Александр Каневский - Впереди разведка шла Страница 36

Признаюсь, такой гусь впервые запутался в наших силках. Как после выяснилось, это был прожженней нацист, вышколенный в военно-спортивной организации «Вервольф». В водянистых глазах фашиста металась ненависть, смотрел он на нас нагло, давая понять, что ему и плен — не плен, и смерть — не смерть. Я, дескать, сверхчеловек и остаюсь хозяином положения.

Ситников для начала задал офицеру стандартные вопросы: имя, фамилия, место рождения. Услышав немецкую речь, обер-лейтенант поднял глаза и хрипло выдавил:

— Рогге, Дюссельдорф.

Дальше этого дело не пошло: губы офицера, застывшие в нагловатой гримасе, не разжимались. Пленный отказался назвать свою часть, уточнить ее состав и наличие огневых средств. Мало того, после долгого молчания натужно выкрикнул:

— Хайль Гитлер!

Алешин аж кипел:

— Да что мы с ним чикаемся, командир? Шлепнем — и пусть каркает на том свете.

У пленного никаких документов не нашли, но одну прелюбопытную вещицу обнаружили. Пропуск для участия в торжественном параде германских войск... в Москве. Пока я рассматривал этот изрядно пожелтевший «аусвайс», немец торопливо швырял тяжеловесные, чуждые нашему слуху слова. Монолог Рогге из Дюссельдорфа явно затянулся. Наконец он, тяжело дыша, замолчал, уставился на меня.

— Переведи ему! — приказал я Ситникову.— Дословно, со всеми знаками препинания. Армия бандитов и насильников не может победить. А парад для фашистов

в Москве состоялся уже давно. Только шли они не прусским шагом, а под конвоем, понурив уцелевшие головы. А я, придет время, пройду по брусчатке Красной площади в парадном строю как победитель гитлеризма...

Ситников четко перевел сказанное. В глазах обер-лейтенанта слились страх и ненависть. Но страха было больше...

Доставив пленных в роту, я стал разыскивать лейтенанта Когутенко. По лицам разведчиков понял — что-то случилось. А произошло следующее: на бронеавтомобиле лейтенант Когутенко наскочил на вражескую засаду.

Его буквально перерезала пулеметная очередь. Офицера в безнадежном состоянии отправили в тыл...

Через несколько дней нам прислали нового ротного — младшего лейтенанта Николая Ивановича Алексеева.

По мере нашего приближения к Днепру сопротивление вражеских арьергардов становилось все более упорным. Прикрываясь ими, противник спешил отвести свои войска за реку. По данным авиаразведки, немецкие колонны непрерывным потоком двигались к переправам. В этих условиях надо было усилить темпы преследования, не давая оккупантам передышки ни днем, ни ночью.

Соединениям корпуса предстояло форсировать Днепр и овладеть плацдармом на его правом берегу. Подвижной отряд подполковника Дежурова выполнял задачу по захвату железнодорожного моста в районе Антоновки.

Вначале успех сопутствовал нам: части корпуса вышли непосредственно к Днепру южнее Каховки, одним батальоном форсировали реку. Вскоре на этот небольшой плацдарм переправилась вся наша мехбригада и рота автоматчиков из 5-й мехбригады. На плацдарме развернулись ожесточенные бои, не затухающие ни днем, ни ночью. Гитлеровцы, предпринимая атаку за атакой, пытались столкнуть нас в Днепр, дубасили с воздуха. И дрогнул плацдарм: таяли силы, счет снарядам и патронам пошел на единицы. На строгом учете оказались каждый сухарь, щепотка махорки, бинт...

А тут еще погода давала о себе знать: то хлещет студеный дождь, затекая за пазуху, за шиворот, то метет злая, мелкая снежная крупа. И кругом — куда ни глянь — голая степь, клубящаяся сизыми туманами.

С тяжелым сердцем пришлось покидать плацдарм, так щедро орошенный кровью...

И снова пошли в ход саперные лопаты. Бойцы рыли траншеи, сооружали блиндажи. Войска готовились к освобождению Правобережной Украины.

Немцы цепко удерживали херсонский плацдарм в районе озера Вчерашнее. Из показаний пленных стало известно, что Гитлер приказал не отдавать его любой ценой. Стремясь надолго обосноваться в этом районе, немецкое командование высадило десант на Кинбурнской косе, что давало им возможность контролировать акватории Днепровского и Бугского лиманов, ведущих в Николаев и Херсон. На западную оконечность косы, в пяти километрах от Очакова, был переброшен румынский полк. Немцы хотели заставить союзников оборонять плацдарм у озера Вчерашнее, но очень скоро полк в полном составе сдался в плен.

