Георгий Свиридов - Стоять до последнего Страница 38

Через десять минут она сидела в потрепанном «мерседесе». Вальтер, ведя машину по центральной улице, внимательно слушал Рубцову.

— Раньше я не обращала внимания на этот фургон, — рассказывала Марина, — а сегодня он мне показался подозрительным…

— Он появляется в то время, когда ты выходишь на связь?

— Даже немного раньше…

Вальтер задумался. На прошлой неделе ему передали друзья, что в Париже гестаповцы захватили нашего радиста, когда тот вел связь с Центром. За неделю до провала неподалеку от дома прямо на улице появилась неказистая палатка, какие обычно ставят водопроводчики или телефонисты над открытым колодцем, чтобы машины объезжали место, где идут ремонтные работы. После ареста радиста палатка сразу же исчезла. Стало ясно, что в ней были гитлеровцы. Они, переодевшись в рабочих и установив аппаратуру, запеленговали портативный радиопередатчик… Может быть, и автофургон из той же компании, что и палатка? Однако вслух Вальтер не стал высказывать свои опасения, не хотел тревожить радистку.

— Насколько я помню, вы говорили, что из вашего дома можно дворами пройти на соседнюю улицу? — спросил Вальтер.

— Там есть такой проход, я им несколько раз пользовалась, — ответила сдержанно Марина, откровенно удивленная таким вопросом. Причем тут проход, когда идет серьезный разговор…

— Сейчас подвезу вас на соседнюю улицу к самому проходу, — сказал Вальтер, сворачивая с центральной магистрали. — Сколько вам надо времени, чтобы взять рацию, спуститься и пройти дворами?

У Марины потеплело в груди. Она с благодарностью посмотрела на Вальтера. Ей вдруг захотелось протянуть руку, погладить его по щеке, обнять, прижаться губами… Второй раз он спасает ее. Но Вальтер был сух и строг. Марина, подумав, ответила:

— Минут через восемнадцать, не раньше.

— Даю двадцать минут, — сказал Вальтер, — если попадется кто-нибудь из соседей или встретите хозяйку, придумайте что-нибудь убедительное.

— В том чемодане я специально несколько раз носила белье в прачечную. Носила у всех на виду, один раз даже раскрыла его перед хозяйкой, чтобы показать, как стали плохо отбеливать.

— А вы, оказывается, молодчина! — Вальтер взглянул на нее и улыбнулся.

— Благодарю за комплимент!

Пока Марина подымалась к себе в комнату, Вальтер сделал приличный круг и, пристроившись за грузовиками, проехал по той улице, где стоял подозрительный автофургон. Внешне автофургон не вызывал никаких подозрений. Даже смотровых щелей в кузове не удалось обнаружить. Однако одно его появление вблизи радиопередатчика вызывало опасение.

«С сегодняшнего дня будем вести передачу из другого конца города и тогда посмотрим на поведение таинственного фургона, — думал Вальтер. — Если он по-прежнему будет появляться здесь, у булочной, то, значит, вышла чистая случайность, обычное совпадение. Ну а если фургон исчезнет, то тут гадать нечего. Ищейки выдадут себя с головой!»

Вальтер издали увидел Марину, которая вышла из-под низкой подворотни на тротуар с чемоданом в руке. Притормозив «мерседес», он открыл дверцу.

— Давайте чемодан.

Приподняв сиденье, похожее на короткий пружинный матрас, обитый кожей, Вальтер спрятал в углублении чемодан и снова опустил сиденье.

— Прошу в машину!

— Когда спускалась по лестнице, натолкнулась на хозяйку, — Марина уселась рядом с Вальтером. — Так знаете, что она мне сказала? Вы, говорит, самая чистоплотная из всех моих квартиранток!

— Пожилые люди часто говорят истину, — сказал Вальтер и посмотрел на ручные часы. — Когда сеанс с Центром?

— Сегодня суббота, значит, меня ждут в эфире от восемнадцати тридцати до двадцати.

— У нас в запасе около двух часов. Так, как… А сколько времени займет шифровка?

— Минут сорок.

— Тогда надо спешить, — и Вальтер прибавил скорость, обгоняя тяжелый «опель». — Я вас доставлю в одну семью, у них свой домик в пригороде, возле Рюпель-канала. Не выходите из машины, пока не заедем во двор. Он инженер, бельгиец, работает на химическом заводе, живет с женой и двумя внучками… Я им много раз рассказывал, что у меня есть сестра и она должна скоро приехать. Так что приготовьтесь к такой роли и будьте со мной поласковей, хотя бы на глазах у стариков.

