Богдан Сушинский - Плацдарм непокоренных Страница 37

Беркут недовольно покряхтел, но все же вынужден был признать:

— Что было — то было.

— Попомните мое слово, капитан, когда-нибудь история еще воздаст этим провинциальным мерзавцам от большой политики, погубившим и Россию, и Германию. Просто вы все еще пребываете в счастливом гимназическом неведении.

— Я пребываю в роли солдата, который честно выполняет свой долг. А вот, в какой роли пребываете вы? Все, у нас нет времени для дискуссий. Я — офицер. Вы поняли меня: офицер! Который, в отличие от вас, не нарушил присяги!

Розданов умолк. Поднялся, но уходить не спешил. В просвете трещины мелькали голенища его до блеска надраенных солдатских сапог, когда, неуклюже пританцовывая, поручик пытался согреться. Наблюдая за ним, капитан в то же время прислушивался к разгоревшейся на кончике косы стрельбе.

— Эй, русский, что это за папуасьи танцы?! — окликнул кто-то Розданова по-немецки. — Кого ты там караулишь?

— Приказано охранять эту щель, господин лейтенант!

— Что, еще один вход в каменоломню? Русские будто специально нарыли эти норы, чтобы превратить войну цивилизованных армий в крысиные потасовки.

«"Крысиные потасовки", говоришь? — мысленно вклинился в их разговор Беркут, чуть отступая от щели и готовя к бою автомат. — Только бы не засорился ствол».

Лейтенант подошел к щели. В просвете возник рукав зеленовато-серой шинели.

— Так точно, господин лейтенант, специально. Именно одну из таких крысиных нор эти провинциальные мерзавцы заставили меня охранять.

— «Провинциальные мерзавцы»? Это вы о германском командире?

— Боже упаси. Мной командуют русские.

— В таком случае, не возражаю. Считаете, что кто-либо из русских способен пролезть в эту нору?

— В том-то и дело, что это невозможно. Но я выполняю приказ, господин лейтенант!

Розданов отступил, давая офицеру возможность получше рассмотреть странный объект охраны. Но как только немец чуть-чуть наклонился, Беркут, уже не полагаясь на автомат, выхватил из кобуры пистолет и дважды выстрелил в нависший над трещиной изгиб полураспахнутой шинели.

— Эй, капитан! Ты что, озверел?! — испуганно заорал Розданов.

— Просто, идет война, поручик. Не бойтесь, в вас стрелять не буду! Оттащите тело офицера, столкните сюда его пистолет и запасные обоймы и уходите.

Несколько минут поручик выжидал, не полагаясь на заверения Беркута, но потом все же решился. Бормоча проклятия, он сделал все, о чем просил капитан, и вновь отошел в сторонку, чтобы Андрей не мог видеть его.

— Поручик, вы все еще здесь?!

— Прикажете позвать следующего офицера? Изволите перестрелять с моей помощью весь офицерский корпус вермахта?

— А что, божественная мысль! Как в тире. Немцы еще не заинтересовались тем, что здесь произошло?

— Чуть позже конечно же заинтересуются. Но пока что вокруг стрельба…

— Я всего лишь сделал то, что обязаны были сделать вы.

— Странноватая услуга.

— Так что, спускаетесь сюда, поручик? Поняв при этом, что настоящие русские — здесь.

— Но и здесь тоже. И вообще хватит с меня самоубийств. Мне вдруг захотелось пережить эту войну. Кстати, где тот, нормальный, вход в вашу нору, о которой вы говорили?

— Приведете туда немцев?

— Вы — провинциальный мерзавец, капитан.

— Оч-чень убедительно. Один-единственный аргумент на все случаи жизни. Пройдите метров двести в сторону плавней. Где-то там, на склоне, почти в зарослях камыша, должна стоять сосенка с раздвоенным стволом. По крайней мере так мне объяснили.

Посмотрите, нет ли поблизости кого-нибудь из немцев или полицаев. Если есть, попытайтесь сменить их, скажите, что вам приказано патрулировать в этом районе, или что-то в этом роде.

— Чтобы помочь всем вам бежать? — иронично уточнил поручик.

— В крайнем случае у нас появится возможность еще минут десять—пятнадцать пообщаться.

— Разве что пообщаться.

— Тем более что вам нет смысла оставаться возле убитого немецкого лейтенанта. Неминуемо заподозрят, что убили именно вы. К тому же встанет вопрос, куда девалось его личное оружие.

— А вот с этим трудно не согласится: действительно заподозрят, — согласился Розданов после некоторого колебания. — И ничего потом не докажешь.

