Елизавета Паршина - Разведка без мифов Страница 38

Бонилья опустился рядом, но вдруг встал и полез в гору. Было еще недостаточно светло, чтобы рассмотреть, что привлекло его внимание. Поднявшись на несколько метров, он что-то сорвал и повернул обратно. Я увидела в его руке маленький букетик бледно-розового шиповника.

— На, держи…

Да, Испания — это Испания. Здесь все еще поют серенады, хотя бы у порога штаба, и дарят девушкам цветы.

— Хосефа, беги, твоя очередь! — скомандовал Артур.

…Заря так и не разгорелась. Плотные тучи снова заволокли небо, полил дождь. Мельница оказалась просторной и пустой. Для пленных нашелся подходящий подвал. На чердаке разместились пулеметчики, а в большой полутемной комнате с узкими окнами — все остальные. Часового выставили во дворе, второго — на берегу реки, которая виднелась под самыми окнами. Берега здесь сходились так близко, что река превращалась в стремительный поток. Пока на противоположном берегу ничего нельзя было разглядеть, да и склоны покрыты густым кустарником. Впечатление такое, что наши позиции или очень высоко, или их нет здесь совсем. Вошел Артур и сел прямо на пол.

— Если бы на этой чертовой мельнице удалось достать хоть клок соломы!

Согреться нечем, от серых камней метровой толщины исходит могильный холод, а одежда на всех мокрая насквозь.

— Будем ждать, пока спадет вода? — спрашиваю я сквозь дрему.

— День подождем, все равно податься некуда. Потом пойду искать подступы к мосту, — ответил Артур.

Наверх из подвала поднялся сконфуженный Молина и замялся на пороге.

— Пленные требуют еду. Они сказали, что если мы их держим, то должны и кормить.

— Скажи, что еды не будет. Совсем обнаглели! — возмутился Хосе.

Молина ушел, но вскоре вернулся обратно.

— Хосефа, пленные грозятся, что убегут.

Артур сердито фыркнул и послал к пленным Амарильо. С этим много не поговоришь.

Не спалось. Сыро и холодно. Местами стены покрывала плесень. Низкие полугнилые своды напоминали памятники романской архитектуры десятого- двенадцатого веков… Может быть, эта мельница и не моложе. Бойцы притулились по углам и дремали сидя. Никто не рискнул лечь на каменные плиты. Всем хотелось есть, но об этом не заговаривали.

Прошло часа два. Время ползло медленно-медленно. Откуда-то появился Хосе, усыпанный соломенной крошкой. Он сладко зевнул, затем, потянувшись и расправив широкие плечи, стал выбирать из волос соломинки.

— Смотри-ка! Хосе где-то соломы достал… Что же ты молчал?

— Это не солома, это труха, кроме того, там мыши.

— Ну и что ж, что мыши?

— Я думал, ты мышей боишься…

Мы гурьбой бросились на чердак за трухой, но Амарильо, только что поднявшийся из подвала, так и застыл на пороге. Оказалось, что мышей боится лишь он. Наши пулеметчики на чердаке уже растащили половину трухи и попытались на ней устроиться. Собрать охапку трухи не так-то легко. Мы засыпались ею с головы до ног, а в руках почти ничего не оставалось — она вытекала, как вода. Вниз мы принесли очень немного и высыпали на каменные плиты. Поспать нам не дал Хосе — пришло время менять караул. Я было тоже направилась со всеми, но Хосе меня прогнал:

— Замерзнешь, иди наверх!

Ребята посмотрели на меня с завистью — никто не успел просохнуть. Я вернулась и села в свой угол. Клонило ко сну. Напротив примостился Хосе. Он прислушивался к шуму потока и посматривал на меня. Я знала, о чем он думает… Но пути через реку для меня еще менее возможны, чем для него. Переплыть я могла бы, но я — переводчица и до тех пор, пока жив хоть один боец, останусь с командиром отряда. То, что меня могут убить раньше, мне в голову не приходит. Молодые, как мне кажется, верят в смерть только теоретически, а представить себя мертвыми не могут. Вбежал образованный Леон. Он отыскал где-то старую сушеную фасоль и большой погнутый таз. Ребята оживились. Сложили в подвале очаг на паре камней и поставили варить фасоль.

— А скоро сварится? — нетерпеливо спросил Маноло.

— Часа через три, она ведь не размоченная.

Стало веселее и даже уютнее. А время медленно приближало пасмурный день к ночи.

— Хосефа, пленные спрашивают, дашь ли ты им фасоли?

Это опять появился из подвала Молина, он совсем распустил своих пленных. Однако они проявили определенный такт, обратившись по хозяйственному вопросу к единственной женщине.

— Скажи, что дам.

Артур проснулся и посмотрел на нас сонными глазами. Губы у него покрылись коричневой корочкой, а синяки под глазами еще не прошли. Интересно, как выгляжу я сама? Зеркальце я с собой брала, но оно, наверно, выпало из кармана где-то в горах, и гребенка тоже.