— Постараюсь быть нежной сестрой…

Позади остались кварталы богатых особняков и роскошных вилл, дорогих пансионатов. Машина уже мчалась по пригороду, где жили люди победнее. Многие дома требовали ремонта, обвалившаяся штукатурка открывала красный кирпич стен, однако всюду старательно придавался «приличный вид».

Вальтер вынул из кармана клочок бумажки и протянул Марине:

— Вот номер телефона. Постарайтесь его запомнить.

— Это номер вашего телефона?

— Нет, телефон друзей. Надежных и верных. Но пользоваться им можно лишь в самом исключительном случае, когда не будет выхода.

Вальтер чиркнул зажигалкой и сжег клочок бумаги.

Игорь сбросил дубленку, снял шапку. Возле печки колдовал Федор Головлев, экономно подкладывая чурки. Печка исходила жаром. На ней стоял ведерный замызганный алюминиевый чайник. Вокруг стола сидели полусонные бойцы и пили из жестяных кружек пустой кипяток.

— Лейтенант, налить горяченького? — спросил Федор, поглядывая на командира чуть раскосыми глазами.

Миклашевскому уступили место. Игорь обхватил ладонями зеленую кружку. Чай он пил не спеша, ощущая, как горячий комок катится внутрь.

В тесной казарме каждый сантиметр на учете. Особенно не развернешься. Двухъярусные нары вдоль стен, посредине казармы установлена железная печка, изогнутая под косым углом круглая жестяная труба уходит в потолок, да еще длинный, из оструганных досок сколоченный стол. «Как на подводной лодке! — метко определил Федор Головлев, когда расчет располагался в казарме. — Почти настоящий кубрик!.. Только с печкой!»

«Печка — это сила!» — сказал тогда же степенный Михаил Бум, выражая общее мнение, ибо после почти неотапливаемых каменных зданий, где изрядно померзли прожектористы холодной осенью и ранней зимой, казарма на полозьях показалась уютным домашним гнездышком.

Однако привыкать к новым условиям не так легко. В первые же дни возникли стычки за место у печки, каждому хотелось высушить свои портянки, шерстяные носки, обмотки, валенки… Миклашевскому пришлось составить график, определить очередность сушки личных вещей.

Жизнь на льдине внесла новые тревоги и опасности. Не очень-то приятно, когда от близко разорвавшейся бомбы или снаряда лед под ногами ходит ходуном, как пол при землетрясении, и ты знаешь, что если он не выдержит, то шансов на спасение весьма мало.

«Корабли бывают надводные и подводные, — грустно шутил Федор после первого ночного налета немцев, — а у нас новый вид — надледный».

«Какой, какой?» — поинтересовались бойцы.

«Надледный, — повторил Федор. — Кубрик с печкой надледного корабля! Он в любой миг может стать и подледным!»

Сказал хлестко, как будто лучше и не придумаешь. Впрочем, а где в блокадном Ленинграде опасности меньше? Здесь или там?

Хлопнула дверь, и с облаком морозного воздуха в казарму ввалился Александр Бальмут, его выбрали недавно комсоргом. Запавшие щеки порозовели, иней осел вокруг шерстяного подшлемника, поверх которого на голове сидела мохнатая шапка, обрамляя коричневое лицо белым обводом. Кристаллики инея и снежинки сверкали на бровях и ресницах. Скинув рукавицы, Александр расстегнул ватник и вынул пачку газет.

— Читайте! — выпалил он. — Мы наступаем!

К газетам потянулись руки. Бальмута усадили за стол и подали кружку кипятку. Он сиял, как именинник. Александр в штабе буквально вырвал газеты. Но на него почти не обращали внимания бойцы. Вокруг каждой газеты образовался тесный кружок. Красноармейцы, заглядывая через головы, спешили прочесть новости, которые вчера ночью услышали по радио, — наши наступают под Москвой!

— Головлев! Читай вслух! — приказал Миклашевский, передавая бойцу газету с указом о награждении Григория Кульги орденом Красного Знамени. — У тебя голос сильный! А я на карте отметки буду делать.

Потертая, обыкновенная школьная географическая карта Европы, раздобытая еще там, «на земле», была прикреплена, вернее, прибита, маленькими гвоздями к фанерному щиту, а щит установлен возле стола, на самом видном месте. Длинным красным шпагатом и булавками отмечали прожектористы положение на фронтах. Две недели назад передвинули шпагат на запад, в район Ростова-на-Дону, и там воткнули маленький бумажный флажок — войска Южного фронта освободили крупный стратегический город… Потом, 9 декабря, радовались победе на юго-востоке от Ленинграда — бойцы генерала армии Мерецкова после десятидневных боев освободили город Тихвин. И вот вчера передали по радио, а сегодня в газетах опубликовали сообщение о победе под Москвой.