Егор Лосев - Багряные скалы Страница 36

– Спасибо! – Дмитрий прижал к груди неожиданный подарок судьбы.

– Робертс был замечательным художником… – понесло Данцигера, – Во время его путешествий по востоку…

– Спасибо, – оборвал его Дмитрий, которому не терпелось остаться наедине с мечтой, у вас, кажется, были дела, какие-то не разобранные списки? Я не хочу вас отвлекать, посижу тут, за столом, полистаю.

– Да, да! – согласился Данцигер, – вы правы, молодой человек, располагайтесь, а я пойду, закончу работу. Думаю, часа полтора у вас есть.

Библиотекарь наконец-то убрался к своим бумагам.

Дмитрий, все так же прижимая к себе книгу, побрел к бывшему читальному залу. Сдул со стола пыль, обмахнул стул ладонью и сел, положив книгу перед собой.

Он уже много слышал и знал о намеченной цели, таинственный город снился ему во сне и будоражил воображение. Но он никогда не видел ни картинки, ни фотографии.

Сердце трепыхалось где-то в глотке, грозя выскочить наружу. Подсознание надрывалось, словно подгоняя: Ну! Открывай, скорей!

Но он подпер щеки ладонями и задумчиво уставился на коричневый, потемневший от времени переплет, с почти стертым золотым тиснением.

С одной стороны, какой же смысл идти, если можно все посмотреть на картинках.

С другой – красоту часто невозможно передать никакими картинками, будь-то мазня красками или даже фотографии. Это Дмитрий знал по собственному опыту.

Нет, никакие рисунки его с толку не собьют, решил он и распахнул толстую приятно пахнущую старой бумагой обложку.

Сначала пошли рисунки явно европейской местности.

"Л-о-н-д-о-н" по буквам прочитал он единственное понятное слово.

Дмитрий нетерпеливо перелистнул страницы и сразу наткнулся на Египетские пирамиды. Громадные конусы возвышались над пустыней, а люди на переднем плане казались букашками.

Он перевернул страницу и замер. Громадный сфинкс с отбитым носом глядел в даль, на фоне красного шара заходящего солнца. Какие-то люди толпились у подножья величественной статуи, рядом с навьюченными верблюдами.

Со следующей страницы на Дмитрия воззрилась гигантская статуя фараона.

Карабкавшиеся по стене рядом со статуей люди казались жалкими муравьями. Видимо, художник добавил их чтобы помочь зрителю осознать истинный масштаб скульптуры.

Завороженный, переворачивал он лист за листом открывая памятники древней цивилизации. Трещины, разрушения придавали их красоте что-то зловещее и таинственное.

Еще несколько потрясающих картин, и Египет сменился пейзажами Святой земли. Страница за страницей Иерусалим открывал Дмитрию свои укромные и недоступные уголки: Старый город, Храмовую гору, долину Кедр он.

Кое-что Дмитрию доводилось видеть издали, с горы Сион, отсюда с поста на корпусе Физика, но в самом Старом городе он никогда не бывал, да и наверное уже не побывает. Он внимательно рассматривал картины, пытаясь сопоставить с тем немногим, что удалось ему разглядеть в отцовский бинокль. Но лишь одну картину Робертс рисовал под похожим углом, видать залез на Масличную гору.

Одна из картин изображала осаду Иерусалима. Зарева пожаров полыхали внутри, за городскими стенами, а на переднем плане строй солдат готовился вступить в бой. Картина выглядела настолько реалистично, что запах гари ударил Дмитрию в ноздри, а горло запершило от копоти.

Петра почему-то оказалась в самом конце. У него сперло дыхание: то, о чем говорил Глик, что Дмитрий мог пока только представлять в мечтах, вдруг развернулось и предстало перед ним.

Не дыша, он перелистывал страницы, вглядываясь в рисунки. Прекрасные акварели проплывали перед ним словно кинолента.

Но что-то было не так. Немного успокоившись, он попытался разобраться в ощущениях. И, наконец, понял: они выглядели не настоящими! Мозг отказывался представить, вообразить, изображение в реальной жизни. Картины оставались лишь иллюстрациями.

Чья-то рука легла на плечо. Дмитрий вздрогнул.

– Пора закрывать… – тихо сказал Данцигер, – Если хотите, приходите завтра, в то же время. Я не буду запирать дверь.

Дмитрий мотнул головой, приходя в себя. За окнами уже стемнело.

Библиотекарь неторопливо закрыл книгу, осмотрел переплет, что-то потер на обложке и поставил на полку.

Утром потеплело, вовсю запалило солнце. Тяжелые набухшие дождем и градом тучи унесло за горизонт.

После подъема Дмитрий и Двир поплелись в наряд по кухне.

