Вальтер Флегель - Ничейной земли не бывает Страница 37

— Вы закончили?

— С вами — да. А товарищ капитан должен раз и навсегда запомнить, что принимать участие в подобных «операциях» — самая большая глупость. В любой обстановке нужно полагаться на ум не только своего начальника, но и на свой собственный.

Шанц мысленно согласился с каждым словом, сказанным человеком с хриплым голосом. Он сам вряд ли бы мог сказать лучше.

В разговор вмешался третий:

— Прекратим этот спор, товарищ майор!

Шанц узнал того, кто вступил в разговор: это был полковник Бредов, его строгий и несколько монотонный голос трудно было спутать с чьим-либо.

— Факт остается фактом: оружие на бруствере никто не охранял…

Однако майора с хриплым голосом было не так-то легко сбить с толку.

— Уж не хотите ли вы сказать, что одобряете весь этот вздор?

— С каких же это пор вы дисциплину и порядок в войсках считаете вздором? — резко спросил Бредов.

— Я имею в виду не дисциплину, а действия подполковника из штаба дивизии, который, забрав оружие из окопа, полагает, что таким образом сможет навести порядок и повысить бдительность в части.

Голоса смолкли, и слышался только звон убираемой посуды. Откинув брезентовый полог, полковник Шанц вошел в палатку, ефрейтор — следом за ним. В правом углу они увидели прислоненные к стулу автоматы. Полковник Шанц приказал ефрейтору проверить их и пересчитать.

Офицеры, находившиеся в палатке, словно по команде, перестали есть. За столиком у входа, рядом с молодым капитаном, которого Шанц не знал, сидел подполковник Кристиан. Он, как и его жена, носил очки с сильными линзами, за которыми его глаза казались хитрыми, и поэтому у подполковника был вид человека, постоянно к чему-то прислушивающегося и приглядывающегося. Увидев Шанца, он как будто растерялся, а его взгляд беспокойно заметался от Бредова к Шанцу и обратно. Полковник Бредов стоял с чашкой кофе в руке и наблюдал за ефрейтором, осматривавшим автоматы.

— Это наши автоматы, товарищ полковник! — доложил ефрейтор Айснер, обращаясь к Шанцу, взял один автомат, повесил его к себе на плечо и потянулся за другим.

Полковник Бредов так резко опустил свою чашку на стол, что кофе выплеснулся на блюдце.

— Поставьте оружие на место! — приказал он ефрейтору.

Айснер выпрямился и замер по стойке «смирно»:

— Извините, товарищ полковник, но я выполняю приказ полковника Шанца.

От Шанца не ускользнуло, с какой силой Бредов сжал при этих словах зубы. Лицо его покраснело, а короткая толстая шея налилась кровью. Но он не успел ничего сказать — Шанц опередил его:

— Товарищ полковник! — Он сделал несколько шагов навстречу Бредову и как можно тише и спокойнее продолжал: — Мне вряд ли нужно напоминать вам о моей должности, она вам известна, не так ли?

При этих словах полковник Бредов покраснел еще больше. Шанц чувствовал, с каким трудом он сдерживается, и ему вдруг захотелось положить руку на плечо Бредова и сказать: «Знаешь, Генрих, поступить иначе я не могу. Если бы полчаса назад ты приказал подполковнику Кристиану отнести автоматы на место, мы сейчас не стояли бы друг против друга, как рассерженные гусаки… И речь, как ты понимаешь, идет не только вот об этих автоматах…» Но он не мог этого сказать и потому смотрел на Бредова как человек, который прекрасно знает, чего именно добивается. Не мог же Бредов не понимать этого!

Выждав несколько секунд, полковник Шанц приказал ефрейтору Айснеру унести автоматы в бронетранспортер.

И тут вскочил со своего места капитан, сидевший с подполковником Кристианом за одним столом. Капитан оказался таким высоким, что, когда встал, ему пришлось чуть-чуть пригнуться, чтобы не задеть головой крышу палатки. Подойдя к ефрейтору, он взял два автомата и первым вышел из палатки.

— Браво, капитан! — услышал Шанц хрипловатый голос за своей спиной и обернулся, чтобы увидеть его обладателя.

В тот же миг полковник узнал его. Широкоскулое лицо с энергичным подбородком… Это он тогда, на вечере, подошел к Фридерике и пригласил ее на танец. Да, это был майор Виттенбек. На его лице лежала печать усталости, а под глазами обозначились густые тени. От Виттенбека пахло пушечной смазкой, жженым порохом и металлом. Это была смесь тех самых запахов, которые Шанц ощущал, когда слышал одно только слово «артиллерия».

