Павел Кочегин - Человек-огонь Страница 35

— О, я обожаю казаков! — рассматривая фотографию, восхищалась она. — Они все подтянутые, стройные и нахальные. Красавец! Большой успех имел бы у наших женщин.

— Нет, нет! Мой муж не такой, — вспыхнув, проговорила Анна Ивановна.

— Наивно, милая, — бросив холодно в ответ, Агния Яновна вышла из комнаты.

Только что прошел теплый дождь. Тучи разошлись, и солнце медленно катится к горизонту.

Анна Ивановна сидит в кабинете главного врача, смотрит в окно на спокойный закат, а на душе тоскливо, тревожно: «Жив ли Николай? И что с мамой? Ни одной весточки из Куртамыша».

Вошла Агния Яновна.

— Вы случайно не знаете казака Томина? — спросила она. (Анна Ивановна жила под чужой фамилией.)

— Томина? — протянула она, с усилием поборов душевное смятение. — Томина? А что такое? Никакого Томина я не знаю…

— Отчего вы побледнели? Я просто спросила, ведь ваш муж тоже казак, может быть, знакомы.

— А что случилось?

— Ничего особенного. Вот в газете «Русская армия» пишут, что кавалерийская банда Томина прорвалась в тыл, но в районе Егоршино была окружена и полностью уничтожена. Главарь изрублен на куски нашими кавалеристами, и его труп растаскивает воронье.

У Анны Ивановны сердце зашлось.

— Страх-то какой!

— Не понимаю, чего тут страшного, — Агния Яновна повела плечами.

Три дня Анна Ивановна изнемогала от кошмаров. На четвертый день в «Русской Армии» вновь появилась статья о том, что банды Томина окружены в Ирбите и уничтожаются. Через пару дней эта же газета сообщила читателям, что банды Томина уничтожаются в Камышлове.

Анна Ивановна была теперь уверена, что ее муж жив, здоров и продолжает громить белых.

— Так кто же этот Томин? Странно… Его уничтожили в Егоршино, он воскрес в Ирбите. Уничтожали в Ирбите, воскрес в Камышлове. А теперь где ждать его воскресения? — возбужденно говорила Агния Яновна.

— Видать, в Кургане, — спокойно ответила Анна Ивановна.

— А мы куда? Они же могут прийти сюда и всех нас перебить…

— Может, и не всех…

— Вы хотите остаться у большевиков? Милое дело! Нет уж, я хоть на край света, но с большевиками жить — упаси боже!

В начале августа до Птичьего долетела радостная весть, что отряд Томина освободил Шадринск, двинулся на Шумиху.

Муж Агнии Яновны прислал за ней двух солдат, и она, в спешке упаковав чемоданы, уехала.

Анна Ивановна с часу на час ждала встречи с мужем.

Однако встречи в Шумихе не произошло. Выполняя приказ командующего Восточным фронтом Михаила Васильевича Фрунзе, Томин повел отряд из Шадринска на станцию Юргамыш с целью выйти на железную дорогу Челябинск — Курган, отрезать путь отхода белым перед фронтом Пятой армии. Но боевая обстановка сложилась так, что начальник Тридцатой стрелковой дивизии Николай Каширин вынужден был изменить маршрут Томинскому отряду. Томин повел конников на Курган.

…Греет солнце. Двое суток в седле, слипаются глаза, хоть пятаки вставляй. Аверьян прижимает Игривого ближе к Пашиному Чалке, хватает товарища за нос.

Павел вздрагивает, видит смеющихся товарищей.

— Что, клюешь, Павлуша?

— Ага. Слышал я — на сытый желудок плохо спится. Кому как, а я плохо спал, когда голодуху гонял. А как брюхо навалишь под завязку — сплю хоть бы хны.

— Значит, сытому веселее, чем голодному? — нарочито серьезно спрашивает Томин.

— Ага.

— Ну сколько надо тебя учить, как отвечать, — с укоризной протянула Наташа. — Николай Дмитриевич! Он просто невозможный ученик, хоть плачь с ним.

— Паша, если я услышу про тебя еще такое, не видать тебе больше черных глаз.

— Вам шутки, а я серьезно, — обиделась Наташа.

…Огромным треугольником раскинулся на всхолмленной Зауральской равнине Илецко-Иковский лесной массив, пересеченный множеством речушек, дорогами и лесными тропами. В восточном углу этого треугольника — Курган, цель рейда кавотряда.

В эту чащобу, словно надевая на себя огромный маскхалат, двинулись красные кавалеристы. Лес, хорошо укрывая всадников, был одновременно и противником их. Не давал возможности биться в конном строю. Пришлось сражаться пешим против белой пехоты.

Солдаты противника переходили к томинцам по одиночке и целыми группами.

