Гром и Молния - Евгений Захарович Воробьев Страница 34

И Мозжухин все вглядывался в эти лица солдат, одинаково одетых, коротко остриженных.

Не все из них уже обрели приметы, отличающие бывалых солдат. Те и каски и автоматы носят всяк по-своему и усы отпускают всяк на свой вкус, да и сама фронтовая профессия накладывает отпечаток на весь их облик. И притом в боевой обстановке у человека всегда резче проявляется характер. Люди лучше различимы на переднем крае, чем на марше или на ученьях.

Мозжухин все вглядывался жадно и дружелюбно в эти схожие и в то же время столь разные лица солдат, словно искал среди них сынов своих старых однополчан либо старался всех запомнить в лицо.

У Мозжухина было такое ощущение, что отныне забот у него в полку стало еще больше — намного больше, чем вчера. Больше стало людей, которых он должен научить военному уму-разуму, о которых должен постоянно думать. Вот такое же чувство он испытал в тот день, когда ему, комбату, поручили командовать полком.

А может, все это оттого, что у него появилась острая потребность заботиться отныне о молодом Короткове, которого он усыновил в своем сердце.

Мозжухин решил не заводить сейчас с Коротковым никакого разговора, а завтра чуть свет отправиться с ним в Алитус. До Немана было немногим более трехсот километров.

Перед сном полковник вызвал Молодых и со своей всегдашней обстоятельностью отдал приказание приготовить машину к пяти утра, взять запасные бачки с бензином и еду на троих.

Они обернутся с поездкой за один день и к вечерней поверке будут дома, в полку.

1946

ГРОМ И МОЛНИЯ

1

После дня, насквозь пропахшего отработанным бензином, было особенно приятно очутиться на батарее, где нет тягачей, где на лафете пушки можно увидеть безобидную торбу с овсом, где слышны ржание коней, звяканье уздечек, сердитые окрики ездовых, ведущих из поколения в поколение вражду с норовистыми жеребцами.

Горнисты протрубили отбой с час назад, но «синие» и «красные» еще не угомонились, и отовсюду доносились отголоски шумного и суетливого дня.

Я сидел в штабной палатке, когда появился письмоносец. Старший лейтенант, командир батареи, просмотрел свежую почту и, надрывая конверт письма, спросил:

— Разрешите?

Он был смуглолиц, слегка горбонос, говорил с акцентом и носил пилотку, низко надвинув ее на бровь.

Читая письмо, командир батареи улыбался, показывая ровные белые зубы, и все время пощипывал маленькие, будто углем нарисованные усики. Он уже собрался спрятать письмо в карман, но передумал и протянул письмо мне:

— Хотите?

Письмо было откуда-то со Ставропольщины, из конесовхоза, от старшего табунщика Дегтярева.

«Дорогие товарищи с батареи и в том числе Танхо Михайлович! Вам шлет боевой привет известный Вам Дегтярев. Встретили меня в станице, как героя. Определился работать на старую должность. Дела в совхозе идут неплохо, но за дождем мы соскучились. Также и лошади недовольны травой, которая пожухла раньше времени, и приходится все время гонять табун с места на место.

Теперь разрешите спросить за батарею: кто еще подался до дому и кто находится при лошадях — действительно конюхи или только так, время провести? Беспокоюсь насчет Грома, поскольку он скоро четырехлеток. Доводить его до дела нужно с умом, а не сразу запрягать в первый унос — давай тащи пушку! Пускай привыкает понемногу, а то жеребец кипятной, характером весь в мать, примется пушку дюжей других из болота вытаскивать — тут жеребца недолго испортить. Я ваши места знаю, не то что у нас на степи — скатертью дорога. Так что, Танхо Михайлович, ты за Громом имей наблюдение.

Пуля моя не вредит, и нога действует исправно. Нога ноет к дождю, а нынче суховеи. Остаюсь ждать ответа с новостями, а также опишите подробности про Грома, про его манеры и какого он роста — догнал Фрица или, может быть, Утюга? Напоследок сообщите, кто теперь на батарее занят кузнечным делом и приехала ли до Вас семья? В случае чего, передавайте поклон. Остаюсь известный Вам Дегтярев».

Пока я переписывал письмо себе в блокнот, в палатке один за другим появилось несколько старых артиллеристов.

Бережно подбирая утерянные было подробности, подсказывая их друг другу, старожилы батареи рассказали мне про Дегтярева.

2

В отбитой у немцев деревеньке под названием Спас-Вилки ездовой Дегтярев нашел на конюшне клячу.

Дегтярев вывел клячу во двор. Она с трудом перебирала палочными ногами и шаталась от слабости.

Живот ее был уродливо втянут, отчего ноги казались неестественно длинными. Костистая спина вся в парше. Глаза полузакрыты.

— Чистый шкилет, — мрачно сказал Дегтярев. — Такого рысака одной рукой запрягать, другой — слезы вытирать…

— Да, нечего сказать, лошадка, — сказал наводчик Салбиев.

А долговязый рыжеусый Божешнюк, исполнявший в расчете обязанности замкового, сказал насмешливо и зло:

— Этакую кралю продешевить трудно! Ее только на ниточке водить. Она и сама, видать, людей стыдится. Модница без хвоста!

Все разошлись, а облезлая кляча так и осталась стоять у плетня, поваленного взрывной волной. Привязывать клячу не было нужды. Уйти со двора она все равно не могла, а ушла бы — кому до того дело?

Когда Дегтярев вышел ночью к своим лошадям, трофейная кляча по-прежнему стояла у плетня. У нее даже не осталось сил дрожать. Худоба ее была видна и в полутьме — каждое ребро выпирало так, что грозило распороть кожу.

Дегтярев постоял, зябко повел могучими плечами, тяжело вздохнул и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Не трофей, а наказанье! Перед всей батареей сраму не оберешься. Ну да ладно, как-нибудь…

Он увел клячу в пустой хлев, стоявший напротив конюшни, и пробыл в том хлеву весь остаток ночи, до света.

Следующей ночью он опять навещал клячу раз шесть. Бегал на заброшенное колхозное гумно и нашел там ржаные охвостья; бегал на батарейную кухню за кипятком, потом что-то замешивал и запаривал в ведре.

Кляча совсем отвыкла от пойла, так что ее нужно было заново приучать пить, как новорожденного жеребенка.

Наутро Дегтярев вывел клячу во двор. Он решил отвести ее к ветеринару.

Появление ковыляющей клячи, с коротким, по-немецки остриженным хвостом, вызвало шумное оживление среди артиллеристов. Все только что позавтракали, а сейчас курили. Возможность позубоскалить была