Степан Злобин - Пропавшие без вести Страница 35

— Товарищ двенадцатый, докладываю: с направлений «Дуная» и «Дона» происходит беспорядочное движение транспорта и пехоты на главную магистраль. Регулировщики смяты. Угрожает затор. Много полных бойцами машин без командиров. Задерживать нет возможности.

— Бегут? — спросил Бурнин, вскочив с места.

Балашов, услыхав вопрос Бурнина, встревоженно подключился к их разговору.

— Товарищ двенадцатый, виноват… Хочется ведь сказать по-другому… Отходят, но не бегут. Порядок, однако, уже потеряли, отходят без боя…

— Спасибо за сообщение, — вмешался в их разговор Балашов. — Спрашивает первый. А бой? Вам слышно, где бой?

— Бой повсюду, товарищ первый! Не разберешь. Слышу винтовки, гранаты и пулеметы в расстоянии трех и пяти километров. Артиллерия, минометы на западе далеко где-то бьют. В районе шоссе был артналет — разбиты порожние автомашины. Обломки с проезжей части убрали.

— Спасибо. Держите связь до последней возможности. Буду вас вызывать для доклада. Всем старшим командирам, которые появятся в вашем расположерии, приказываю связаться со мною. — Балашов положил трубку. — Капитан, — приказал он Малютину, — свяжитесь немедленно с КПП всех фронтовых направлений. Пусть доложат, что на дорогах.

Бурнин указал командарму на карте пункт, с которым только что происходил разговор. Это было уже километрах в тридцати от вчерашнего переднего края.

— Должно быть, у нас на «Дунае» серьезный прорыв, Бурнин, — сказал Балашов. — Поезжайте вперед, к переправе. Возьмите под свой контроль движение войск на запасной рубеж и тотчас свяжитесь со мною.

В течение ночи Бурнин несколько раз справлялся, не возвратилась ли машина с Полянкиным. Машины не было, и участь Варакина все более волновала майора. Он только что приказал сообщить об убитых и раненых, доставленных с сожженного аэродрома, но не успел дождаться ответа, когда командарм приказал ему выехать.

Уже светало, когда Бурнин, предупредив охрану штаба о возможности внезапного появления танков в районе КП, выехал в сторону фронта с двумя порученцами и двумя десятками красноармейцев батальона охраны, вооруженных ручными пулеметами, гранатами и бутылками с зажигательной смесью…

Они не успели отъехать, как тут же, в каких-то пяти сотнях метров от штаба, навстречу им по шоссе начали катиться одна за другой легковые и грузовые машины. Они возникали в тумане рассвета и стремительно проносились к Вязьме.

Бурнин проехал еще километров десять вперед. По магистрали уже стало трудно продвигаться от беспорядочности встречного потока, который рыкал моторами и истошно вопил сигнальными гудками, угрожая затором. Сплошная вереница машин сгущалась, уплотняясь, и начала обгонами заливать всю ширину дороги. Это были колонны дивизионных тылов, санитарные обозы, походные редакции и громоздкие интендантские машины с зимним, еще не розданным обмундированием.

Бурнин остановился и задержал несколько встречных водителей, заставив их съехать на обочину. Он потребовал объяснения от начальника транспорта.

Тот сбивчиво говорил, что танки ворвались в тылы «Дона» и «Припяти» и сеют панику. Тылам было приказано отходить, но куда — они и сами не знали…

Здесь уже слышался артиллерийский бой, взрывы.

Бурнин колебался: приказать отходящему транспарту маскироваться в ближних кустах или позволить следовать дальше, чтобы не загромоздили пространства, которое понадобится в ближайший срок для ведения боя…

Он представлял себе, как вчера вечером разъяренным стадом кидались на окопы переднего края стальные туши вражеских танков, извергая огонь, затаптывая проволочные заграждения, в то же время взрываясь на минах, как отдельные из них прорвались через окопы, влетели в расположение штабов, в села, в деревни, в рощицы, полные землянок и блиндажей, как за ними лающей стаей мчались немецкие мотоциклисты с пулеметами и минометами, с криком, гвалтом, пальбой, и как от внезапности подымались в бегство эти тылы…

Сколько отважных ребят уже попало под гусеницы, отражая вражеский натиск, сопротивляясь! А эти не выдержали, текут как попало, лишь бы спастись…

Бурнин отпустил их и отрядил связного к Балашову с просьбой выслать на шоссе не менее роты регулировщиков, чтобы прекратить безобразие и не допустить заторов, особенно потому, что приближающееся утро грозило ударами авиации по дорогам и переправам.

Однако по мере продвижения к западу Бурнин заметил, что на шоссе появились регулировщики. Машины с фронта здесь двигались ровно, не затопляя дорогу. А на днепровской переправе не то что не было сутолоки, но даже царил порядок, хотя сюда уже доносилась стрельба из винтовок и пулеметов.

У контрольно-пропускного пункта к Бурнину подошел старший лейтенант с красной повязкой.

