Александр Косарев - Картонные звезды Страница 36

— Ну-с, замечательно, Александр, — незамедлительно ставит в списке какую-то отметку секретник, — запиши быстренько свой рецепт на бумаге и можешь быть свободен.

Говорит он эту фразу явно от всей души, и глаза его сияют с особой гордостью. И даже жирную птичку-галочку около моей фамилии он прочерчивает твердой рукой, уверенно. Он уже и теперь знает, что через неделю стоящий перед ним рядовой отбудет в дальние страны и в полку опять останутся лишь три человека с фасонистым, музыкальным скрипом сапог.

Ханой. (ТАСС) Ясный ответ ДРВ

Министр иностранных дел ДРВ Нгуен Зуй Чинь, разъяснил позицию Правительства ДРВ в отношении разрешения вьетнамского вопроса. Он заявил, что Демократическая Республика Вьетнам будет разговаривать с Соединенными Штатами Америки после того, как США прекратят бомбардировки и любые другие военные действия против ДРВ.

Проходят еще два ничем не примечательных дня. Стою в коридоре казармы, на вечерней проверке. «Что за жизнь, — думаю, — абсолютно никакой ясности насчет будущего. Смена — сон, смена — сон. Все вроде бы идет как обычно. Никто ни на что даже не намекает. Ни за мою кандидатуру никто не высказывается, ни против. Полная загадочность».

Вид я стараюсь сохранять при этом бодрый, но в душе все равно скребут «кошки». Страшно опасаюсь, что наше возможное путешествие и вовсе отменили. Но поскольку никто и ничего определенного не говорит, то некоторая робкая надежда на поездку у меня пока остается. Тем более что из полка все еще никого и никуда не отправили.

Очередной трудовой день окончен, мы пересчитаны дежурным по роте по головам, и можно немного расслабиться. Поскольку в списке на ночную смену моей фамилии нет, то моя солдатская душа тихонечко радуется предстоящему отдыху. Вед у меня целая ночь впереди, это вам не шутка!

— Рота, отбой!

Бухаюсь в койку. Какое счастье, что нам недавно выдали новые матрасы. На старых «ошметках» уже было невозможно спать. Кроме того, утренняя заправка постелей превращалась в истинную пытку. Измочаленные за долгие годы непрерывной эксплуатации, наши матрасы были совершенно не способны далее сохранять требуемую по Уставу форму. Я как-то слышал, что в других частях старшины заставляли солдат равнять края Заправленных одеял специальными дощечками, для придания койке вида совершенного параллелепипеда. У нас, слава Богу, такой «дичи» не наблюдалось, но, тем не менее, за общим видом казармы все ответственные смотрели очень даже бдительно. Среди ночи сквозь сон слышу, как дневальный поднимает нулевую смену, но никак внешне на это не реагирую. Мне еще долго-предолго спать до общего подъема, и мои болезненно настороженные уши мгновенно отключаются от окружающей действительности, будто в голове срабатывает некое электронное реле времени. Но вскоре я неожиданно ощущаю, что и меня трясут за плечо. Но не абы как трясут, а осторожненько.

— Сашок, вставай скорее, — шепчет мне на ухо дежурный по роте Виктор Щекин.

— Что такое? — шепотом интересуюсь я, протирая слипшиеся глаза. — Случилось что?

— Ничего не случилось, — поторапливает меня Виктор. — Вас с Преснухиным в штаб требуют.

— В штаб? — никак не доходит до меня. — Что мне в штабе делать-то в такую рань? Опять канализацию чинить? Сколько времени сейчас, не подскажешь?

— Половина пятого.

Голова словно ватная, и никакие разумные мысли в такую голову, да еще в такую рань, не лезут. Но делать нечего, зовут — надо идти. Кое-как одеваюсь и, зевая на ходу, иду в умывальную комнату. Именно в умывальную, поскольку душ рядовым не положен. Там уже вовсю плещется бодренький Федор.

— И тебя сдернули? — поворачивает он ко мне наполовину выбритую щеку.

Я скорбно киваю.

— Там, наверное, что-то очень специфическое случилось, — предполагает он, ловко орудуя опасной бритвой. — Иначе нас так рано не подняли бы. Ведь все офицеры спят еще, поди.

— Наверное, опять водопровод прорвало, — предполагаю я, тоже начиная бриться. — Там трубы надо целиком менять, а не по кусочкам заплаты ставить. Тогда он и работать будет.

Застегнув ремни, мы с ним совсем уж было собираемся покинуть казарму, как дежурный нас останавливает в самых дверях.

— Велено передать, — говорит он, — чтобы вы взяли вещмешки, личные вещи и оделись по форме номер три.

