Валентин Стариков - На грани жизни и смерти Страница 37

Патриотический почин, начало которому положили новосибирцы, нашел отклик и в Челябинске, и в Ярославле. В этих городах начался сбор средств на подводные лодки для Северного флота, и вскоре в состав нашего соединения вошел еще один боевой корабль — «Челябинский комсомолец».

Это было в канун 25-летия Ленинского комсомола. Экипаж нового корабля решил отметить эту дату боевой победой.

Баренцево море, как эта бывало часто, встретило подводников штормом. В трудных условиях проходил поиск вражеских кораблей. Ночью, несмотря на тьму, командир лодки обнаружил конвой. Лодка атаковала головной транспорт. Когда подводники вернулись на базу и отрапортовали своим шефам о первой победе, к ним стали приходить десятки писем.

«Мы очень хотим стать вашими друзьями, — писали учащиеся школы ФЗО № 19.— Мы, молодые уральцы, гордимся тем, что частица наших средств вложена в строительство боевого оружия. Мы готовимся стать квалифицированными рабочими металлургической промышленности и всеми силами стремимся в совершенстве овладеть своей специальностью. Мы будем выпускать сверх плана сотни тонн стали и проката, чтобы из них могли изготовить боевые корабли и торпеды. Желаем вам успехов и просим очень подробно писать о ваших боевых делах».

В свою очередь подводники отвечали:

«Поверьте, вы еще не раз убедитесь, что ваш боевой подарок в надежных руках. У нас один девиз: каждую торпеду — в цель! Вместе с экипажами гвардейских и краснознаменных лодок мы будем добивать фашистскую тварь».

Вслед за подарком челябинцев вступила в строй подводная лодка «Ярославский комсомолец», экипаж которой состоял исключительно из комсомольцев. Молодые матросы этой лодки еще только начинали воевать, и их первая атака оказалась неудачной. Боцман не сумел выдержать заданной глубины, перископ захлестнуло волной, командир потерял ориентировку, и момент был упущен. По времени пора было возвращаться. Но подводники с этой мыслью не хотели мириться. Они просили командира продлить поход. Говорили, что готовы голодать, лишь бы прийти с победой.

На утро следующего дня командир обнаружил в перископ дым, который поднимался из-за горизонта. Пошли в этом направлении. Вскоре открылся большой конвой. Он имел две линии охранения.

Подводная лодка шла под кораблями охранения, прорываясь к транспортам. Один сторожевик прошел над самой ее рубкой. Гул его ходовых винтов был очень хорошо слышен.

Первый большой транспорт поднимался высоко над водой. Командир заключил, что он пустой, и пропустил его. Второй, третий и четвертый транспорты были невелики по размерам. Внимание командира привлек пятый в кильватерной колонне транспорт водоизмещением не менее 10 тысяч тонн, с большой осадкой и, следовательно, с большим грузом. Его-то и атаковала подводная лодка, для верности сблизившись с ним на допустимо малую дистанцию.

Раскаты взрывов торпед донеслись до всех отсеков. Взрыв на транспорте был настолько мощным и произошел так близко от лодки, что в ней не только полопались лампочки и повалились незакрепленные предметы, но вышли из строя и некоторые приборы. Корабли охранения бросились на поиск лодки, но она, ничем не обнаружив себя, благополучно оставила район атаки, предоставив противнику разбираться в обстоятельствах потери транспорта.

Так экипаж лодки «Ярославский комсомолец» открыл свой боевой счет. Вскоре из Ярославской области было получено множество поздравлений.

«Поздравляем вас с успехом, — писали рабочие. — Постараемся не отстать от вас. Мы уже выполнили свой план и дали много сверхплановой продукции в фонд Главного командования. Наш цех называют фронтовым. Мы дорожим этой честью и обещаем, что наш цех станет лучшим на заводе. Громите врагов. Надеемся, что ни один морской пират не пройдет мимо вашего перископа».

Десятки и сотни дружеских писем шли североморцам от тружеников тыла. Однажды на одну подводную лодку прешло письмо, на котором старательным детским почерком было выведено: «Северный флот. Получить дяде Мише».

«Добрый день, дядя Миша! — говорилось в письме. — Пишу я вам свой пионерский привет. Дядя Миша, я живу в детском доме № 5, а учусь в 4-м классе в 63-й школе города Новосибирска. У меня нет ни папы, ни мамы. Я хочу с вами переписываться. Я приехала из Сталинграда и пишу на имя своего отца, его зовут Миша, но я была бы рада, чтобы вы, незнакомый мне дядя, написали мне письмо. В детдоме нас кормят хорошо, обувают, одевают, и у нас все есть. Живем мы в глубоком тылу. Дядя Миша, я прошу вас: быстрее разгромите немцев за наших погибших родных! Я потеряла в Сталинграде всех родных. До свидания!

