Николай Пронин - Бойцы Сопротивления Страница 35

Оказалось, что до вечернего поезда еще оставалось больше трех часов. Все это время я ходил по перрону, пока наконец не подали состав, который я ждал».

(Из дневника)

Утром, едва лишь поезд начал подходить к Ардуазу, Рябов услышал французскую и русскую музыку. И тут же увидел в окно вагона партизан, которые четкими колоннами выстроились вдоль платформы. А там поближе к вокзалу толпились гости: стояла импровизированная трибуна, сделанная из ящиков, возле которой суетился его заместитель — Вишняк.

Увидев лейтенанта, он радостно замахал руками, кинулся навстречу.

— А ты прикатил вовремя. Сейчас начнется митинг!

В час расставания было сказано много идущих от сердца слов. Но вот была предоставлена возможность выступить Рябову.

— Товарищи офицеры, сержанты, бойцы, дорогие гости, — заговорил он негромко, — сегодня мы покидаем Францию, на земле которой сражались с ненавистным врагом, где остаются лежать в земле наши товарищи по оружию. Прежде всего почтим их память…

Партизаны обнажили головы, долго стояли в суровом молчании.

— Покидая Францию, — продолжал Рябов, — мы не прощаемся с нашими французскими друзьями. Такая дружба, как наша, не забудется!

Теперь, когда кончилась война, там, на родной земле, нас ждет много дел. Нужно восстанавливать разрушенное войною хозяйство, залечить раны, нанесенные нашей стране. Забот и хлопот хватит всем.

Так поклянемся же здесь под своими боевыми знаменами перед лицом своих товарищей в том, что мы не уроним партизанской славы и там, у себя дома, будем столь же беззаветны и самоотверженны в труде, как воевали здесь, на французской земле.

— Клянемся!

Над площадью, над вокзалом звучит дружное: «клянемся!».

Играет духовой оркестр. По щекам многих партизан и гостей текут слезы. Но вот послышалась команда: «По вагонам!» Отъезжающие заняли свои места. В открытые окна полетели букеты, и поезд, раскрашенный гирляндами и цветами, тронулся.

— До встречи, камрады, — кричат французы, а кто-то из русских декламирует Блока:

Да, ночные пути роковыеРазвели нас и снова свели,И опять мы к тебе, Россия,Добрели из чужой земли!

— Пока еще не добрели, — возразил кто-то.

— Ну, теперь уже почти, — ответил тот же голос, что читал стихи.

До свидания, Франция, до свидания, друзья франтиреры!..

Сердце стучало легко и радостно — на Родину, на Родину!.. И в унисон этому стуку летели счастливые мысли о том, что теперь-то уже они непременно вернутся домой, вновь будут ходить по родной земле, ставшей после стольких лет скитаний и мытарств еще дороже и роднее!

Эпилог

Двадцать пятого августа — день освобождения Парижа от немецко-фашистских захватчиков, у Рябовых принято считать и особым праздником. Обычно в этот день в их доме накрывается праздничный стол, приходят гости. В селе уже знают эту традицию Рябовых. Рано утром, принеся пачку телеграмм и писем, почтальонша весело поздравила:

— С праздником, Иван Васильевич!

Рябов прежде всего пробежал телеграмму от Петриченко и Загороднева: «Здоровья, счастья, друг, — писали они, — очень жалеем, что не можем приехать на встречу».

В полдень, когда собрались гости, у калитки неожиданно остановилось такси: из него вышел пожилой мужчина, слегка прихрамывающий на правую ногу… Иван Васильевич некоторое время стоял растерянный, смотрел, не веря своим глазам, затем взволнованно воскликнул:

— Алеша, дорогой!

Гости, разумеется, уже слышали об Алексее Дмитриевиче Зозуле из рассказов Рябова, видели фотографию, привезенную из Франции, на которой Зозуля снят в каракулевой кубанке, этаким лихим казачонком. Теперь этот казачонок уже сед. Прошли годы, но бывший подпольщик не забыл своего вожака.

Сам Иван Васильевич поселился в Архиповке сразу после возвращения из Франции. Здесь его отыскал орден Отечественной войны второй степени, здесь, проработав много лет учителем в школе и секретарем партийной организации села, ушел на заслуженный отдых. Рябов никогда не прерывал связи с товарищами по французскому Сопротивлению. Переписка эта продолжается и сегодня.

На Украине живут Никифоров и Петриченко, Загороднев и Вишняк, и некоторые другие герои повести. Все они уже на заслуженном отдыхе. Из Киргизии шлет полные оптимизма письма Петр Охотин, а с Винничины — Георгий Карасюк, из Адлера — Дмитрий. Гирин (Виктор Жира). Недавно он тоже побывал в Архиповке. Было о чем им поговорить, что вспомнить.

