Юрий Иваниченко - Разведотряд Страница 37

— Какой истории? — насторожился полковник Гурджава, сосед комиссара по коридору дореволюционного страхового общества, хозяин соседнего кабинета — начальник разведотдела.

— Это, в общем-то, информация не секретная, но и… так скажем, не для широкого пользования… — наморщив лоб, взглянул на него снизу вверх грузный комиссар 1-го ранга, утонувший в кожаном кресле, разграфлённом медными гвоздиками в шоколадную плитку.

— Ну, раз не очень секретно… — полковник Гурджава потушил окурок «Казбека» в пепельнице на подоконнике и обернулся. — Так расскажи, Вячеслав Андреич?

— Нечего особенно рассказывать, — буркнул Курило, пряча пенсне в роговом футляре. — «Иосиф Сталин» — самый большой танкер Черноморского пароходства…

— Поэтому и «Сталин»… — вполголоса оборвал его полковник, без тени улыбки. — Я довоенные плакаты видел, товарищ комиссар 1-го ранга. Что по сути?

— По сути… — со вздохом повторил Курило. — По сути, танкер совершал переход из Батуми на Туапсе, имея на борту 14 000 тонн бензина. Шёл в сопровождении БТЩ «Трал». При подходе к Поти, к зоне активного действия немецких подводных лодок, конвой усилили БТЩ «Гарпун» и ещё двумя «Морскими охотниками». С воздуха прикрытие осуществлялось четырьмя истребителями и двумя торпедоносцами…

— Солидно! — хмыкнул Гурджава.

— Ну, так… — пожал плечами Курило. — Имя Вождя всё-таки…

— Ну и как? — подыскивая слова, помахал полковник новой папиросой, вынутой из коробки со всадником в бурке на фоне условного Казбека. — Не опозорили… славного имени?

— Нет! — резко, словно от зубной боли, дёрнулся комиссар, так что испуганно заскрипела под ним кожа. — Танкер благополучно прибыл на базу флота.

— Так в чём же история? — вяло удивился начальник разведотдела.

— А в том, что где-то в районе мыса Лазаревского вахтенный офицер отметил содрогание корпуса, но тогда этому значения не придали, списали на лоцманские эволюции. Фарватер там сложный, да и опять-таки наши минные заграждения. В общем, то «полный вперед», то «полный назад»… — Курило потолкал толстым пальцем туда-сюда по столу роговой футляр пенсне и продолжил: — Потом было замечено протекание бензина на нижнюю палубу. Тоже ничего необычного, бывает. Но вот когда танкер прибыл в пункт назначения и бензин слили в плавучие цистерны… — комиссар звучно чмокнул пухлыми губами, обозначая таким образом, видимо, недоумение. — В правом кормовом танке обнаружили взрыватель немецкой торпеды, так-то…

Курило посмотрел на начальника разведотдела выжидательно, но смуглое лицо Гурджавы оставалось невозмутимым.

— А это, знаешь, что значит, Давид? — сердито закряхтел комиссар 1-го ранга, с геморройным раздражением ворочаясь в кресле. — Как мне потом объяснил капитан «Трала»…

— Я тебе и сам объясню… — задумчиво выстучал папиросу о крышку коробки Гурджава. — Значит, подлодка стреляла с такой короткой дистанции, что вертушка не успела сработать. Взрыватель не взвёлся, и торпеда, как учебная болванка, ударила в борт, пробила его, а взрыватель отломился и попал в танк, так?

Комиссар недовольно кивнул.

— И никто ничего не заметил?

— Мы опросили всех… — со зловещим нажимом на мы подтвердил начальник политотдела. — Всех капитанов и наблюдателей тральщиков, танкера и «Морских охотников». Никто, ничего… — он ударил по зелёному бархату стола ладонью и, валко выбравшись из кресла, подошёл к окну. — Так что об эффективности нашей противолодочной защиты, Давид… — доверительно произнес он, попробовав было положить пухлую ладонь на полковничий погон, но передумал, пока тот не заметил. — …Говорить не приходится. Это тоже, — напоминающе подчеркнул Курило, — информация не для политзанятий.

— Поэтому тебя и попросили в штабе флота поговорить со мной? — хмыкнул начальник разведотдела.

— Догадлив ты, Давид Бероевич… — скривился комиссар 1-го ранга в слабом подобии улыбки. — Догадлив, но подтверждать твои догадки я не стану… — Он направился обратно к столу. — Да и опровергать — тоже. Тут вот в чем суть…

— В том, что потеряли мы из виду немецкие лодки в Крыму… — мрачно и глухо констатировал Гурджава, заправив в угол рта папиросу. — И тут противолодочная оборона как-то не слишком справляется.

— Не слишком… — неохотно согласился Курило, проваливаясь назад, в кресло. — Собственно, поэтому и возникла такая идея в штабе флота.

