идти своим ходом.

— Чем все это кончится? — в раздумье произнес Видяев, когда на мостик вышел Колышкин.

— Будем выкручиваться, — невесело усмехнулся командир соединения.

Капитан 2-го ранга Колышкин и капитан-лейтенант Видяев стояли на мостике. Крутая волна с шумом разбивалась о борт корабля, ледяные брызги обжигали лицо, руки в набухших от воды перчатках коченели. Время от времени Колышкин и Видяев по очереди спускались вниз, чтобы хоть немного обогреться у электрической печи.