Майор, которого он разыскивал несколько дней, стоял перед ним. И Шанц пожалел, что Фридерика отобрала у него половинку фотографии. Ему вдруг захотелось сесть с майором за один столик, заказать чашечку кофе и поговорить о дочери. Но сейчас у них не было времени для такого разговора.

Подполковник Кристиан вдруг заговорил. Он говорил четко, размеренно, как делал это уже в течение пяти лет, выступая на собраниях перед руководителями семинарских групп, пришедших из полков и батальонов. Он употреблял хорошо знакомые слова и выражения, произносил длинные заумные фразы, слова в которых были тесно пригнаны друг к другу, как солдаты в строю:

— Об этом случае я непременно доложу в своем рапорте командованию… Столь небрежное отношение к оружию, да еще в условиях учений с боевой стрельбой, является, но сути дела, не чем иным, как преступлением, которое может повлечь за собой самые серьезные последствия, а мои действия следует рассматривать не как хищение оружия из роты, а как шаг по спасению оружия, которое никем не охранялось… Тем более что начальник политотдела поручил мне лично проконтролировать положение дел в этой роте.

— Я сам расскажу вашему начальнику, как вы действовали, товарищ Кристиан… — С этими словами полковник Шанц извлек из внутреннего кармана шинели небольшую книгу в оливкового цвета переплете и положил ее перед Кристианом на стол. Это была «Малая земля» Леонида Ильича Брежнева.

— Спасибо, я уже прочитал, — сказал подполковник.

— Прочитать-то, может, и прочитали, но не все поняли! — возразил ему полковник Шанц. — Прочитайте еще раз, товарищ Кристиан, в моем экземпляре самое важное подчеркнуто красным карандашом.

Подполковник хотел что-то добавить, но в углу палатка кто-то проговорил в этот момент:

— Разумеется, солдаты не всегда правы. А когда они теряют свое оружие, кроме них виноваты еще и мы с вами, их командиры.

Полковник Шанц ничего не возразил говорившему. Он понимал, что не все офицеры из числа тех, кто находился в палатке, были согласны с ним.

Офицеры перестали есть, все ждали чего-то необыкновенного.

Полковник Бредов повернулся кругом и взял в руки чашку с кофе. И Шанцу захотелось задержаться в палатке, на этот раз из-за Бредова, который привык, чтобы его приказы непременно беспрекословно выполнялись, а сегодня в присутствии других офицеров майор и ефрейтор осмелились возражать ему. Такие люди, как Бредов, подобных вещей не забывают. В данной ситуации он сдержался и заставил себя повиноваться другому человеку, но вряд ли сделал это сознательно. Сейчас ему было больно и горько от того, что он уступил, и не исключено, что этот инцидент еще более ожесточит его.

Шанц и сам не был уверен, что поступил абсолютно правильно, но он колебался только до тех пор, пока думал о Бредове. Стоило ему вспомнить о солдатах, которые сидят в окопе, беспомощные и растерянные, как он перестал сомневаться. Здесь речь шла не о Бредове и даже не о солдатах, а о деле, которое они делали сообща и успех которого зависел от них. И сейчас это дело не позволяло полковнику Шанцу задерживаться.

Взревел мотор бронетранспортера. Кивнув майору Виттенбеку, Шанц приподнял мокрый полог палатки и вышел. Он направлялся туда, где в предрассветные часы должно было произойти событие, очень важное для всей дивизии. А все остальное можно выяснить и после окончания учений.

Глава 6

Расставив ноги шире плеч, лейтенант Анерт стоял над прозрачной, холодной как лед водой, которая медленно текла по дну рва. Сложив ладони лодочкой, он плескал воду p лицо, на обнаженную грудь и спину до тех пор, пока кожа не стала красной и упругой. Усталость прошла без следа.

Небо было свинцово-серого цвета, и ничто не говорило о том, каким будет только что начавшийся день. Ветер уже улегся, а тишина вокруг стояла такая, что казалось, будто, кроме лейтенанта, в округе нет ни одной живой души. Ни человеческих голосов, ни шума моторов не было слышно.

Анерт любил раннее утро. В эту пору он чувствовал себя сильным, мужественным, способным на подвиг. До сигнала «Подъем» он мог предпринимать, что хотел, что приходило ему в голову, каждый шаг в это время он делал, руководствуясь собственными чувствами и желаниями. Днем такого уже не будет, потому что одновременно с подъемом роты и для него начнется совершенно другая жизнь, расписанная по минутам. Тогда он будет действовать, руководствуясь только приказами и распоряжениями.