Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник) Страница 39

— Сынджеорзан, Сынджеорзан, ты молодец!.. Мне такое и в голову не пришло! Значит, мы снова солдаты, Сынджеорзан, и снова атакуем врага!.. Замечательно!.. Атакуем врага в его тылу!

— Внимание, господин младший лейтенант! Начинается спуск! Будьте наготове! Вову и Панэ я поставил на другие тормоза.

Несколько мгновений из одного конца эшелона в другой прокатывались удары буферов.

Сынджеорзан вышел из будки, и я едва различал его тень в сереющей темноте. Он сел верхом на буфер и возился с огромными звеньями сцепления… Теперь состав набирал скорость, и казалось, Сынджеорзан вот-вот упадет, но он возвращался в прежнее положение и продолжал возиться со сцеплением, налегая на него грудью.

По моему лбу скатывались крупные капли пота, меня трясло от напряжения. Кровь била в виски, а по спине пробегал холодок.

Но вот наконец-то он поднялся. Однако я ошибся, это еще не все. Он перешел и сел верхом на другой буфер. Нет-нет, я не мог смотреть спокойно! Я, видевший стольких убитых и столько крови, теперь не мог взглянуть на человека, на ходу расцепляющего состав! Может, потому, что этим человеком был Сынджеорзан?

Я сел на скамейку в будке и ухватился руками за тормоз… Сейчас должен последовать сигнал… должен… Но почему его нет? Ведь было условлено: звук гармошки. Я бросил взгляд в окошечко, чтобы посмотреть, что делает Сынджеорзан, но не увидел его тени. Где же он?

— Тормозите! — услышал я тихий, но внятный голос. — Тормозите!

И я налег на тормоза. Они дико завизжали. Но где Сынджеорзан? Я хотел броситься посмотреть, где он, не упал ли он между рельсами, но мне надо было тормозить изо всех сил, потому что мы должны довести бой до конца.

Передние вагоны начали удаляться, мы остались сзади. Значит, мы победили! Очень хорошо, но что с Сынджеорзаном? Почему от него нет никаких сигналов? Начали срабатывать и другие тормоза… Теперь можно кричать. Стало лучше видно. Ночь отступала.

— Сынджеорзан!.. Где ты, Сынджеорзан!

— Зде-есь!

То ли я действительно услышал ответ, то ли мне почудилось. Я перегнулся и посмотрел вниз. Он висел между вагонами, держась обеими руками за крюки сцепления, но не мог подняться. У него не было сил! Значит, это конец!

Я наклонился к нему, чтобы помочь ему подняться, но он закричал:

— Стреляйте! Стреляйте!

Я посмотрел вперед. Остальная часть состава уже почти скрывается за поворотом, метрах в двухстах от нас. Я схватил автомат и начал стрелять.

Состав исчез, и вдруг из-за поворота вырвался вихрь огня и дыма и поднялся над лесом. Раздался оглушительный взрыв, и эхо разнесло его далеко вокруг. Потом опустилась тишина.

…Сынджеорзана мы нашли между рельсами в сотне шагов от места, где остановились наши вагоны. Лицо у него было все в крови, но он все же улыбался.

— Ничего со мной не случилось, господин младший лейтенант. Когда я услышал выстрелы, я разжал пальцы. Больше не мог выдержать…

Я помог ему подняться и стал обтирать ему лицо.

— Молодец, сержант! Я тебя отмечу приказом по взводу! — сказал я, и слова мои шли из самой глубины души.

Вокруг него собрались все, кто был в вагоне. Я обвел их взглядом, мысленно пересчитал.

— Откройте последний вагон. Там оружие и боеприпасы. Как раз то, что нам требуется, — приказал я.

Оставшись возле меня, Сынджеорзан стал шарить по карманам:

— Боялся потерять гармонику, я уже привык к ней.

Сначала мы решили отдохнуть. Это было необходимо нашим нервам, которым столько досталось в последние дни и ночи. В глубине того большого и спокойного леса мы отрыли землянку и выставили часовых, которых предстояло сменять каждые два часа. На пол положили еловые ветки, и в землянке запахло хвоей. Я вытянулся на ложе из веток и попытался уснуть, снова воскресив в памяти мои недавние красивые сны. Я представил себе обширные водные пространства, слегка подернутые рябью. Потом высокие, раскачивающиеся на ветру травы. А сон все не шел ко мне. Потом перед глазами возникла поливаемая снарядами котловина, где мы были окружены. Она разверзалась, глубокая и угрожающая, и у меня появилось такое чувство, будто я нахожусь где-то над ней и шатаюсь, готовый вот-вот упасть вниз, на дно, где клокочет пламя взрывов и раскатывается громовое эхо. Я будто парил над этой дышащей огнем пропастью. И я — не мог спать, не мог думать ни о чем другом, не мог ничем себя обмануть. И когда мне удавалось внушить себе, что надо принять какое-то решение, я все же откладывал это, потому что мысли мои исчезали, как иссякающий источник. Я медлил, не спешил принять решение, чтобы создать себе иллюзию, что я бодрствую, что я все же остаюсь хозяином положения.

