Андрей Орлов - Штрафбат. Приказано уничтожить Страница 4

– Врешь, – расстроился Мишка.

– Клянусь.

У водителя, похоже, были проблемы. Он спрыгнул с капота, забрался в кабину, завел двигатель и принялся с поджатыми губами вслушиваться в его работу. Двигатель тарахтел, но как-то неуверенно, чихал, а потом жалобно всхлипнул и окончательно заглох.

– Ну, точно, американское дерьмо сразу не заводится, – презрительно проворчал Мишка, когда они подошли поближе. – Был бы наш мотор, точно бы завелся.

– Ладно, – Зорин оправил амуницию, комбинезон, поудобнее закинул на спину пистолет-пулемет Судаева с коробчатым магазином и отправился докладывать старшему о прибытии группы сопровождения.

– И это вся группа? – старший, капитан Яворский – астенический субъект с гладко выбритым неприятным лицом – исподлобья оглядел обоих разведчиков.

– Так точно, товарищ капитан. – Наметанный глаз Зорина сразу выхватил женскую фигуру из группы опекаемых лиц. – А в чем проблемы? Мы поедем по территории, освобожденной от немецко-фашистских захватчиков, и неприятности маловероятны. Сорок километров – это два часа езды по пересеченной местности.

– Безобразие, – процедил Яворский, неприязненно посмотрев на разведчика. Резко повернулся и начал что-то сердито выговаривать молодому шоферу, дергающему стартер. Вспомнилась расхожая фраза: умный любит учиться, а дурак – учить.

– Скоро поедем, товарищ капитан, – отбивался от незаслуженных нападок вихрастый водитель. – Что вы хотите от новой техники? Она же только с завода, не обкатана, детали не притерты. Сейчас, будьте спокойны, все будет пучком! Знаю ли я, где Слеповец? А как же, товарищ капитан, обижаете. Дважды мотался туда и обратно, возил таких, как вы, извините… Там, главное – не промахнуться мимо бора: дорогу плохо видно, особенно по темноте. Ухабов не сосчитать, и через дубраву лучше не соваться – только кажется, что дорога нормальная, а местные говорят, что она в тупик упирается. Хрен ее знает, конечно, не проверяли. Вот и можно ехать, товарищ капитан, часов за пять доберемся. Садитесь, прошу пани, как говорится…

Вершинин недоумевал: как можно ехать пять часов сорок километров? Да их пешком за это время пройти можно! Впоследствии выяснилось, что сорок – это по прямой. И что в Стране Советов всё великое – даже ямы на дорогах. Грузовик подскакивал на ухабах, в кабине задорно матерился ефрейтор Шмелев. Остальные, едва не вылетая из кузова, проклинали бездорожье и шоферские навыки вихрастого Шмелева. Все четверо устроились в передней части кузова, за кабиной, где было набросано тряпье и несколько дырявых матрасов. Очевидно, для особо важных пассажиров. Дорога, больше напоминающая стиральную доску, петляла между дубовыми рощами и каменными кряжами, то падая в низины, то карабкаясь на косогоры – такие крутые, что дважды пассажирам приходилось покидать машину и подталкивать ее сзади, чтобы покорить очередную вершину. Зорин с подчиненным сели в задней части кузова. Приходилось выискивать оптимальные позы, чтобы избежать особо болезненных толчков. Ехали по безлюдной местности – за всю дорогу не встретилось ни одного человека. Мелькнули за косогором черепичные крыши, разведчики насторожились было, залегли за бортом, приказав пассажирам не высовываться. Но все обошлось. Мишка бормотал про «лесных братьев» Степана Бандеры, которым в этой местности ничто не возбраняет объявиться, про немецких и советских дезертиров, про бродячих партизан, скандальных военнослужащих Армии Крайовой, наивно верящих, что они насадят в Польше свою власть в обход Советов. Места действительно были непростые, и смотреть приходилось в оба.

Зорин украдкой поглядывал на пассажиров – особенно на представительницу слабого пола. Старший лейтенант Татьяна Ладышева – так представилась она час назад. Назвать молодую женщину красивой не повернулся бы язык, но что-то в ней все-таки было. Невысокая, ладно сбитая, носящая бесформенные мужские штаны, что не давало возможности по достоинству оценить ноги. Но выше пояса все было в порядке. Зорин несколько раз смущенно отводил глаза – она перехватывала его взгляд и криво усмехалась. Говорливостью старший лейтенант не отличалась, но на разведчиков косилась с интересом, как бы решая, кто из этих двоих достоин большего внимания. Лицо у нее было асимметричным, приплюснутым, безжизненные волосы выбивались из-под пилотки, но неважное впечатление от внешности компенсировали глаза – невероятно большие, серые, какие-то нереально блестящие, с поволокой. От них было сложно оторваться.

