Владимир Порутчиков - Брестский квартет Страница 39

Удобный случай представился примерно часа через три, когда к завалу вдруг подкатила черная штабная машина, и на дороге — вот он, долгожданный миг! — ни впереди, ни сзади никого. А машина, надо отметить, была шикарная. Над черными волнами крыльев царствовали две запрятанные в хромовые сферы фары, а под длинным лакированным капотом по мягкому, едва различимому рокоту угадывался надежный и мощный двигатель. Нервно вскидывались и снова опадали куда-то вниз «дворники», упрямо счищая с лобового стекла быстрые штришки дождя. И при каждом новом взмахе становились видны два силуэта сидевших внутри машины людей. Один, к вящей радости тут же забывших про дождь и про тяжеленное бревно разведчиков, явно принадлежал офицеру, о чем свидетельствовала его щеголеватая, хорошо различимая сквозь стекло фуражка с высокой тульей. «Господи, сделай так, чтобы минут пять на дороге никто больше не появлялся!» — молил облаченный в форму фельдфебеля старшина, не сводя с этой тульи глаз и все пытаясь прикусить несуществующий ус.

Когда шофер нетерпеливо засигналил, Крутицын с деланным безразличем отвернулся, хотя это, признаться, далось ему нелегко.

— Спокойно, ребята, будем действовать наверняка. Пускай кто-нибудь выйдет из машины, — прошептал он, видя как побелели от волнения лица товарищей, как напрягся готовый к броску Брестский, как, словно бы невзначай, взялся за ремень автомата Чибисов.

По негласному, как-то само собой установившемуся в их трио правилу, в момент захвата главным становился не капитан, а старшина. И сейчас именно он должен был решать, когда начинать финальный акт разыгрываемого на дороге спектакля.

Из машины тем временем выбрался ничего не подозревающий шофер в помятом мундире и, щурясь от летящей в лицо дождевой пыли, скорым шагом направился к разведчикам.

— Щас-щас, щас-щас, — нервно скребли за его спиной, то ли грозя, то ли что-то обещая, неугомонные «дворники»…

7

По лесной дороге идут четверо. Идут след в след, мягко, неслышно, и лишь один их них то и дело сбивается с шага, пыхтит и боязливо косится назад, ожидая грубого тычка в спину; во рту у него кляп, а руки связаны за спиной. Это пленник, «язык», ценный груз и цель всей операции — немецкий штабной офицер. Он все еще никак не может прийти в себя, все еще прокручивает в голове произошедшее…

Всего лишь несколько часов назад, удобно расположившись на заднем сиденье черного «хорьха», немец торопился в штаб дивизии со срочным поручением. С одной стороны дороги проносился неприветливый, полный враждебного сумрака лес, с другой — тянулся задернутый дождем пейзаж Среднерусской возвышенности. Хотя ничего возвышенного, на взгляд офицера, в нем не было, то ли дело альпийские луга или заснеженные, полные холодного величия вершины его родины… Но мысль о доме не успела полностью завладеть его мыслями — водитель вдруг стал притормаживать и через мгновение остановился вовсе.

Путь был закрыт: поперек дороги лежало дерево, около которого стояло несколько солдат. Надо отметить, что ни поваленное дерево, ни сами солдаты не вызвали у сидящих в машине ни малейшего подозрения: солдаты как солдаты, а что касается дерева, то прошлой ночью на дорогах из-за сильного ветра было много поваленных деревьев, и кое-где еще продолжались работы команды по расчистке завалов. При виде препятствия у офицера, правда, вырвалось досадливое восклицание, ибо дело было срочное и непредвиденная задержка никак не входила в его планы. Он приказал шоферу посигналить, чтобы побудить стоящих на дороге действовать быстрее, но ни сигнал, ни вид штабной машины, однако, не произвели на них ровным счетом никакого впечатления: солдаты как стояли, так и продолжали стоять, не выказывая никакого стремления побыстрее устранить препятствие, а руководивший ими фельдфебель взял и вовсе повернулся к машине спиной.

— Эт-то черт знает что! Что они себе позволяют! — все больше распаляясь, вскричал офицер и тут же приказал шоферу выйти и поторопить солдат.

— Это, наверное, фронтовики, окопники, герр капитан, — высказал предположение шофер, со вздохом вылезая из машины. — Они недолюбливают штабных.

Последнюю фразу он благоразумно произнес себе под нос, и офицер ее не расслышал. Все более наливаясь краской недовольства, он смотрел, как шофер подошел к возглавлявшему дорожную команду фельдфебелю и что-то сказал. Фельдфебель покосился в сторону машины, согласно кивнул и, подав солдатам какой-то знак рукой, при этом шофер вдруг как-то неестественно вытянулся и остался стоять на месте, неторопливым шагом направился к машине.

