Федор Гнездилов - На высотах мужества Страница 4

Шел третий день войны. Стало известно, что курсом на Одессу шли вражеские бомбардировщики. Заместитель командира 3-й эскадрильи капитан Г. К. Плясунов вылетел с аэродрома Аккерман ведущим звена навстречу врагу.

Радиосвязи с истребителями не было, и мы, волнуясь, с тревогой ждали их возвращения. Но вот над горизонтом показались едва видимые точки. Приближаясь, они росли в размерах, и вскоре уже все увидели тройку наших «ишачков». Зашли на посадку, сели. Их встречали летчики, техники, механики. Всем нам было интересно знать, каким оказался для них первый боевой вылет.

Прибыв на КП эскадрильи, Плясунов коротко доложил командиру полка о том, что в одной из атак ему удалось сбить Ю-88, еще два бомбардировщика уничтожили летчики звена. Авиаторы восторженно смотрели на героев первого боя.

- Расскажите подробнее, как это было, - обратился майор Ярославцев к командиру звена. - Поделитесь опытом.

И капитан Плясунов начал свой рассказ:

- Сразу после взлета мы легли на заданный курс. Вскоре увидели самолеты врага. Это были «юнкерсы». Их оказалось шесть, и шли они без прикрытия истребителей. Я решил атаковать ведущее звено сверху. Воздушные стрелки фашистов открыли по нашим истребителям огонь. Мы ударили по ним из пушек и пулеметов. Стреляли неточно. Досадно стало. Выполнив боевой разворот, решили атаковать врага снова. Превышение над «юнкерсами» у нас было метров пятьсот. Спикировали, открыли огонь. Сначала били по замыкающему звену, потом уменьшили угол пикирования и хлестнули очередями по ведущим самолетам. [18] Наш огонь заставил замолчать воздушных стрелков. А «юнкерсы» по-прежнему шли своим курсом. «Неужто не остановим их, не собьем?!» - подумал я. В третьей атаке, разогнав скорость, мы вышли под вражеский строй. Я нацелился на ведущего, нажал гашетку. Снаряды разорвали бомбардировщику фюзеляж. Я тут же вывел истребитель из атаки. Сделал это весьма вовремя. В люках «юнкерса» со страшной силой взорвались бомбы. Мой самолет отшвырнуло волной. Ведомые ударили по другому звену. Два самолета загорелись почти одновременно. Строй врага распался. Тройка уцелевших «юнкерсов» сбросила бомбы в море и начала давать деру. Боеприпасов у нас не осталось, и мы не могли преследовать врага. Вот и все, товарищ майор.

Командир полка остался доволен действиями звена:

- Спасибо. Всем объявляю благодарность! - сказал Ярославцев.

Механики подхватили капитана Плясунова, летчиков и начали подбрасывать. В этой победе звена была доля и их труда.

В тот же день штаб полка информировал все эскадрильи о первой победе наших истребителей над фашистскими «юнкерсами».

Уверенно действовали и летчики 2-й эскадрильи. Они прикрывали наших бомбардировщиков, содействовали наземным войскам, которые оборонялись на реке Прут, штурмовали технику и пехоту врага.

24 июня пятерка наших И-16 во главе с Г. И. Титаревым обстреляла колонну пехоты. Враг понес серьезные потери.

Удачным оказался вылет эскадрильи капитана И. Д. Лукъяненко. Огнем с высоты летчики рассеяли конников, многих уничтожили.

Такие удары заставляли врага передвигаться по дорогам осторожнее. Но налеты истребителей продолжались, и фашисты начали совершать переходы в основном по ночам.

Нелегкая задача выпала на долю 4-й эскадрильи. Ее летчики сопровождали «Петляковых», которые бомбили переправы на реке Прут. Враг стянул туда батареи зенитчиков. Летать приходилось сквозь сильный огонь. «Ишачки» нередко возвращались с пробоинами.

С каждым боем мы обретали уверенность, становились сильнее. Мы надеялись, что врагу не удастся оттеснить [19] наши войска дальше. Однако положение на фронтах продолжало ухудшаться.

3 июля мы слушали по радио выступление И. В. Сталина. Оно вселило в сердца летчиков, всех советских людей уверенность в нашей победе. Вся страна поднималась на борьбу против врага.

А Гитлер и его клика на весь мир трубили, что главные силы русских разгромлены, что Советский Союз войну проиграл и скоро-де германская армия будет в Москве.

Рано, очень рано начали ликовать главари фашистского рейха.

В начале июля обстановка на киевском направлении серьезно осложнилась. Фашисты овладели Бердичевом, Новоград-Волынским, Житомиром, вели бои на подступах к Киеву. В полосе обороны Южного фронта враг наступал на северо-восток. Это были напряженные бои.

168- й авиаполк получил из штаба дивизии приказ командующего ВВС Южного фронта генерала П. С. Шелухина срочно перелететь на аэродром у Жмеринки в распоряжение командира 45-й смешанной авиадивизии. Нам предстояло поддерживать наземные войска на правом фланге Южного фронта. Основная сложность перелета по дальнему маршруту заключалась в организации посадки на незнакомом полевом аэродроме. Больше всего мы беспокоились за молодежь.