Вернулись на Родину супруги Модрах.

Теперь их уже нет в живых, как нет в живых и некоторых других героев повести.

После возвращения из Франции Алексей Зозуля окончил институт иностранных языков и ныне преподает французский язык в одной из школ на Полтавщине…

И вот друзья встретились вновь…

— Так, говоришь, преподаешь французский язык? — улыбнулся Иван Васильевич Алексею Дмитриевичу. — Значит, не забыл Францию.

— Как можно? Сколько там было пережито, передумано, сколько осталось товарищей по Сопротивлению. Интересно было бы встретиться с ними, узнать, как сложилась их судьба.

— Еще как! — согласился Рябов, подумав об Анри и Морисе, Луи Бернаре — Капитане, и Реймане Телье. По складу характера, по своим мировоззрениям — это все разные люди, но он почему-то был уверен, что они находятся в рядах тех, кто борется за мир и дружбу между народами.

— Вам больше не приходилось бывать во Франции? — спросил Зозуля.

— Нет, — ответил Рябов. — Впрочем, — добавил он, загадочно улыбаясь, — с французами я встречаюсь довольно часто…

Алексей Дмитриевич поднял удивленные глаза, хотел было спросить — где именно, но не успел. Словно предвидя этот вопрос, Иван Васильевич шутливо проговорил:

— Давай-ка, Алеша, ложиться спать, а то на завтра программа намечена обширная, всего можем и не успеть…

Утром гость еще нежился в постели, а Рябов уже исчез из дома. Вернулся он в хорошем настроении и уже с порога предложил:

— А что, Алеша, не совершить ли нам экскурсию, ну, к примеру, на газоперерабатывающий завод? Предприятие новое, интересное. Сейчас как раз туда отправляется попутная машина.

Из газет Зозуля знал, что под Оренбургом на базе крупнейшего в Европе месторождения строится газоперерабатывающий завод, и, конечно, интересно было посмотреть на него. Но он сразу понял, что дело тут не в заводе, что за этой поездкой кроется что-то еще.

Он испытующе посмотрел в глаза Ивана Васильевича, прятавшего лукавую улыбку, на Анну Михайловну — его жену, но что они затеяли, так и не понял.

— Ну что ж, экскурсия так экскурсия, — согласился он и начал собираться.

«Газик» тут же укатил. Анна Михайловна осталась одна. Она, разумеется, знала цель поездки — была в «заговоре» с мужем. На минуту представила себе, как будет удивляться Алексей Дмитриевич, когда его станут знакомить с французами, как, возможно, они примутся вспоминать события давно минувших дней (среди французских специалистов есть и ветераны второй мировой войны), и улыбнулась.

Муж и гость вернулись уже в сумерках. Анна Михайловна встретила их у калитки и сразу поняла, что поездка прошла успешно.

— Вот уж не ожидал я увидеть подобное, — заговорил Зозуля возбужденно. — Когда мы приехали на завод и ваш супруг подвел меня к этим представительным господам и сказал: «Знакомьтесь, Алексей Дмитриевич, мсье Лепель, а это мсье Пьер Одуф», — у меня глаза полезли на лоб. Откуда, думаю, здесь, в далекой оренбургской степи, французы?.. Кстати, этот Пьер мне очень понравился…

— А какое впечатление оставил у вас мсье Лепель? — весело спросил Иван Васильевич.

— Остроумный парень, но этот Пьер бесподобен… А знаете, что сказал нам на прощание мсье Одуф? Он сказал: «Вот ведь как получилось: мы вместе у вас воевали с общим врагом, а теперь мы вместе строим». На это ваш супруг заметил: «Это же прекрасно, так и должно быть у хороших друзей!» — «Да, так и должно быть», — согласился Пьер, и мне показалось, что он сказал это искренне, — закончил свой рассказ Зозуля.

— Мне тоже, — подтвердил Иван Васильевич задумчиво.

«Вместе с итальянскими борцами Сопротивления в партизанских отрядах сражалось значительное число военнопленных солдат и офицеров, бежавших из фашистских концлагерей. Среди них были югославы, чехи, американцы, англичане, новозеландцы, австралийцы. Наиболее активное участие в итальянском движении Сопротивления принимали советские граждане, которых в общей сложности было около 5 тысяч человек. Они сражались почти во всех отрядах, бригадах и дивизиях Корпуса добровольцев свободы и в ряде случаев командовали партизанскими отрядами…