Вячеслав Миронов - Смертная гильза Страница 38

Я вытер пот со лба. Нервы ни к черту, совсем ни к черту. Если кто-то из окружающих скажет хоть слово, могу взорваться как сто тонн тротила и порвать всех на британский флаг.

Ловлю сам себя на том, что машинально расстегиваю и защелкиваю браслет на часах, там нож. Проверяю пряжку на поясе, там тоже метательное оружие. Пальцы ног шарят по выпуклостям подошв ботинок, там тоже ножи. Все как перед боем.

Руки машинально, автоматически проверяют наличие оружия и снаряжения. Все ли на месте, все ли подогнал как надо. И возбуждение почти такое же, как перед большим боем. Когда крестишься и плюешь перед собой. Прежде чем взять автомат в руки, если есть время, то плюешь на ладони, растираешь руки и берешь свой родной, самый дорогой в жизни АКС.

Я взял у Рабиновича бутылку с водой. Хватит одному глотать, дай и мне смочить горло. Вот так лучше. Мы все это время ехали почти молча. Так не пойдет. Это же алогично, когда вместе едут, но не говорят друг другу ни слова, а лишь озираются по сторонам и потеют. Это либо недобрые люди, либо два гомика поссорились перед поездкой.

Я начал разговор ни о чем, так, просто, чтобы заполнить дорожную паузу.

Вспоминали Кишинев. Службу в нашей славной части. Сослуживцев. На нас никто не обращал внимания, потом мы сообразили, что не следует в прифронтовой полосе вспоминать военную службу. Мы не военные, а всего лишь два мирных журналиста. Эх, надо было волосы отрастить подлиннее. Но всякий, кто длительное время носил короткую стрижку, знает, что стоит волосам отрасти чуть длиннее положенной армейской нормы, и чувствуешь себя как-то неуютно.

Поэтому разговор перешел в плоскость семейно-бытовых отношений.

— Лех, у тебя в Кишиневе была собака немецкая, экзотической породы, с первого раза без стакана не выговоришь ее название. Как ее? Резинка, нет. Ну, как?

— Ризеншнауцер. Резинка! Сам ты резинка от трусов!

— Во-во, как она? Ты что-то про нее ничего не рассказываешь.

— Никак. Умерла. Но собака была грамотнейшая! Умница, а не собака. Во-первых, в советское время на границах было много массовых переходов. Но не со шпионской целью, а контрабандисты. Часто это происходило на советско-румынской границе. С одной стороны, вроде как Румыния из социалистического лагеря, и сильно укреплять границу, по типу как с Китаем — не стоит, но тем не менее есть граница, и от этого никуда не уйти. И когда контрабандисты идут массово, то есть человек пять-семь, то с собой берут «корову».

— Не понял. Кого берут? Корову? А на хрена она им нужна? Тем более через границу. Не понял, поясни! — Андрей был озадачен.

Я сам представил, как группа контрабандистов ночью перетаскивают корову через границу. Ночь, луна, облака. Двое, упираясь в землю каблуками, тянут за веревку, привязанную к рогам коровы. Корова, нагнув голову, упирается всеми четырьмя копытами, присаживается назад, мотает головой. А сзади бедной животины пять-шесть человек, мешая друг другу, толкают корову вперед. Корова от натуги пускает газы и испражняется «по-большому» на «толкачей», что стоят сзади. И все это на глазах изумленных пограничников, которые стоят на другом берегу небольшой реки. Все. Занавес.

Я невольно улыбнулся своим мыслям.

— Нет. Это не та корова, что мычит и телится. «Корова» — новичок, первый раз идущий в переход через границу. Как правило — случайный человек. Ничего о группе не знает. Пацан сопливый, которого соблазнили на участие в этой авантюре большими деньгами. Как только через границу перешли, то сразу бьют «корову». Как правило по голове и поддых. А сами деру. «Корова» лежит в полуобморочном состоянии. Не в состоянии ни побежать следом за товарищами, ни вернуться через границу домой. В это время идет сигнал о нарушении границы на пульт дежурного по заставе. К месту происшествия высылается ближайший наряд. Впереди идет собачка, как правило — овчарка. К этому времени нарушитель, он же «корова», уже оклемался и пытается отползти, забиться под ближайший куст. Собачка его находит, вынимает его оттуда. Наряд ждет подхода тревожной группы. Тревожная группа приехала, пока туда-сюда, основная группа контрабандистов уже садится на поджидающую машину и растворяется на бескрайних просторах Советской Родины.