— Начальник КПП Шутов, — назвался он. — Товарищ майор Бурнин? Вас «Волга», первый, вызывает.

Спустившись в блиндаж, Бурнин увидал Ивакина с телефонной трубкой в руке. Он сидел на скамье, сняв каску, ероша свои седоватые повлажневшие волосы, и спокойно говорил с Балашовым:

— Первой продвинулась на новый рубеж часть Щукина. Дальше Дуров прошел, тоже располагается на заданном рубеже. Мало их. Тылы утекли, где-то они там у вас. Надо вылавливать, возвращать. Части Волынского отошли не все: слева на них навалились фашистские танки с мотопехотой. Арьергард оторвался, ввязался в бой. Слышно — бой продолжают. Дивизия Старюка помята с фланга, с направления «Дуная», однако с боем отходит через понтонную переправу… — Ивакин говорил повествовательно, разъяснял без спешки, даже шутил. Бурнин почувствовал, что и Балашов ему отвечает тоже спокойно.

— Тут твой помощник прибыл кстати, Бурнин, — продолжал Ивакин. — Не беспокойся, мы с ним позаботимся вместе об этом… Слушаюсь… Да, так точно. Оба запасных батальона с боем вышли с направления «Ангары». Я их для того и использовал… Слушаюсь… В царской армии говорили: «Рад стараться!» — Ивакин усмехнулся, явно получив одобрение Балашова. — Нет, боепитание, думаю, будет в порядке. Ты прикажи мне кухни прислать, — если успеют, то сразу с горячей пищей. Штук десять кухонь… Да нет, без всяких шифров, без символов и псевдонимов — пищу горячую! Кухни! — Ивакин кончил свои сообщения и слушал. Вдруг дернулся нетерпеливо. — Какой такой может быть политотделу отход?! — вдруг вспыхнул Ивакин. — Скажи им, что они мне нужны впереди… Да. И вместе с редакцией, с типографией. Их место — тут, рядом со мной. А в политотделе оставить двух человек. Если будет приказ отходить, то им шоферы и бойцы охраны помогут. В охране оставь им не больше двух отделений, а остальных всех тоже ко мне! Я их научу гранаты под танки бросать… Ладно. Если позволишь, Петр Николаевич, Бурнина я здесь пока удержу. Мне нужен помощник. При первой возможности освобожу его… Понимаю, что он тебе тоже нужен… Есть связь держать!

— Ну, здравствуй, товарищ Бурнин! Пошли на дорогу. Дела у нас с тобой — горы Кавказские! — воскликнул Ивакин.

Они вышли из блиндажа КПП на шоссе, где ожидал броневик Ивакина и мотоциклисты Бурнина.

— Командарм приказал срочно выставить по правому берегу заслоны, задерживать отходящих и приводить их в воинский вид, пока на левом берегу наши части прочно займут рубеж, — продолжал Ивакин. — На деле теперь доказывай, что ты, как по-царскому говорили, «штаб-офицер»! Ведь я еще в царской армии побывать успел… Не веришь? По-твоему, я молодой? — чуть с похвальбой сказал он, и при этом курносое лицо его показалось еще моложе и чуть наивным.

Члена военного совета армии Ивакина Бурнин знал как человека, которого любили бойцы и уважали командиры. В первый момент он производил на скептика впечатление слишком шумного бодряка, который нарочито подделывается под народный говор, чтобы быть ближе к массе. Но при более близком знакомстве умному человеку делалось ясно, что живой темперамент, шумная говорливость и простота — это свойства его характера. Он говорил многовато, но не болтал, а все время сам действовал…

После сумбура, который творился по пути на шоссе, вид района, где вмешался в стихию Ивакин, наконец несколько успокоил Бурнина.

Заградительные отряды, выставленные членом военного совета из состава запасных батальонов, выдвинутых вчера к передовому КП, уже начали образовывать с запада новый рубеж, насыщенный пулеметами, автоматами и противотанковой артиллерией. По мысли Ивакина и Балашова, этот импровизированный рубеж должен был послужить заслоном, пока на указанных и ранее оборудованных позициях наладится настоящая оборона силами отходящих частей. Вперед он успел выслать группу разведчиков.

— Черт, всю ночь не спал, и сна ни в одном глазу! — сказал Ивакин. — Из драпачей сформировал уже около двух батальонов справа, а новые резервы для формирования так и текут! Теперь уже самих драпачей в заградители ставлю!.. А знаешь, Бурнин, пожалуй, у нас за левым флангом очень серьезный прорыв! — сказал Ивакин, понизив голос. — И на нашем правом беда: связи-то с Мушегянцем и Лопатиным так и нету! От Острогорова и Ермишина тоже ни слуху ни духу, и Чалого нету. И куда подевался?! Как в воду! Ну, как ты считаешь, Балашов-то командовать будет? — вдруг спросил, прищурясь, Ивакин интимно и доверительно, так что Бурнин смутился. Он все не мог привыкнуть к своей новой роли оперативника штаба армии и потому при подобных вопросах в первый момент чувствовал как бы подвох.