Владимир Карпов - Генерал армии Черняховский Страница 34

Гитлеровское командование понимало опасность создания еще одного, более крупного, чем сталинградский, котла, если советские войска выйдут к побережью Азовского моря и на Днепр. Срочно были собраны все возможные резервы и переданы группе «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. Теперь уже сама обстановка избавила его от действий по деблокировке сталинградской группировки, и он, собрав воедино мощный танковый кулак, 19 февраля нанес здесь, во фланг нашим наступающим фронтам, сильный контрудар.

Этот контрудар был абсолютной неожиданностью.

Как это было не раз, увлеклись наступлением и просмотрели сосредоточение войск противника. Этим контрнаступлением Манштейн, можно сказать, перечеркнул все успехи Воронежского и Юго-Западного фронтов, отбросил их назад, на исходные позиции, и продвинулся даже дальше, захватив Белгород и Харьков!

Иначе развивались события на левом фланге Воронежского фронта, на второстепенном направлении, в полосе наступления армии Черняховского. Ее соединения, освободив Курск и сотни других населенных пунктов, продолжали успешно продвигаться на запад.

Рано началась весна. Но распутица не остановила наступления черняховцев. На полях Курской области ревели танковые моторы, тяжелые машины шли, оседая в рыхлую, мокрую землю, оставляя глубокие следы. На броне танков находился десант автоматчиков. При встрече с заслонами отступающего противника десантники мгновенно рассыпались в цепь и с ходу вступали в бой.

За передовыми отрядами танковых бригад по вязким полям двигались главные силы стрелковых дивизий 60-й армии. Ноги солдат вязли в густой грязи, в сапогах хлюпала вода, лямки вещевых мешков натирали плечи. Некогда было зайти в теплую хату, чтобы хоть немного просушить одежду и обогреться. Отступающего врага преследовали днем и ночью. По утрам от заморозков земля затвердевала, лужи покрывались ледком. Ноги мерзли в отсыревших сапогах. В грязи застревали автомобили, повозки, падали обессиленные люди. Только бойцы, перенося все испытания, шли вперед.

Пронизывающий мартовский ветер и сырость давали о себе знать. Командующий весь продрог, а машина, на которой он ехал, застряла в грязи. Колеса буксовали на месте. Это заметили солдаты, проходившие мимо колонны. Они быстро пришли на помощь и на руках вытащили автомобиль.

Черняховский, пропустив машину вперед, сам зашагал в колонне батальона, заговорил с солдатами. Его интересовало, как их кормят.

— А письма регулярно получаете? — спросил Иван Данилович одного из молодых солдат.

— Мы, товарищу генерал, щодо листив не скривджени, — с мягким украинским выговором ответил тот. — Сьогодни я в походи дистав три листи.

Черняховский довольно заулыбался — земляка встретил! Много и правильно говорят о чуткости и внимании Ивана Даниловича к подчиненным. Приведу здесь пример (из книги Шарипова), показывающий это наглядно. Продолжая беседу, командарм спросил:

— Что же вам пишут?

— Про одне й те саме: «Коли звильните ридни миця». А моя наречена написала: «Якщо мене кохаеш, убий ще одного фашиста, помстися за моих матир и брата, яких розстриляли недолюдки». Товарищу генерал, я ость у мого товарищу Грицуна справи погани. Вин сам соромиться, то я зе нього скажу. Йому ни вид кого чекати листив. Вин у нас зовсим самотний.

— А где Грицун?

— То ось вин.

Черняховский спросил Грицуна:

— Что, у вас нет родных? И девушки нет?

— Були, товарищу генерал. Але на моей батькивщине, под Киевом, хозяйничуют фашисты, я не знаю, що з ридними, в вони не знають, де я…

— Это, брат, я тебе помогу их разыскать. — И командующий тут же поручил адъютанту, чтобы через московское радио было объявлено, на адрес какой полевой почты можно посылать письма Грицуну.

И через месяц Грицун получил больше сотни писем. Ему писали девушки, пионеры, старики. Он никогда не знал их, и они не знали его. В письмах одни называли его братом, другие лучшим другом, третьи — сыном. От родных все еще не было вестей. Однако те письма от незнакомых людей, которые получал солдат, согревали ему душу.

60-я армия, успешно завершив операцию по освобождению Курска, выполняла новую, Льговскую операцию. Но к исходу второго дня наступления войска были остановлены упорным сопротивлением противника на рубеже Ольшанка — Любимовка. Нелегко давалась победа. Перед фронтом войск Черняховского снова складывалась сложная обстановка, снова требовалось противопоставить врагу внезапный маневр. Иван Данилович провел для этого сложное перемещение сил. Сковывая льговскую группировку врага в центре и нанося сокрушительные удары с флангов, войска 60-й 3 марта освободили город Льгов.