— Это какая же? — полковник не донес горящую спичку к папиросе.

— А такая, Давид Бероевич… — Курило не спеша раскрыл футляр и нацепил на рыбьи, бесстрастные глаза кружочки пенсне, — …что, если не удается разбомбить или хотя бы блокировать немецкие подлодки на базах, то надо ликвидировать, а по возможности — взять в плен самих подводников. — Он с протокольным выражением уставился на Гурджаву поверх оправы пенсне. — Ведь, насколько я знаю, разведотдел располагает информацией, где именно на крымском побережье проводят экипажи время между походами? — продолжил Курило спустя долгую паузу, отведённую, видимо, Гурджавой на то, чтобы проникнуться важностью «идеи», пока она ещё не оформилась в прямое указание штаба флота. И указание, наверняка согласованное со Ставкой Верховного.

Полковник Гурджава прошёлся вдоль тяжёлых бархатных портьер с тонким золотистым узором, обратно. Мерил шагами кабинет с обстоятельностью агронома.

— Информация-то есть… — пробормотал он, наконец остановившись и закуривая в горсти ладони. — Но что с ней делать?

— Сделай что-нибудь, Давид Бероевич… — погладил зелёный плюш стола ладонями комиссар 1-го ранга. — Я ведь к тому с тобой этот разговор затеял, чтобы были у тебя дельные предложения, когда понадобится.

— А когда понадобится? — вскинул головой, будто прислушиваясь, Гурджава.

— Завтра прибывает представитель Ставки.

— Час от часу… — болезненно морщась, проворчал полковник.

И уже практически не слышал, какие ещё резоны излагал комиссар, начав со слов: «Ты же понимаешь, что тут теперь будет…»

А Курило ещё и добавил с намёком, который вполне можно было назвать двусмысленным, особенно в устах человека при его должности:

— Помнишь, поди, как Мехлис на Крымском фронте разобрался с ситуацией…

«Вот именно… — зубной болью отозвалось в висках начальника флотской разведки. — Начнутся сейчас — срывание погон, полевые трибуналы у ближайшей стенки, а самое главное — бесконечные и бессмысленные разоблачения»…

Он поймал тяжёлый взгляд флотского политрука и невпопад кивнул, поглощённый своими дурными предчувствиями. Звучали они примерно так:

«А если учесть, что Особым отделом проводится то ли проверка, то ли уже откровенное следствие по делу агента абвера, якобы затесавшегося в разведотдел флота… Тут и до „радикальных выводов“ рукой подать. Хорошо, что у них пока ничего нет. Вернее, не придумали ещё ничего…»

На этот счёт начальник разведотдела флота основательно заблуждался. У следователя Кравченко уже и было кое-что, и придумал он немало…

Глава 3. Зёрна и плевелы

Особый отдел (контрразведка) КЧФ. Кабинет следователя Кравченко Т. И.

«Это уже кое-что!» — незаметно для посыльного радостно оживился Трофим Иванович, едва пробежав глазами содержимое пакета со взломанной сургучной печатью и штемпелем криптографического отдела: «Совершенно секретно».

Это его оживление, профессионально скрытое рыбьей безучастностью на жёлчном лице, выразилось только в скрипучем сучении ног под дубовым столом и жесте «кури», с которым Трофим Иванович подтолкнул пальцами коробку достаточно редких сейчас папирос «Ялта», мол, «Гуляй, босота…»

Папироски-то уже окончательно довоенные. Во всесоюзной здравнице и крымской жемчужине теперь прохлаждается под белыми беседками и пальмами немец поганый, гуляет вдоль гипсовых балюстрад, но не нарисованных на жёлтой крышке папиросной коробки, а настоящих…

— Благодарю, товарищ майор, — с неожиданным достоинством сказал очкастый мальчишка — младший лейтенант из отдела дешифровки, но папирос не взял. И на злобно-недоумённый взгляд Кравченко очкарик ответил даже чуть насмешливо, если не показалось: — Не курю, товарищ майор, вредно.

— Ну, тогда вали… — сердито процедил Трофим Иванович, уставившись в бумаги невидящим взглядом. — Умник…

В сообщении из шифровального отдела радоваться было и впрямь особенно нечему. «Историк» подтверждал внедрение агента абвера в состав флотского разведотряда Тихомирова:

20.05.43

Непосредственно об агенте достоверно известен только позывной, которым он пользовался в осаждённом Севастополе — «Еретик». Точное местонахождение агента на данный момент не обнаружено, но полагаю, он на оккупированной территории… Обратите внимание на все диверсионные группы, заброшенные в Крым с весны-лета 1942 года, поскольку связь с «Еретиком» в Севастополе окончательно прервалась в апреле 42-го.