Для разгрома вражеской группировки привлекались части нашего и 13-го гвардейского стрелкового корпусов. Пришлось продвигаться по песчано-болотистой местности, а затем сражаться в плавнях.

Здесь с размахом поработали артиллеристы, удачно действовали и химики. Дымовая завеса помогла скрытно подойти к немецким позициям и ударить, как говорится, по темечку. Обескровленные и измотанные егеря из 4-й горнострелковой дивизии еще пытались сопротивляться, но это была агония смертельно раненого зверя.

Херсонский плацдарм — «бельмо на глазу» наших войск — перестал существовать.

Гвардейцы двух корпусов очистили от фашистов устье седого Славутича. В полосе армии на левом берегу не осталось ни одного гитлеровца.

И волна твоя, как слеза...

В обороне долго засиживаться не пришлось. Нас перебрасывали к никопольскому плацдарму, который, по оценке зышестоящего командования, являлся сущим бедствием. Линия его имела форму лука, тетивой которого служил Днепр.

Множество глубоких оврагов, чередовавшихся с высотами, позволили создать здесь широкую сеть инженерных сооружений, до предела насыщенных артиллерией. Не ограничиваясь этим, фашисты усиленно активизировали свою оборону группами танков и штурмовых орудий.

Бригада получила задачу: организовать преследование противника и с юго-востока взять Малую Лепетиху. Но здесь мы столкнулись еще 'с одним неприятелем — непогодой.

Такую зиму вряд ли кто из нас помнил. Начудила она в гирле Днепра. То стояли морозы, снега намело в камыши на берегу реки и рукавов ее великого устья. Тонкий лед хрустел под железными щупами разведчиков на Конке и Чайке, и немцы на правом берегу толом и снарядами прорубали каналы, в пять колов ставили проволоку, опасаясь нашей переправы; то теплый ветер погнал с моря ручьи, и лед на реке превратился в мокрый рафинад. Надо было тащить с собой деревянные плахи, чтобы перейти со льдины на льдину и даже в эту немыслимую пору побывать на том берегу и притащить «языка»...

Оголились поля, раскисли. Легче было ногу вытащить из сапога, чем сапог из липкого месива. Шинели намокали, впитывали влагу, как губки. Это днем. А ночью все покрывалось ледяным панцырем.

Отходя, гитлеровцы побросали исправные пушки, автомобили, даже танки. Теперь дороги существовали лишь на топокартах. Раскисшие, разбитые, они оказались гибельными и для нашей, отечественной, и для американской техники. Танки шли медленно, как бы прощупывая своими железными лапами каждый шаг. Полями двигались цепочки людей с тяжелой ношей — минометными стволами, ящиками боеприпасов, канистрами горючего...

Но, несмотря на все козни природы, бригадные колонны шаг за шагом приближались к Большой и Малой Лепетихе. Обстановка подсказывала: у противника остался единственный путь отхода — через эти населенные пункты.

Об использовании бронетранспортеров для ведения разведки не могло быть и речи. Все сидели по уши в грязи. А сверху настойчиво требовали свежих данных о противнике.

Долго не удавалось взять «языка». Капитана Козлова в недавнем поиске ранило, он находился в медсанбате. Его заместитель — горячий и неуравновешенный капитан Савченко,— получив от начальства нагоняй, немедленно решил готовить поисковую группу. Такая поспешность привела к трагическим последствиям — разведчики ночью нарвались на засаду и потеряли шесть человек убитыми. Вынести их не удалось. Только случай помог остальным отойти. Среди раненых оказался и сам капитан Савченко...

Даже у бывалых разведчиков настроение резко упало. Еще и погода выматывала душу: небо словно насквозь пропило, дождь нудил беспрерывно — днем и ночью. Люди промокли до нитки, ходили понурые, забрызганные грязью...

Посыльный приказал прибыть к комбригу. Быстро накинув кожаную куртку — она здорово тогда спасала от этой моросящей напасти, я поспешил в штаб.

Полковник Артеменко поздоровался, предложил сесть. Вид у него был не из лучших — щеки покрыты серым налетом, красные, утомленные глаза. Перед ним стояла кружка с кипятком.

Вспомнив о злополучном поиске, Василий Михайлович зябко пожал плечами:

— Эх, мать честная, таких хлопцев потеряли! Но кто знал, что подобное случится...

Комбриг раскрыл карту.

— Обстановка требует хорошенько разглядеть не мецкие тылы. Малая Лепетиха, а дел может больших натворить. Авиация наша пока на приколе. «Кукурузники» порхают, да и те изредка. Вся надежда на вас...