Николай Наумов - На рубежах Среднерусья Страница 36

Как-то он вернулся в палатку позднее обычного. Уставший, но светло улыбающийся. Тома спросила его:

— Что так тебя растрогало?

— Дай я тебя сначала поцелую, Тома, а уж потом сообщу.

На губах и щеках Тома ощутила необычность поцелуя Николая. Прежние были благодарными, дежурными или мимоходом, эти — признательными. За что?

— Не могу догадаться, что с тобой произошло.

— Нога, особенно вечерами, после работы постоянно напоминала мне, что я — инвалид. Помнишь слова Лермонтова в «Тамани». Человек, потерявший какой-то член, в душе теряет какое-то чувство. Так вот, Томчик, сегодня я открыл для себя, как можно избавить от инвалидности душу. Работая преподавателем, я решил заняться научной работой. Полнота знаний и что-то откпытое или обобщенное в военной науке позволит мне избавиться от душевной хромоты и чувствовать себя равным со всеми преподавателями. Как?

Тома поставила хлипкий стульчик напротив Николая, села мягко, как врач, обняла ладонями его щеки и осмотрела все черточки его лица. Диагноз был коротким:

— Это то, что тебе и нам нужно. — Слова подкрепила долгим поцелуем в губы.

— «Спасибо» для такой минуты вроде бы не подходит, а лучшие слова пока не пришли в голову.

— Лучше поцелуя сейчас ты слов не подыщешь. Впрочем, как у красок бывают оттенки, так и у поцелуев различия.

— О! Когда это ты успела обрести такие познания.

— Я — будущий врач и внимательно присматриваюсь к людям. К тебе — в первую очередь. Не заменить ли нам слова на то, что принес нам повар? Правда, все уже остыло, но при необходимости можно и разогреть.

— Не будем утруждать повара. Холодная еда для фронтовика не редкость.

Ужин прошел при взаимном внимании, что предвещало особенную ночь. И она действительно прошла с той сдержанной, но полной страстью, с которой Тома отозвалась Коле как женщина.

К своему стыду, Николай и Тома так крепко спали, что не услышали возбуждения в штабе, вызванного тем, что по дороге, проходившей невдалеке, промчались четыре «виллиса» в сопровождении трех броневиков и двух танков. Все посчитали: армию навестил Жуков. Догадка в какой-то мере подтвердилась, поскольку район, полуокруженный Зушей, пришел в сдержанное движение, а в вечерние часы к Зуше потянулись группы бойцов с лопатами и винтовками. Каждое утро они возвращались назад и укрывались от дурного глаза немецких «рам». Это батареи артиллерии Верховного Главнокомандования готовили для себя огневые позиции. Их вскоре откопали столько и так близко от противника, что даже солдатам стало очевидно: наши готовят прямой удар на Орел — ведь до него всего ничего, меньше пятидесяти километров. Знающие командиры вспомнили, что в девятнадцатом году именно в окрестностях Орла начался разгром деникинской Добровольческой армии, и к осени она была отброшена к берегам Азовского моря. Вера, что этим летом немцы получат что-то подобное, настолько овладела войсками, что они порой забывали о той опасности, что готовилась врагом именно невдалеке от Зуши, Орла и Курска. Приходилось раз за разом напоминать бойцам об опасности, а особо «храбрых» даже жестко наказывать.

Генерал Гуртьев в вопросе соблюдения мер маскировки был педантичен. На переднем крае и даже на высоком берегу Зуши установил посты наблюдения и быстро заставил всех соблюдать установленный режим поведения. Но артиллеристы из бригад и полков соединений резерва Главного командования нередко вели себя вольно, особенно на высоком берегу Зуши — ведь передний край противника далеко, до него километра два.

Как-то вечером комдив пригласил к себе Березова. На столе у него стоял чайник и кружки.

— Присаживайтесь, Николай Васильевич. Палатки почти рядом, а видимся через день и то мельком. Попьем чайку даже с конфетами — где-то раздобыл наш боевой тыловик.

Налили, подождали, когда чай обретет свой цвет, и отпили по нескольку глотков.

— Как идет изучение опыта боев, Николай Васильевич?

— С построением армейской обороны я разобрался, но меня больше заинтересовало оборудование плацдарма, как исходного района для наступления.

— Вполне естественно, здесь мы обороняться не будем. Все, от командующего фронтом до солдат, готовятся наступать. Дух этот хороший, если он не выплеснется через край. Мы, русские, порой грешим своей драчливостью. Приходится напоминать о маскировке жестоко. Вплоть до штрафной роты. Бойцы и командиры порой не понимают или забывают, что по трем-четырем признакам разведка врага может вскрыть подготовку нашей операции. А это — почти провал.