Была поставлена задача подобрать и подготовить собаку, которая была бы вынослива и могла автономно преследовать и бороться с группой нарушителей, в том числе и вооруженных. Несколько лет велись изыскания. Пробовали многие породы собак. И даже пытались переучить овчарок. Ничего не получилось. Вспомнили про ризеншнауцеров. Во время второй мировой войны немцы использовали именно эту породу при охране концлагерей. Это в кино показывают, что охранялись они восточно-европейскими овчарками. Эта порода появилась лишь после войны и то в СССР. Недоработка режиссера. На самом деле охраняли концлагеря с помощью ризешнауцеров и немецких овчарок. Такие черные псины. Они поменьше в холке, чем восточно-европейские, но покоренастее будут. Овчарка вцеплялась мертвой хваткой в одного, в одну конечность, и все. Ризеншнауцеры более мобильны, умеют контролировать толпу. Но после войны из-за ненависти к их работе в концлагерях их почти полностью истребили. Нашли потомков ризеншнауцеров, которые работали на «фабриках смерти». В отличие от людей у собак на уровне генетической памяти закрепляются те рабочие навыки, которыми владели их предки. Вот поэтому они представляли определенный интерес. Осталось лишь несколько десятков экземпляров собак в Германии и Венгрии. Попробовали их на границе. Результат превзошел все ожидания. Собаки шли по следу группы. Догоняли первого, прыгали на него, выкусывали кусок затылка, вместе с костью, естественно, бросали его, куда он к черту денется! Потом следующего. И когда собака чувствовала верхним чутьем…

— Как это — «верхним чутьем»? — переспросил Рабинович.

— Это когда след по воздуху, а не по земле. Тем более, что только что прошел запашистый от пота и возбуждения гражданин. По собачьим понятиям вонь стоит нестерпимая.

— Понятно, — кивнул головой Андрей.

— Ну вот, когда собака чуяла, что все, это последний клиент, или силы ее на исходе, то она последнего, подчеркиваю, последнего клала на землю и скалила зубы в нескольких сантиметрах от его шеи. Потом приходила тревожная группа, а это могла произойти через несколько часов, пока она соберет раненых или трупы, а собачка стоит и нежно скалит ба-а-а-альшущие зубки. Также он мог бороться с вооруженным противником. Я взял щенка у инструктора, который обучал ризенов службе на границе. Потом перестройка-перестрелка, развал всего и вся, он забрал своих собак — кобеля и суку и ушел на вольные хлеба. Стал разводить собак, тренировать для своих и чужих. Открыл школу служебного собаководства. Парень специалист высочайшего класса. Из самого дурного, свирепого пса делал послушную, дрессированную собаку. Вот у него я и взял у него щеночка. И вот как-то мы гуляли. Он со своими двумя собачками. Я — с подросшим щенком — Лоттой. И задаю ему вопрос. А как, мол, быть, если человек вооружен огнестрельным оружием. Показывает. Подзывает пса. Помнишь старые офицерские бушлаты? Не эти утепленные куртки-«афганки», а толстые бушлаты на вате. Он был одет именно в такой. И вот он прячет руку в рукав и резко вскидывает руку. Пес как стоял, так и отпрыгнул в сторону, потом оттолкнулся задними лапами и ударил своей квадратной головой в живот хозяина. А пес здоровенный — весил больше семидесяти килограммов. Юрка-хозяин полетел спиной назад. Поза — согнутый пополам. Руки по инерции идут вперед. Пес хватает рукав бушлата и рвет его. Хозяин кричит ему: «Фу!». Пес останавливается. Юра поднимется с земли, трет отшибленную задницу, потом растирает ушибленный живот, рассматривает почти оторванный кусок рукава, из которого в разные стороны торчит вата, качает головой. Пес в это время сидит и виляя култышкой купированного хвоста, преданно смотрит в глаза хозяину. И когда мы вечерами гуляли всей семьей (дочь тогда маленькая была), то собака очертила для себя круг, за который нельзя отпускать ребенка. Мы с женой в центре круга, а ребенка нельзя отпускать не дальше трех метров. Любую попытку прорыва собака пресекала, становясь у дочери на пути. В то же время, если кто-то подходил ближе трех метров к ребенку, будь то собака или человек, она щетинилась и скалила зубы. На глазах у ризенов челка, глаз у них практически не видно, это еще сильнее пугает. Мы не воспитывали ее специально, видимо, кровь предков заговорила, но она терпеть не могла на дух пролетариат.

— То есть как? — переспросил Андрей?

— Например, идет человек, который просто работает на заводе. Все нормально, чисто одет. Ну, на лице у него написано. Она рвется, хрипит, хочет его порвать на части. Я не говорю уже про бомжей.

— И что с ней стало?

— Умерла от гепатита. Обидно. Плакал я как ребенок. Все-таки член семьи. Собаки мне нравятся больше, чем люди. Больше.