Мы с Федором удивленно переглядываемся. Но спорить и выяснять подробности мы не приучены. Сказано — сделано. Отыскиваем в полутьме свои мешки и складываем в них наши скромные пожитки. Десять минут на сборы и все готово. Надеваем теплые куртки и выскакиваем на улицу. Такое впечатление, что зима вновь вернула свои права. Свищет пронзительный ветер, и в такт его порывам тревожно мечутся лампочки на деревянных столбах. Трусим к штабу. Не то чтобы очень торопимся, скорее согреваемся. У дверей видим крытый УАЗ и небольшой автобус, обычно используемый для перевозки офицеров. Мы снова переглядываемся. Выходит, что бодрствуем не только мы, а еще и кто-то из офицерского состава не спит. Градус интриги резко возрастает. Входим в знакомые двери и сразу же натыкаемся на заметно встревоженного Стулова, держащего в руках какую-то толстую тетрадь.

— А-а, это вы, — плотоядно улыбается он, — Косарев и Преснухин прибыли! Хорошо-о!

Он чиркает что-то в тетради и, подняв на нас глаза, указывает карандашом направление нашего дальнейшего движения. — По коридору налево, комната № 6.

— Что случилось, Владимир Владиславович? — спрашиваю у него. — Авария какая приключилась, или что еще?

— Сейчас все узнаете, — темнит он, пряча свой взгляд в недрах тетради.

И только тут меня чуть не сбивает с ног мысль о том, что нас прямо сейчас и отправят в ту самую заветную командировку, о которой я столько мечтал.

«Не может этого быть, — тут же мысленно охлаждаю я сам себя. — Ну, не делается же это таким образом, ночью, без какого-то предварительного оповещения. Нет, наверное, все же где-то трубу прорвало».

Заходим в указанную комнату. Там уже сидит всем известный весельчак и проказник Камо с ПЦ и водитель из третьей роты Иван Басюра, однажды прославившийся тем, что умудрился переехать реку на своем грузовике в тот самый не подходящий момент, когда ремонтные рабочие сняли с мостика поперечные доски. То есть он проскочил на другую сторону только по двум продольным лагам. Его потом долго склоняли за это на всех собраниях, что его возмущало.

— Так это же высший пилотаж вождения! — разводил он при этом руками, как бы в ответ на начальственную критику. — Каждый армейский водитель должен уметь так ювелирно ездить…

Не успели мы усесться, как вновь распахнулась дверь и на пороге появился Толик Щербаков в сопровождении сверхсрочника первой роты по фамилии Башутин. Там он сейчас за старшину. Пока мы обменивались приветствиями, в комнату гурьбой, словно по тревоге, ввалились Воронин, Стулов и майор Григорян. Мы без всякой команды вскочили и встали по стойке смирно, поскольку офицеров положено приветствовать стоя даже в пять ночи. Мы надеялись, что нас тут же усадят обратно, но не тут то было.

— Командование части, выполняя указание директивы 017-36/68 Генерального Штаба, — принялся зачитывать по бумажке Григорян, — приняло решение направить в качестве военных советников в Социалистическую Республику Вьетнам: капитана Воронина М.А. и старшего лейтенанта Стулова В.В. Для обеспечения деятельности указанных офицеров в качестве добровольных помощников вместе с ними командируются следующие военнослужащие.

Майор перевел дух и зачитал фамилии всех остальных.

— Есть среди вас не согласные с данным приказом? — повел он по нашим лицам крайне напряженным взглядом. — Имею в виду в смысле добровольности? — не слишком понятно добавляет он.

— Не понял, — шепчет мне на ухо Федор. — Всех нас во Вьетнам, что ли, посылают?

— Конечно, дуралей, — прошипел я в ответ. — Поехали, ты чего! Там ведь тепло круглый год, фруктов всяких завались. Да и новые места посмотрим. Хватит уж нам в этой холодрыге мерзнуть!

— Так вот для чего… — начал было он, но Григорян не дал ему закончить.

— Если возражений ни у кого нет, то прошу по одному подходить ко мне и расписываться в соответствующих документах, — заявил он таким тоном, что можно было подумать, что неподписавшихся ждет как минимум расстрел на месте.

Поэтому все мы дружно промолчали. Офицеры, те обо всем наверняка знали заранее. Другие, вроде меня, кое о чем догадывались втихомолку. Ну а третьим и вообще не рекомендовалось раскрывать рот (приказано — иди, подписывайся и нечего тут антимонии разводить…).

Минута, данная якобы на размышление, прошла, и нас начали по одному вызывать к столу. Вначале пошел Басюра, потом Башутин, потом я, строго по алфавиту. Требовалось расписаться и собственноручно проставить дату сразу в трех или четырех бумагах. Содержания их всех я в создавшейся у стола суматохе не запомнил, но то, что нам надлежало молчать обо всем, связанном с поездкой, в течение двадцати пяти лет, запомнил навсегда. После того как все расписались, майор расцвел прямо на глазах. Пересчитав и сложив окончательно оформленные документы в папку, он тут же принялся раздавать нам аттестаты, проездные документы, кое-какие деньги и прочие бумаги, совершенно необходимые для военнослужащих, передвигающихся на общественном транспорте в пределах территории Советского Союза. Это заняло у него совсем не много времени, после чего майор с крайне озабоченным видом выскочил за дверь, мимоходом пожелав всем присутствующим счастливого пути.