37

Откуда-то справа, из длинного извилистого разлома исходил тусклый свет. Всматриваясь в него, трудно было определить, что там наверху: утро или вечер, светит ли солнце, или идет снег. Но все же он притягивал Беркута, убеждая, что когда-то это жуткое подземелье все же кончится и что где-то там, за пределами разлома, взору человеческому открывается обычное зимнее небо.

Проползая под полоской света, капитан уже хотел было свернуть влево, за поворот катакомбы, за которым угадывалось шуршание кого-то ползущего впереди, но неожиданно его окликнули.

— Сюда, капитан, сюда! — услышал он, принимая чуть правее того хода, по которому ушли остальные бойцы. — Здесь полка, а за ней — выработка.

— Ты, Калина?

— Кто еще может дожидаться тебя в этом каменном аду? Заползай, здесь — как на печи.

— Нет времени, нужно торопиться.

— При-стре-лю.

— Ползу-ползу, — рассмеялся Андрей. — Вот что мне нравится в тебе, так это то, что объясняешь ты свои желания всегда очень доходчиво. К тому же одним, каждому понятным, словом. Кстати, ты действительно была вчера в деревне? — спросил Андрей, остановившись так, чтобы упереться локтями на порожек, рядом с высокой полкой, уже «обжитою» Калиной.

— У деда Любчича погостила, помнишь, у того, объездчика. Визит, правда, не состоялся, тем не менее…

— Но зачем же так рисковать, тебя ведь могли схватить. В селе полно немцев.

— Не так уж и полно, теперь их всех в поле погнали, за три километра от села, в окопы.

— Так что, в селе действительно нет немцев?

— Прежде чем податься к Любчичу, я заглянула к знакомой старушке, бывшей учительнице, и узнала, что теперь в селе осталось два десятка полицаев, которых из райцентра пригнали, какой-то немецкий штаб и два пулеметных заслона со стороны реки. Один из них напротив нашего маяка, то есть напротив косы, а другой туда, ближе к переправе. Немцы теперь считают, что село у них в тылу, а с гарнизоном Каменоречья покончено.

— Но случилось так, что меня все равно схватили, двое подвыпивших патрульных полицаев. Пока разбирались, местная или неместная, мы с ними к усадьбе Любчича и подошли, со стороны сада. Они не из этого села, а потому поверили, видишь ли, что имеют дело с его племянницей, которая еще недавно лаборанткой в районной больнице работала. Там, на сеновале, что в конце огорода, оба в Бозе и почили. Первого сняла ножом, второго, под разгоревшуюся где-то за селом стрельбу, — из пистолетика.

— Не повезло, значит, полицаям, — иронично констатировал Беркут.

— Потому и не повезло. Так духом бабьим моим увлеклись, что даже обыскать поленились, боровы некастрированные. В дом я уже не входила, поскольку в нем несколько немецких офицеров квартировало. Да полицаям и не хотелось в дом, им вдруг ласки захотелось. Причем один из них, тот, что первым со мной на сене улегся, старший патруля, вдруг женихаться начал, и даже похвастался, что у него торбочка с золотишком имеется. Говорил, что он его в убитого офицера-эсэсовца случайно обнаружил, когда в похоронной команде состоял. С таким богатством — ублажал меня полицай — после войны где угодно по-людски зажить можно.

— А что, и в самом деле можно, если, понятное дело, повезет. Так что зря ты, девка фортовая, не согласилась.

— Когда оттаскивала их тела в овраг, проверила: не врал, действительно под гимнастеркой у него напоясный чехольчик имелся с золотишком. Что поделаешь, пришлось конфисковать в виде трофея. Этим же оврагом я и добралась до берега реки, хорошо еще что ночь нелунной оказалась и ни с того, ни с этого берега меня не заметили.

— Приврала небось насчет чехольчика?

— А вот за это я тебя и в самом деле пристрелить могу, — не удержалась Калина, и еще через несколько секунд буквально ткнула ему в лицо пахнущий кожей и людским потом мешочек. — Это, в руках моих, по-твоему что? Есть фонарик? Можешь присветить и полюбоваться.

Батарейка у трофейного фонарика, которого он теперь берег на крайний случай, села настолько, что он едва-едва излучал хоть какой-то свет. Но и его оказалось достаточно, чтобы убедиться, что раскрытый Калиной мешочек полон колец, сережек и просто небольших слитков золота.

— Откуда и как они добыты — об этом мы сейчас рассуждать не будем, — предупредила капитана Войтич. — В конце концов не я ведь его добывала. Но, как ты понимаешь, на жизнь нам действительно могло бы хватить. Причем в любой из стран мира. Только не подумай, что собираюсь соблазнять тебя этим золотишком, с ним я себе любого жениха найду. Но только нравишься мне ты, а не кто-то другой. Поэтому пока что о золоте забудем, заползай сюда и хоть немного отогрейся.