Уманская Лида, город Новосибирск, Тульская улица, детдом № 5».

Письмо было опубликовано во флотской газете. Оно вызвало сотни откликов.

«Здравствуй, Лида! — писал один из матросов. — На нашем корабле наберется Миш человек десять. Все тебе шлют привет и пожелание быстрее расти и хорошо учиться. А фашистам мы спуску не дадим. Наш корабль топит вражеские транспорты и его боевые корабли. Гитлеровцы гоняются за нами на самолетах, но мы не боимся их. Есть, Лидочка, у нас кок, по-вашему повар. Звать его Миша, а по фамилии Чистяков. Когда фашисты бомбили нас, он в это время готовил котлеты. Вражеская бомба взорвется, все дрожит на корабле, а наш Миша знай свое — лепит котлеты. Сколько враги сбросили на нас бомб, столько Миша котлет сделал. Вышло по две на брата.

Другой Миша, по фамилии Салтыков, стоит у орудия. Когда мы топили немецкий корабль, Мишу ударило волной, но он удержался и навел орудие на цель. С первого залпа мы попали в фашистов. На другом орудии наводчиком тоже Миша, по фамилии Легкий, но для фашистов он совсем не легкий, стреляет без промаха.

Все наши Миши обещают тебе, Лидочка, отплатить гитлеровцам за твой родной Сталинград, за твоих родителей, за все, что тебе, маленькой, пришлось пережить».

Сотни волнующих писем из тыла находили самый горячий отклик в сердцах подводников.

Все это тесно связывало нас со всей страной, с ее бедами и радостями. Мы были частицей одной огромной семьи. И от этого в самых длительных и отдаленных походах не чувствовали себя одинокими. Мы знали, что за нами вся страна, и в трудные моменты прибегали к ее помощи.

На нашей подводной лодке один из матросов с самого начала войны потерял связь с родными. Мы написали коллективное письмо в Москву во Всесоюзный радиокомитет и попросили помочь нашему товарищу найти семью. Письмо было передано по радио, и через неделю он не только узнал, где его семья, но и нашел многих старых друзей. Однажды он сразу получил семьдесят писем из родных мест, даже незнакомые люди отозвались на его тревогу и писали ему: «Дорогой воин! Спасибо тебе за верную службу Родине. Спокойно выходи в море, уничтожай фашистских гадов, а мы поможем тебе разыскать твоих родственников».

И действительно, очень быстро нашлись все.

«После письма, прочитанного по радио, к нам началось паломничество, — писала сестра нашего моториста. — Мы почувствовали, что мы не одиноки, с нами все знакомые и незнакомые нам люди: у меня появилось много новых подруг и друзей. Будь спокоен, мой дорогой брат, мы здоровы, нам помогают все, к кому было обращено письмо твоих боевых товарищей».

Чертова дюжина

Утро выдалось на славу. Два часа назад штормовой ветер внезапно стих, и море успокоилось. Длинные пологие валы мертвой зыби один за другим накатывались на корму, оставляя на ней нежно-розовую от зари пену. Зыбь подталкивала лодку вперед, словно помогая ей наверстать потерянное время. А времени потеряно было много. Шторм длился четверо суток. И все эти дни мы бездействовали. Впрочем, бездействовали только в том смысле, что не искали противника. А вообще работы было хоть отбавляй: шторм изрядно выматывал. Зато сейчас, когда стих ветер и море успокоилось, наша подводная лодка полным ходом шла к берегу противника. Мы спешили, очень спешили и поэтому шли кратчайшим путем, не считаясь с тем, что здесь нас могут обнаружить. Важнее всего в этот момент было встретиться с противником.

Солнце взошло, стало теплее. Было так приятно под его лучами, так не хотелось уходить вниз, под воду. Редко доводилось нам видеть солнце, быть на чистом воздухе, под открытым небом. И оттого, что оно вообще мало показывалось в этих местах, и оттого, что большую часть времени мы вынуждены были проводить под водой. Хотелось еще и еще дышать чистым морским воздухом и наслаждаться солнцем.

Между тем берег противника становился все ближе и яснее, все отчетливее вырисовывался выступающий высокий мыс. В спускающихся к морю расщелинах видны были мощные застывшие струи снежных наносов.

— До берега осталось восемь миль, — доложил штурман, поднимаясь на мостик. — Будем погружаться?

— Подождем еще немного, пока нас никто не тревожит, — ответил я, думая о том, что все равно скоро придется уходить под воду, — не в гости идем.