Но в какой-то миг я уже не мог больше оставаться наедине со своими навязчивыми мыслями. Я приподнялся на ветках и заговорил:

— Бойцы!..

Это слово прозвучало торжественно и сурово. Солдаты, удивленные, повернули голову в мою сторону. Они тоже не спали, мне это было ясно, несмотря на всю накопившуюся в суставах усталость: без сомнения, их мучили те же навязчивые мысли, что и меня.

— Приказывайте, господин младший лейтенант, — от имени всех ответил Сынджеорзан.

Его голос показался мне таким же суровым и торжественным, как и мой. А именно в тот момент, по крайней мере, я не хотел никакой официальности. Мы даже внешне не должны были чувствовать расстояния, отделяющего нас друг от друга. Мы вместе прошли через ад, вместе спаслись, и нам предстояло так же, вместе, пройти такой же, а может быть, даже более трудный путь.

Я сел на свое место на ветках и начал заново:

— Дорогие мои… вы голодны, правда? У вас нет курева, правда?

Я заметил, как по их лицам пробежала улыбка. Они были кто моложе, кто старше меня. О некоторых из них я ничего не знал, потому что встретил их вчера в ночном эшелоне. Они даже не были солдатами. Среди них находился и тот долговязый. Он замкнулся в себе, но даже и на его лице мелькнула, хоть и слабая, улыбка.

— Это правда, господин младший лейтенант, но и вы голодны, и вам нечего курить, — ответил Момойю.

— Нет, для господина младшего лейтенанта я сохранил целую сигарету. Пожалуйста! Я бросил, больше не курю, — вмешался сержант Додицэ, протягивая мне сигарету. — Немного, правда, отсырела, но все же курить можно, — добавил он.

Я прикурил, затянулся пару раз и передал сигарету Сынджеорзану со словами:

— Вторая смена.

— И я тоже бросил, господин младший лейтенант.

— И я…

— У меня легкие больные… Надо бросать.

— А я курил просто так, для баловства…

Я оглядел их по очереди и потушил сигарету пальцами:

— Тогда и мне надо бросать…

В конечном счете сигарета обошла всех. Последним, обжигая губы, затянулся долговязый.

Мало-помалу мысли вошли в нормальную колею, люди поднялись, забросили за плечо оружие, и мы двинулись в путь — отыскивать дорогу к своим.

Не переставая лил дождь, холодный, мелкий, осенний дождь. Мы промокли до нитки. Лес казался бесконечным, тропинки были скользкими, и мы едва тащились. Нам было тяжело, нас одолевали невеселые мысли, а голод терзал наше нутро.

Первым упал человек с бородкой, с которым мы повстречались в вагоне. Он опустился на сырую землю и сжался в комок.

— Оставьте меня, вы служивые, у вас свои дела…

Додицэ взвалил его на спину, и мы двинулись дальше.

А человек с бородкой начал бредить:

— Еще добавь… И хлеба горбушку. Они служивые. Пришли все же…

— Молчи, молчи! Скоро доберемся, — мягко уговаривал его Додицэ, понимая всю бесполезность своих слов.

— Не знаю, не бывал я в этих местах… Куда доберемся?

— До дому… Видишь, вон свет впереди…

— Добавь, добавь, пусть все поедят… И я поем… Три дня не ели, пропади они пропадом… Сказали мне явиться на работу… Явился грузить шрапнель… И меня заодно в вагон…

— Помолчи… Надо, чтобы нас не обнаружили.

Через некоторое время человек с бородкой опустил голову на плечо Додицэ и замолчал. Так мы и несли его в обмороке по очереди до ручья, где остановились передохнуть. Там брызнули ему в лицо и на грудь холодной водой, и он пришел в себя. Грустно оглядев нас, он проговорил:

— Ступайте… Ступайте, мне все равно суждено было бы умереть, если бы они забрали меня с собой туда…

— Господин младший лейтенант, есть хочется. Если бы можно было выстрелить хоть разок, все было бы в порядке, — шепнул мне Сынджеорзан.

— Выстрелить? Ты с ума сошел, Сынджеорзан! — возмутился я.

Но ведь один выстрел мог бы означать, что у нас будет еда… Поджаренные на огне куски мяса… Я знал, что одного моего слова достаточно, чтобы превратить, как по мановению волшебной палочки, эту мысль в реальность. Но выстрел в этой глубокой ночной тишине мог означать и нечто другое… К тому же мы не знали, где находимся. Если бы у нас под рукой была карта… А теперь мы бродили в поисках хоть какого-нибудь ориентира. Мы определили лишь стороны горизонта и направлялись на юго-восток. Мы могли бы идти и в другом направлении, но не хотели выходить на открытую местность. Горы лучше скрывали нас.