Командир полка Ярославцев приказал своему заместителю майору Дмитрию Жаркову и мне без промедления вылететь на новый аэродром и подготовиться к приему полка. Мы тотчас же направились к УТИ-4. Произвели расчеты и поняли: если лететь на наиболее экономичном режиме работы двигателя, горючего должно хватить. Не исключено, что посадку придется совершить на предельных остатках топлива.

Около трех часов пополудни мы поднялись в небо. При подходе к Жмеринке увидели взлетно-посадочную полосу.

- Выпускай шасси! - распорядился Жарков.

Я начал вертеть ручку выпуска шасси - они убирались и выпускались вручную - и в этот момент услышал:

- Стой! Убирай шасси. Живее!

- В чем дело? - насторожился я.

- Видишь, фашисты Жмеринку бомбят!

В небе над железнодорожной станцией и в самом деле носились «юнкерсы». Их прикрывали истребители. На борту нашего учебно-тренировочного самолета вооружения не имелось. Какой же смысл лететь дальше? Мы отвернули [20] в сторону, решили пролететь по кругу. Нужно было выждать, пока вся эта армада «юнкерсов» и «мессеров» уйдет на запад. Лишний круг, однако, стал для нас роковым. Топливо кончилось, мотор заглох, и мы, планируя, вынуждены были садиться в поле, не выпуская шасси. Приземлились в пшенице.

- Живой? - послышался голос Жаркова.

- Вроде бы да. Головой немного стукнулся. А хвост у самолета отвалился.

Мы выбрались из кабин. Жарков тоже не обошелся без травмы. Он ударился о приборную доску лицом, повредил нос. Из раны сочилась кровь, и мы ничего лучшего не придумали, как заклеить нос тонкой папиросной бумагой. Главное - остановить кровотечение.

Отошли от самолета, начали размышлять, как быть дальше. Жарков прислушался к едва уловимым шорохам в пшенице, сказал:

- По-моему, к нам кто-то подкрадывается.

Я оглянулся и увидел, как неподалеку шевельнулась пшеница.

- Эй, кто там? Выходи, иначе буду стрелять!

Из пшеницы словно вынырнула ватага ребят. Пятеро из них - они выглядели постарше остальных - были с охотничьими ружьями и малокалиберными винтовками. В руках остальных - косы, вилы, просто дубинки. Подозрительно оглядев нас, один из них, вероятно старший, строго спросил:

- Кто такие? Откуда?

- Не видишь, что ль? Летчики мы! - ответил Жарков.

- Зачем станцию бомбили?

- Ты что, спятил? - возмутился заместитель командира полка и - ко мне: - Видал их? Они за фашистов нас принимают!

- Успокойся, Дима. Эти парни из истребительного отряда, вероятно. Так я говорю, ребята? - В ответ - ни слова. - Вы что, не верите, что мы свои, советские летчики? Вон наш самолет. Мы на вынужденную сели, нужна помощь.

- Отчего же не помочь? - ответил старший. - Давайте вещички. Что там у вас в этих сумках? Донесем!

Мы отдали им парашюты, сняли с самолета бортовые часы и направились в деревню. Она была близко.

- Отдыхайте здесь, в тени под кленом, - распорядился [21] старший и, оставив нас в окружении пареньков, куда-то ушел.

Двое юношей сбегали в соседнюю хату. Минут через пять из нее вышла женщина с полной миской аппетитной клубники и краюхой белого хлеба, предложила нам:

- Угощайтесь, соколики наши дорогие!

- Спасибо, мамаша, - ответил я, и мы с превеликим удовольствием принялись за еду.

Вернулся старший:

- Устроились, вижу, неплохо. Ладно, кушайте. Сейчас машина за вами прикатит.

Примерно через полчаса подъехала полуторка. Из кузова выпрыгнули трое милиционеров. Переговорив с нами, они предложили ехать в Жмеринку, и нам ничего не оставалось, как подчиниться.

У здания милиции люди встречали нас так, будто мы и в самом деле были пленными из экипажа сбитого «юнкерса». Форме нашей не верили: переоделись, дескать! Пытались говорить с нами по-немецки.

Жарков весело рассмеялся, затем поднял сжатую в кулаке руку и выкрикнул:

- Рот фронт, геноссен! Ауфвидерзейн!

- К чему эти шуточки? - пожурил я товарища.

- Уже и пошутить нельзя!

Начальник отделения внимательно изучил наши документы и, выслушав рассказ о том, что с нами произошло, любезно предложил отдохнуть в соседней комнате… под присмотром дежурного. Что ж, отдохнем. В комнате стояли два стареньких дивана. Усталые, мы улеглись и незаметно уснули. Когда же открыли глаза, солнце висело уже над горизонтом. Завтра нам предстояло принимать самолеты. Для этого необходимо было своевременно подготовиться. И мы обратились к начальнику отделения милиции с настоятельным требованием немедленно отправить нас на аэродром. Тот уже давно, видно, выяснил, что никакие мы не враги, освободил из-под стражи, даже машину свою предоставил.