Остальные не представляли интереса. Капитан Яворский был хмур и раздражителен – похоже, это было его нормальное состояние. Сидел он с брезгливо поджатыми губами, иногда косился на подчиненных и сопровождающих. Сержант Зорин капитану не понравился – в этом можно было не сомневаться. Единственный в компании, кто мог поддержать беседу и посмеяться, был лейтенант Хлопотов – светловолосый парень с длинным лицом и выпуклыми глазами. С подобной публикой Алексей встречался – ее хватало в частях технического, медицинского, инженерного и прочего обеспечения. Люди интеллигентные, с высшим образованием – такие чувствуют себя в общей массе белыми воронами и вынуждены «опрощаться», чтобы сойти за «своих». Они меняют речь, привычки, манеры, много и неудачно шутят, начинают курить, выпивать, материться – у отдельных это неплохо получается. Одна незадача – глаза. Их не спрячешь, и по ним многое видно.

Четвертым в компании был сержант Кармазов – коренастый мужичок лет тридцати пяти, с близко посаженными глазами и траурно опущенными носогубными складками. Рукопожатие его при знакомстве было твердым, но каким-то отстраненным. Он пребывал в себе, хмурился, кусал губы, искоса поглядывал по сторонам. А еще Зорин подметил, что сержант подтянул кобуру к животу и, в каком бы положении ни оказывался, всегда был готов выхватить табельный «ТТ» – прославленный советский пистолет, обладающий такими чудовищными недостатками, что, если бы его создателя в один прекрасный день репрессировали, никто бы не удивился. Разведчики давно отказались от этого оружия – неудобного, не имеющего полноценного предохранителя, что приводило к многочисленным несчастным случаям.

Зорин помнил, как покойный Новицкий, работавший «на гражданке» в уголовном розыске, рассказывал, что в «Настольной книге следователя» имеется даже глава, в которой рассматривается характерный «самострел» пистолета Токарева от удара. Было множество случаев, когда намеренное преступление выставлялось за случайное происшествие. В НКВД даже вышел приказ о запрете носить пистолет с патроном в патроннике. А еще и плохая фиксация обоймы в рукояти, что в бою частенько приводило к обезоруживанию стрелка. Хорош конфуз: бежишь в атаку, размахивая этой штукой, хочешь выстрелить, а обойму потерял! В общем, фрицы обхохочутся. Разведчики предпочитали «Вальтер», «Парабеллум-08» да офицерские самовзводные наганы образца 1895 года.

– И что вы так смотрите на старшего лейтенанта? – процедил Яворский, прожигая взглядом Алексея и Вершинина. – Женщин никогда не видели? Не туда смотрите, товарищи бойцы. По сторонам бы лучше глядели. Сидите тут, остолбеневшие…

– Ага, товарищ капитан, ку-ку заело, – согласился Вершинин… и очнулся, пугливо покосился на Зорина – чего, мол, я тут ляпнул?

Татьяна усмехнулась, быстро провела кончиком языка по губам, стрельнув глазами на Зорина – у того чуть температура не подскочила. Ухмыльнулся Кармазов, рассмеялся Хлопотов, и только Яворский скрипнул зубами и отвернулся.

– Наша Татьяна – сущий клад, – сообщил Хлопотов. И не удержался от шпильки: – Закопать бы надо… – Охнул, схватившись за бок, в который врезался острый женский локоть. – Татьяна, ты охренела? Больно же!

– Просто вспомнила, как в прошлый раз ты назвал меня оружием массового устрашения, – обозленно прошипела женщина. – Язычок-то прикуси, Артемушка.

– Товарищ старший лейтенант – дама боевая, – пояснил Кармазов, и глаза его ненадолго подобрели. – И в бою, и в личной беседе. Лично я стараюсь с ней не ссориться.

– А тебе и не положено, товарищ сержант, – хохотнул Хлопотов. – Твоя забота – медсестер по прачечным щупать, да болезни срамные подхватывать, а с офицерским составом мы сами разберемся. Танюша, не обижайся, мы ценим тебя, любим всей частью, ты наше украшение и стимул выбраться из этой войны живыми! Ну нет, вы только посмотрите, как сержант Зорин на нее косяка давит… Татьяна, не соблазняй парня! Сержант Зорин, воздух!

Алексей подпрыгнул, машинально вскинув голову к небу – Татьяна смотрела на него все более откровенно.

– Отставить! – прикрикнул Яворский. – Разбалаболились тут! – Он вскинул руку с часами, нахмурился, что-то высчитывая в уме, потом свесился к кабине, замолотил по ней кулаком: – Эй, водила, долго еще?

– Так мы еще толком и не отъехали, товарищ капитан, – беззаботно отозвался Шмелев. – Вы, чем спрашивать, прикорнули бы лучше – ей-богу, и без вашего участия доедем.