Среди перебежчиков оказался двоюродный брат командира Павел Леонтьевич Томин. Николай Дмитриевич слышал, что Павла Томина, семнадцатилетнего юнца, мобилизовали колчаковцы. О дальнейшей его судьбе он ничего не знал. И вот их пути так неожиданно сошлись под Курганом.

Томин узнал, что брат артиллерист и послал его к пушкарям.

В жестоких боях кавотряд во взаимодействии с 270-м Белорецким стрелковым полком разгромил войска генерала Джунковского и к вечеру 12 августа занял кордон Лесной Просвет. Вечером в штабе Сводного кавотряда Томин собрал командный состав частей и подразделений и поставил боевую задачу — овладеть Курганом. Все было разработано и предусмотрено до мельчайших подробностей.

— Курган! Ворота в Сибирь! — повсюду слышались радостные возгласы красноармейцев.

Командование белых решило покрепче закрыть эти ворота, остановить наступление красных на Тоболе и спешно перебросило сюда свежие силы.

Жаркий, боевой день 13 августа. Петроградо-Уфимским полком заняты Введенское и Зайково. Впереди Курган!

Как всегда перед большим сражением Томин лично выехал на рекогносцировку местности. Он внимательно просматривал в бинокль каждый бугорок, перелесок, овраг. Места до мельчайшей подробности знакомы. Много раз приходилось бывать ему в этом городе по заданию хозяина. Из каждой поездки в Курган он привозил в Куртамыш пачки политической литературы для своих товарищей-единомышленников.

В бинокле — панорама деревни Курганки, прижавшейся к обрывистому берегу Тобола. Томину известно, что там скрывается отряд белоказаков, однако численность его разведке установить не удалось. Это беспокоит командира.

К штабу подскакал на взмыленном коне всадник. Его голова безжизненно опустилась на гриву, плетьми повисли руки. Ординарцы сняли красноармейца с коня. Он открыл помутневшие глаза и, тяжело вдыхая, прошептал: «Приказ… седле… о-ох…»

Боец еще что-то хотел сказать, но из его груди вырвался глухой хрип.

Когда Павел нашел зашитый в седле приказ и принес его Николаю Дмитриевичу, возмущению командира не было границ.

— Отставить наступление на Курган! Так мы уже в Кургане! — возбужденно выкрикнул Томин. — Что будем делать, Виктор?

Русяев прочитал и хладнокровно бросил:

— Наступать!

— Правильно! У нас есть приказ командующего фронтом, и мы не имеем права его не выполнить. Героя похороним утром в Кургане, а сейчас — вперед! — приказал командир.

Томин вынес командный пункт ближе к передовым позициям, на холм. Отсюда хорошо видно, как после беглого обстрела передовой линии обороны врага из единственной, оставшейся в отряде пушки пошли в атаку Красные гусары. В районе железнодорожного моста застрочили пулеметы 270-го Белорецкого полка.

Белые отбивают две атаки Красных гусар. Кавалеристы идут в третью. Пробита брешь в проволочном заграждении. Бой завязался в первой линии окопов.

— Молодцы, молодцы, ребята! Круши их! — воскликнул Томин.

Солнце садится все ниже. Вот огромный диск коснулся земли и раскаленным чугуном пополз по горизонту. От деревни Курганки стаей птиц оторвались всадники. По всему видно, белоказаки целят в правый фланг наступающих.

Командир Сводного кавотряда не спеша садится на Киргиза, поправляет кобуру пистолета. Вот он потрогал бороду, повернул голову назад, одобрительно кивнул бойцам и негромко сказал:

— Понес!

Скрежетнула сталь клинков о металлические оправы ножен. Красные кавалеристы волной перекатились через холм.

Увидев красных, белые делают разворот влево и вскоре огромные валы столкнулись. Лязг металла, ржание коней, стоны и проклятия раненых наполнили долину. В свалке боя Аверьяна Гибина оттеснили от командира. Он видит, как к Томину рвется пожилой белоказак с черной окладистой бородой. По сердцу словно ножом полоснули. Аверьян на миг закрыл глаза. Нет, сердце его не ошиблось.

— Отец! — сколь есть мочи крикнул Аверьян. — Отец, — назад!

Гибин-старший метнул на сына злобный, полный ненависти взгляд, дал шпоры коню, и шашка его блеснула над Томиным.

— Отец! И-ах!

Казак обмяк и сполз с коня.

— Эх, отец, отец, — склоняясь над мертвым, шепчет Аверьян. Бой быстро удаляется к Тоболу, шум его затихает.

— Где командир! — как молнией обожгла мысль ординарца. Аверьян пришпорил Игривого и помчался догонять своих.

При подходе полка имени Степана Разина к Троицку Пуд Титыч Тестов поставил в коробок чугунный сундучок с золотом и погнал на восток. Его тройка обгоняла шикарные, покрытые дорогими коврами кареты купцов и промышленников, брички казачьей верхушки с награбленным добром, пешеходов, идущих куда глаза глядят от большевистской «расправы».