Когда машина командарма подъезжала к центру Льгова, Иван Данилович, беспредельно уставший от боевого напряжения, задремал. Увидев, что из труб некоторых домов идет дым, Комаров, желая, чтобы командир немножко отдохнул, тихо сказал водителю:

— Заверни-ка к какому-нибудь жилому дому. Пусть генерал хоть часок в тепле поспит.

Но Иван Данилович и сквозь дремоту это услышал.

— Э, милый человек! — сказал он Комарову. — Отсыпаться рановато. Перед штурмом не поспали с тобой, и смотри, на сколько хватило заряда: пять городов освободили да деревень, поселков больше сотни. Нет, теперь не до сна. Впереди еще много городов и сел ждут нас!

Здесь я хочу сделать необычное отступление от повествования. Оно не имеет прямого отношения к событиям, о которых я пишу. Но мне показалось, что стечение обстоятельств весьма любопытно. Дело в том, что я пишу эти строки в Льгове (август 2005). Не в самом городе, а в санатории Марьино.

Я это пишу, пораженный вышеописанными передрягами, распутицей, в которой наступали тогда наши воины. И вот я в этих же местах, в летнем блаженстве, в необыкновенной прелестной симфонии природы, наслаждаюсь всеми этими прелестями благодаря мужеству, мукам и победам тех бойцов. Господи, спасибо, что ты помог им выстоять и одержать победу! Господи, не дай угаснуть светлой памяти о них, наставь на путь праведный иванов, не помнящих родства, предающих забвению их подвиг, покарай возводящих хулу на святых наших воинов-победителей!

Извините меня, читатели, за это отступление. Вырвалось из души! Будьте великодушны, простите — все же мне девятый десяток идет!

Взятие Льгова имело важное значение. Оно помогло войскам 60-й армии в какой-то степени удерживать в своих руках инициативу и оттягивать на себя часть сил и резервов противника с решающего, харьковского направления, обеспечивать стык между Воронежским и Брянским фронтами.

В марте линия фронта западнее Курска стабилизировалась. Образовалась Курская дуга. К этому времени войска Черняховского вышли на передний выступ дуги и перешли к обороне. 60-я армия была передана Центральному фронту.

…Командующий Центральным фронтом генерал-полковник Рокоссовский, как и полагается, познакомился с ее командованием, войсками, состоянием оборонительных сооружений.

Вот что пишет об этом Рокоссовский в своих воспоминаниях:

«Знакомясь с войсками 60-й армии, переданной нам из Воронежского фронта, я внимательно приглядывался к генералу И. Д. Черняховскому. Это был замечательный командующий. Молодой, культурный, жизнерадостный. Изумительный человек! Было видно, что в армии его очень любят. Это сразу бросается в глаза. Если к командарму подходят докладывать не с дрожью в голосе, а с улыбкой, то понимаешь, что он достиг многого. Командиры всех рангов остро чувствуют отношение старшего начальника, и, наверное, мечта каждого из нас — поставить себя так, чтобы люди о радостью выполняли все твои распоряжения. Вот этого Черняховский и достиг (пожалуй, так же, как и командарм 65-й П. И. Батов).

Хочу еще раз коснуться понятия “сработанность”. Мне казалось, что с Черняховским каждому легко работать. Но вот член Военного совета армий А. И. Запорожец никак не мог найти с ним общий язык. Человек это был видный — старый большевик, герой Гражданской войны. В свое время он хорошо воевал. Но переменились времена, армия стала другой, а он жил и работал по старинке. И начались у него стычки с молодым, растущим командармом. Как мы с К. Ф. Телегиным ни старались сгладить их отношения, ничего не вышло. Было видно, что это разные люди и дружной работы не получится. Пришлось доложить Верховному Главнокомандующему. Сталин выслушал, подумал немного и согласился:

— Да, их надо развести.

Через два дня Запорожец был отозван в Москву».

Огненная дуга

В наступившей стабилизации фронта в районе Курского выступа в Ставке спокойно осмотрелись, изучили данные о противнике, детально все это обдумали, взвесили и стали размышлять о будущих операциях.

После войны, как и в случае с авторством плана Сталинградского контрнаступления, возникли разные версии: кто предложил, кто был первым, кто автор замысла Курской битвы? А дело было такое.