— К сожалению, укротить этот дух нелегко. Многие, воевавшие под Сталинградом, теперь здесь. Они чувствуют себя победителями. Им все нипочем. С точки зрения морального духа, это хорошо, а вот с оперативной маскировки, конечно, крайне опасно.

— Вы сегодня будете работать на НП?

— Наметил. Надо как следует изучить оборону противостоящего противника.

— Попутно присмотритесь, как себя ведут рекогносцировочные группы частей артиллерии резерва Главного командования, как маскируют огневые позиции и как уходят с них в тыл. Намерен вмешаться. Ведут себя гордо, пока нам не приданы, наши требования выполняют только под дулами автоматов.

— Если потребуется, дадим и очередь поверх храбрых в тылу голов.

Затемно, в сопровождении дюжины солдат с медалями и орденами на гимнастерках Березов направился к берегу Зуши. На НП его встретил начальник разведки. Доложил: за ночь никаких происшествий не произошло.

— Как вел себя противник?

— Как обычно: очереди трассирующими пулями к утру затихают.

— Артиллерия?

— Огонь вели с запасных позиций. В основном легкими гаубичными батареями.

— Хорошо. Более подробно о противнике поговорим несколько позже. Как ведут себя артиллеристы, оборудующие огневые позиции?

— Минометчики — скромно. Они готовят огневые позиции на плацдарме, легкие пушкари — тоже. Понимают, если противник их обнаружит, всем достанется на орехи. А вот гаубичники… видите, уходят, когда уже светло и вот-вот прилетят «рамы». А у тех глаза что у коршунов.

Подошел замкомдив. Возбужденный. Видимо, спорил с кем-то.

— Говорил, говорил им, чтобы заканчивали рыть и бросать землю — ни в какую! Им, видите ли, приказано сегодня отрыть котлованы под гаубицы.

— Пойдемте к ним.

Огневые позиции гаубичников начальство определило невдалеке от Зуши, поскольку плацдарм не вмешал все батареи артдивизии. На нем трудно было выбрать и места для наблюдательных пунктов — они оказывались намного ниже и переднего края, и особенно рубежа его наблюдательных пунктов. Поэтому все НП батарей артдивизии наметили по обрыву Зуши, отчего НП минометных подразделений и части дивизионной артиллерии оказались сзади огневых позиций. У обрыва скопилось немало копающих и бросающих землю. Рассеется на плацдарме туман, и неприятель увидит, что же творится у Зуши.

— Пойдем, Семен Семенович, сначала по обрыву, а затем уже на огневые позиции.

Подошли к первым НП, уже наполовину отрытым.

— Старшего к нам.

— Командир дивизиона уже ушел, а вон на том НП, где стоят три человека, кажется, находится зам-командира бригады.

— Скажите ему, что его ждет комендант района оперативной маскировки.

Вскоре подошел высокий, грузный подполковник, задержавшийся на должностях комбата и командира дивизиона лет по пять — восемь, да и в замах уже не один год. Представился солидно, неспешно, не ощущая за собой греха.

— Представлюсь и я вам. Начальник комендантской службы района оперативной маскировки полковник Березов. А это заместитель командира дивизии, в полосе которой вы начали оборудовать огневые позиции и наблюдательные пункты. Надеюсь, вы читали и расписывались под приказом командующего армией о мерах по оперативной маскировке?

— Да, читал.

— Сколько сейчас времени?

— Пять утра.

— А в приказе указано: инженерные работы по оборудованию НП и огневых позиций заканчивать и отводить личный состав в тыл до начала рассвета. Почему вы нарушили приказ?

Казалось бы, полковник-малец спрашивал спокойно, без угрозы, но подполковник почувствовал: за нарушение приказа командарма с него спросят. И строго.

— Видите ли, товарищ полковник, — сменил тон подполковник, — комбриг приказал мне сегодня же закончить оборудование его НП.

— Значит, он отменил приказ командарма?

— Нет, но…

— Ваше удостоверение личности.

Это было уже серьезно. В приказе командарма предусматривалось: за нарушение мер тактической и оперативной маскировки нарушителей наказывать по всей строгости, вплоть до отдачи под суд. А это… штрафбат.

— Товарищ полковник. Я сейчас же приму меры к наведению порядка, — загнусавил подполковник.