— Пора собираться в разведку. Скоро начнет темнеть. Если к мосту можно пройти берегом — это еще полбеды…

— Возможно, что теперь подступы к мосту заминированы, — заметил Бонилья.

В общем, против плана Артура возразить было нечего. Придется идти старику Молине. Начали собираться, Молина захватил ножницы для резки колючей проволоки и лопату, а винтовку оставил мне. Взамен я предложила ему свою «астру». Молина внимательно осмотрел пистолет и окинул меня насмешливым взглядом.

— Ты все время несла его в руке?

— Конечно.

— Хорошо, что не пробовала стрелять, у него весь ствол забит песком.

Мне стало стыдно, что за весь день я не осмотрела оружия. Вспомнила, что действительно на подъемах иногда опиралась на камни, не учитывая того, что в руке оружие. Удобно: ствол длинный, как дуэльного пистолета. Теперь подобрать группу разведчиков не составляло труда — многие выспались. Вызвались снова Сальвадор, Амарильо и Ретамеро. Затем Молина и Маноло.

— Сколько, по твоим расчетам, до места? — спросила я у Артура.

— Если берегом, то километров шесть, но, возможно, придется подниматься наверх…

Значит, они смогут вернуться лишь к концу дня. Для того, чтобы к мосту подвести весь отряд, потребуется еще одна ночь. Если, конечно, переправа вообще окажется возможной.

— Готовы?

— Готовы, — отозвался Ретамеро.

— Не выскакивай, постарше тебя есть! — Обиделся Молина.

Они вышли, а мы еще долго смотрели да дверь. Возможно, что на этот раз мы больше их не увидим.

— Пока не вернутся, фасоль есть не будем.

Этим словам Леона никто не улыбнулся. Все испытывали тревогу за судьбу своих товарищей, забыв, что сами не «у Христа за пазухой». Хосе начал собирать вторую группу. Если бой завяжется близко, она сможет оказать поддержку. А если из первой группы никто не вернется, пойдет вторая. Стеречь пленных больше было некому. Пришлось дать винтовку крестьянину, которого мы освободили в последнем бою. Он был горд доверием, но винтовку взял с большой осторожностью.

— Я стрелять не умею, — сказал он, виновато моргая.

— Это не важно. Главное — не подпускай к двери, суй дулом в морду и зови нас на помощь.

— Как там наша фасоль?

— Легче камни сварить… уже два раза подливали воду.

Хосе пошел проверять посты. Наверху опустело и стало совсем тихо. Сальвадор пробовал устроиться в дальнем углу. Повозившись немного на каменных плитах, он встал и пересел к окну. Мне тоже не спалось. Вышла на порог, посмотреть на воду. Шумит, шумит… В темноте она казалась живой, ворчала, позванивая упругими струями, и бешено рвалась вперед. В небе ни одной блестки. Опять все заволокло тучами. Если снова начнется гроза, мы сможем проскочить без особых хлопот. Но ветра не было. Воздух тихий и холодный. Над рекой мечутся вспугнутые птицы. Спустились к воде. Здесь поток казался еще грозней. Сквозь равномерный гул порою слышалось усиливающееся журчание, потом оно стихало и возникало в другом месте. Так бывает, когда вода начинает быстро прибывать. Наверно, в верховьях реки шел дождь, не скоро дождемся мы спада. На берегу росли высокие тополя. Казалось, они достаточно высоки, чтобы, если срубить, лечь вершиной на противоположный берег. Разыскала Хосе и Бонилью, пришли и другие ребята.

— Если вершина и ляжет на другой берег, вода все равно стащит, — сказал Бонилья.

— Попробуем, вдруг да получится?

Хосе раздобыл обломок пилы, а Сальвадор вынул наваху. Пилили долго и терпеливо, а меня начинала пробирать мелкая дрожь.

— Хосе, ты должен пустить меня поработать, я замерзла…

— Иди на мельницу.

— Не пойду. Эта мельница хуже могилы, там даже черти не водятся.

Хосе усмехнулся. Дерево еще долго обрабатывали топором. Наконец, одолели.

— Готово! — крикнул Сальвадор и отскочил в сторону от тополя.

Послышался нарастающий треск. Ствол все быстрее и быстрее склонялся к воде, наконец рухнул, вздрогнул и замер. Чувствовалось, что вершина легла на берег. Потом ствол начал вздрагивать, как живой, и медленно сползать по течению. Вода напирала на нижние ветки, тянула за собой. Оставалась еще надежда на то, что ветки зацепятся за дно или за крупные камни, но здесь оказалось не только самое узкое, но и самое глубокое. Прошуршав по прибрежным камням, тополь нырнул и скрылся в темноте… Мы немного постояли и пошли прочь. Я вернулась на мельницу. Все помещение наполнилось дымом от очага, но теплее не стало. Недалеко от двери сидел Куэва. Даже в полумраке проступала бледность щек, лицо напряженное и глаза грустные. Он был назначен во вторую группу, но пока Хосе разрешил им отдохнуть.