Как только он приблизился, штабист опустил стекло. Чаша его гнева уже переполнилась, и он тут же излил ее на подошедшего фельдфебеля:

— Что вы себе позволяете! Вы же видите, что это штабная машина! — брызгая слюной, кричал он в насмешливое лицо фельдфебеля, все более распаляясь от собственного крика и невозмутимости стоящего. — Номер твоей части, солдат?! У меня важное поручение, а вы задерживаете мой проезд. Немедленно освободить дорогу!..

Фельдфебель только ухмыльнулся в ответ, его васильковые глаза после слов «важное поручение» буквально залучились от счастья.

— Герр офицер, попрошу вас выйти из машины и, пожалуйста, без глупостей!

Тут только штабист заметил наставленное на него пистолетное дуло и испытал приступ мгновенного озарения. И возмутительная медлительность солдат, и как-то неестественно застывший около них шофер — все вдруг сложилось в единую страшную для него картину.

Он затравленно обернулся назад, бросил взгляд вперед: за завал, но дорога, как назло, была пустынна. В смятенной голове его зашумело, и он едва не лишился чувств, но мысль о том, что у него в портфеле лежат важные документы, которые не должны попасть в руки к врагу, не дала ему раскиснуть.

— Да-да, конечно, — пробормотал он, лихорадочно ища выход. Черт! Хоть бы какая-нибудь машина проехала. Рука его медленно скользнула к кобуре, но этот жест не остался незамеченным.

— Я же сказал без глупостей! — рявкнул вдруг фельдфебель, бесцеремонно распахивая дверь и приставляя пистолет к бархатному околышу щегольской фуражки несчастного штабиста. — Быстрее!

Офицеру ничего не оставалось, как выбраться из машины. Портфель с документами он, правда, предусмотрительно «забыл» на сиденьи, но это не укрылось от васильковых глаз проклятого фельдфебеля.

— И портфельчик не забудьте, — ласково напомнил он штабисту, ловко обезоруживая его свободной рукой, и, когда тот исполнил «просьбу», скомандовал. — А теперь бегом к лесу и без глупостей!

Немец послушно прыгнул с дороги в кювет и затрусил к недалеким терновым зарослям.

Сзади тяжело забухал сапогами фельдфебель. На ходу он что-то по-русски крикнул остальным, но офицер, как ни интересовало его происходящее на дороге, побоялся оглянуться и сейчас видел перед собой только приближающуюся с каждым шагом стену леса.

На опушке их нагнали двое других. К ужасу штабиста, шофера с ними не было…

8

Переменчива летом погода. Вот только что был дождь и туман, как внезапно из-за разошедшейся в сторону серой пелены брызнуло ослепительное солнце. И в тот миг, когда оно властно и радостно прорвалось наконец к земле, даря свет и надежду, и невольное, глупое в данных обстоятельствах, предчувствие счастья, капитан Федор Чибисов, спешащий во главе своей разведгруппы назад к линии фронта, вдруг подумал о Лене…

«Лена, Леночка, Ленуля… Единственная, маленькая моя». Мысль о жене преследовала капитана Чибисова неотступно все три года войны, и не раз обманывалось, сжималось в предчувствии счастливой встречи сердце, когда на бесконечных военных дорогах звонкий девичий смех, внезапно вырвавшийся из кабины проносящегося навстречу грузовика, или нежный профиль молоденькой регулировщицы напоминали ему Лену. Но лишь только напоминали…

Уже три года не было у капитана никаких сведений о жене. Вместо сведений — догадки, вместо отобранной в плену фотокарточки — воспоминания. Оставляя ночным кошмарам то страшное утро 22 июня, услужливая память заботливо высвечивала, берегла от забвения самый первый день их встречи — солнечный и счастливый майский день 1940 года.

Глотая пастью теплый летний воздух, щенок с непропорционально большими лапами и большими же, стоящими торчком ушами почти летел над тротуаром, весь отдавшись сладостному, свободному бегу. Следом покорной змейкой волочился поводок.

— Ой, держите его! Пожалуйста, держите! Там же машины! — кричала девушка, выскочившая вслед за щенком из-под арки большого серого дома с гранитной облицовкой.

Реакция Федора Чибисова, курсанта последнего курса Московского пограничного училища войск НКВД, что в этот момент проходил со своими товарищами мимо, была мгновенной. Бросившись наперерез, он одной ладонью мягко, но решительно остановил радостного беглеца, а другой — ловко подхватил под теплое брюшко и прижал к себе, еще не подозревая, что это сама судьба сейчас выбежала ему навстречу. Щенок взвизгнул и дернулся, намереваясь цапнуть обидчика, но тщетно — поймавшие его руки свое дело знали и подобную попытку немедленно пресекли мягким почесыванием за ушами. К этому времени подоспела хозяйка.