Кухня была просторным вытянутым помещением с четырьмя большими окнами. Крайнее справа окно было наполовину заложено мешками с песком. У стены на массивном деревянном помосте стоял MG34, рядом помещалось все прилагающееся имущество: коробки с лентами, завернутые в промасленную мешковину два запасных ствола, рукавицы, в углу поблескивала эбонитом коробка телефона.

За бойницей простирался заросший травой склон, желтело внизу заброшенное строение. Цибульский назвал его Домом радио, по его словам дом назывался так с незапамятных времен, когда в нем располагался пост британских связистов.

– Шуки, – лаконично представился худой и сутулый повар. – Овощей начистите в кастрюлю.

Он взрезал мешок картошки, вывалил на стол, добавил морковку. Поставил под кран громадную кастрюлю, а сам удобно устроился в углу, распахнув газету.

Самую разнообразную прессу на гору привозил вместе с кое-какой мелочевкой араб-коробейник из соседней Исауие. Газеты, по его словам, он выменивал на табак для кальяна у какого-то еврея из Ромемы. Бартер совершался прямо через забор "Городской линии" где-то в Меа Шеарим.

Повар лениво листал свежий номер «На страже».

Дмитрия эта газета всегда веселила лозунгом на обложке, в переводе с иврита он звучал так: К сионизму, социализму и братству народов!

Прессой Дмитрий не увлекался, чтение на иврите его все еще напрягало. Однако сегодня, фотография на обложке привлекла внимание. Двир тоже заинтересовался.

– Эй, как тебя там? – "тактично" поинтересовался он, – Чего там пишут про Глабб-пашу?

И действительно, крупная фотография бессменного командующего Арабским легионом, сэра Джона Бэгота Глабба украшала первый лист.

– Уволили вашего пашу, – сообщил Шуки, – шестнадцать часов на сборы дали и отвезли в Бейрут. А заодно и остальных "бритишей" из Легиона выперли.

– Во дает, ихнее королевское величество! – поразился Двир.

– Глядишь, теперь и нам полегче будет, – задумчиво прокомментировал Дмитрий, – пускай повоюют, без английских-то офицеров.

– А за что его? – Двир, подошел и заглянул в газетный лист.

Но Шуки сложил газету у него перед носом и встал.

– Не пишут! Король приказал и все, – ответил он, – И это… пацаны, вы б на картошке больше сосредоточились, а то паша пашой, а жрать-то готовить надо.

Шуки сунул газету в карман и вышел.

Белые кругляши, чищеного картофеля потихоньку заполняли кастрюлю. Солнце пронизало лучами комнату. Какие-то птахи довершали картину весеннего утра, щебеча снаружи.

В коридоре застучали торопливые шаги, и в кухню влетел Линкор. Сразу бросился к пулемету, проверил ленту и уставился в окно.

Затем откинул крышку телефона, покрутил ручку и сообщил: – На месте.

– Чего стряслось-то? – поинтересовался Двир.

– Легионеры заняли Дом радио! – ответил Линкор поправляя ленту, – Сейчас патруль пойдет их выкуривать. А меня сюда, прикрывать.

Дом находился на суверенной израильской территории, и легионерам в нем делать было нечего. Во времена Мандата там сидели английские связисты, оттуда и пришло название.

– Слышь, Фридман, – Двир бросил взгляд за окно, – сгонял бы ты за своей оптикой, хоть издали поглядим на заваруху.

Дмитрий кивнул, обтер руки и рванул в казарму. Вынул из ранца отцовский бинокль и побежал назад.

Сквозь окуляры Дом радио казался совсем рядом. За давно выбитыми окнами маячили неясные силуэты.

По склону, к дому подбирался патруль. Дмитрий узнал Цибульского, Буадану и Гавроша, остальные оказались незнакомыми пехотинцами. Последним спускался Картошка неся в руке громкоговоритель.

Подобравшись к дому метров на сорок, они рассредоточились в мертвой зоне за кустарником.

Вскоре до них долетел усиленный "матюгальником" голос Картошки.

Дмитрий перевел бинокль на Августу Викторию. Иорданский часовой, обычно болтавшийся на колокольне, сейчас торчал в укрытии из мешков с песком. Другой легионер возился в амбразуре, там, где, по словам "поплавков", был установлен старенький английский "виккерс".

– Пацаны, – попросил Линкор, – если уж вам совсем не хер делать, отошли бы вы к тому окну, что подальше, а то у них там, – он кивнул на Августу Викторию, – безоткатка есть, могут и влупить, так чтоб только мне и досталось.

Дмитрия на секунду поразило то, как невозмутимо Линкор говорит о собственной возможной смерти.

Они с Двиром переместились к самому крайнему окну.