Дмитрий Агалаков - Боги войны Страница 4

– Ага, – вновь кивнул тот.

Рыжий хитрец пожал плечами:

– Ну, коли Стёпка Пчёлкин согласен…

– Стало быть, так оно и есть, – серьёзно договорил за него Пелепелицын.

Царёва посла Василия Пелепелицына беспокоило вот что: в этих местах, где Самара впадала в Волгу, никто не селился. Ногайцы проникали сюда редко и только большим числом, вот как сейчас, потому что люто боялись казаков; казаки бывали чаще, но осторожно, потому что опасались ногайцев. Казаки вырезали степняков, не мешкая, а ногайцы, попадись им вольный казак, и шкуру могли с живого снять. Чтобы помучился, чтобы смерть медом показалась! Река Самара славилась ещё и тем, что отсюда в раздольную Волгу вылетали на быстрых стругах казаки-разбойники, если увидят какой караван, ползущий вверх по великой реке на торг или вниз, к Каспию, домой.

– Казачков тут не видели? – оглядывая холмы, подступавшие к реке, и саму реку, золотую на солнце, спросил Пелепелицын. – Нет здесь вольных птиц наших окраин? Государевых пасынков?

– Да никого тут нет, – ответил рыжий. – Тишь да гладь! Райский уголок! Господь глядит с небес да умиляется!

– Хочешь, рыбкой тебя угостим, добрый человек? – спросил чернявый. – Хочешь, щукой, хошь, судаком, а хочешь, и стерлядью?

– Только о том и мечтаю! – усмехнулся сын боярский. – Будет шутить, мужики. Я царёв посланник, человек серьёзный. У меня к вам дело. Мне надобно на ту сторону караван бухарский перевести и целое войско. Конное войско! Как это сделать?

Мужики и юнец вновь переглянулись.

– А как? – пожал плечами рыжий. – Богатырей твоих в лодки посадить надо. А лошадок, коли их много, на плоты. Только так. А сколько богатырей-то?

– Людей полтысячи будет или около того.

– Мама родная, – пробормотал рыжий мужик.

– Войско! – вторил ему Стёпка Пчёлкин.

– А лошадок и того больше. Ну, советуйте! Где столько лодок взять и плотов?

В третий раз переглянулись мужики.

– Десятью лодками обойтись можно будет, – предположил рыжий, – коли целый день возить. А вот плоты срубить ещё надо. Да и лодочки достать по округе. Друзей-товарищей покликать. Тут одним днём не обойдёшься…

– А кто друзья-товарищи? – поинтересовался Василий Пелепелицын. – Такие же шутники, как и вы? – Он подозрительно усмехнулся. – Тоже с Севера?

– И с севера есть, и с юга, – цепко глядя в глаза послу, ответил огненно-рыжий рыбак. – Волга – она всем мать, всех приютит, никого не обидит! Ну так что, скликать нам друзей-товарищей? У Стёпки ноги быстрые – всю округу обежит! Верно, Стёпка?

– Ага, – весело кивнул тот.

– Так что, подождёшь, добрый человек? – спросил рыжий.

Василий Пелепелицын взглянул на своих воинов.

– Мы подождём, сколько будет надо, – сказал он. – Другого-то всё равно нет. За двое суток управитесь? – Он кивнул мужикам. – Поможете – награжу!

Те пожали плечами, что означало: очень может быть.

– По рублю на брата! – кивнул Пелепелицын.

– Ого! – воскликнул рыжий. – Хорош будет улов!

– А как зовут-то вас, работники? – спросил посол.

– Меня – Соловей, – хлопнул по сухой груди рыжий, – его – Вороной. Так и кличут! Ну а третьего – сам знаешь!

В эту минуту на холме показались несколько ногайцев во главе с послом Хасим-беком. Ногаец с прокопчённым лицом, в длинном кафтане, расшитом золотом, недобро поглядел на рыбаков.

– Кто такие?

– Рыбаки, господин посол, – откликнулся Василий Пелепелицын. – Мирные люди. Вроде как…

Опасливо озирая ногайцев, рыбаки поклонились. Степняки волжским рыбакам нравились ещё меньше! Мужики-то сдержали неприязнь, а вот юнец не успел: так и вспыхнули ненавистью глаза! Тёмное дело, могли решить мужики, коли царские люди, русские воины, вместе с ордынцами путешествуют! Дело, ничего хорошего им не сулящее.

– Ну так что, два дня? – спросил Василий Пелепелицын. – Со мной ногайский посол – мне его как можно скорее в Москву доставить надобно! Только на вас и надежда!

Мужики в который раз пересеклись взглядами.

– Всё будет, барин, – кивнул рыжий. – Только три дня нам дай. Нам и товарищей скликать надо, и лодки найти, и плоты для лошадок друзей ваших соорудить. Три дня, барин, и всё будет! – Он хитро осклабился. – Головой ручаюсь!

3

Три дня стучали топоры. Ватага рыбаков-корабельщиков собралась знатная. Откуда пришли на берега Самары и Волги эти люди? Василий Пелепелицын только качал головой, когда смотрел на своих наёмных работников. Все ловкими были, хваткими, умелыми! Да мало ли людей бродило по волжским просторам? Вольным, ничейным берегам!

– Откуда вы все? – спрашивал у них посол.

– Да оттуда, – отвечали крепкие бородатые мужики, по пояс голые, и показывали кто куда: влево и вправо, назад и вперёд.

Соловей как-то поинтересовался у посла:

– Это как же ты, государев человек, с нерусью-то схлестнулся, а?

– Царь велел, вот и схлестнулся, – усмехнулся Пелепелицын.

– А не горько было?

– Горько, Соловей, горько. Да дело важнее наших печалей!

– Извести бы всех ногайцев да под корень, – под стук топоров молвил рыжий. – Признайся: чешутся руки? Хочет того сердце?

Посол только посмеивался:

– А с ними бы и поляков, и черемисов, и шведов, и литву, и татар крымских, и хана сибирского, и султана турецкого! Вот бы вольготно было!

– Вот и я говорю, – оживился Соловей, – на середину Волги отвезти всех да утопить, как щенят безродных! А с этих-то и начать…

– Цыц! – тихонько бросил в его сторону Пелепелицын. – Разговорился! Работайте, мудрецы, царь сам разберётся, как ему быть со своими недругами! Без вашего ума!

Мужики снисходительно пожимали плечами. И впрямь, не их это дело! Бухарский караван привлекал внимание. Набитые тюки манили глаз.

– А скажи, государев человек, чего персы-то везут? – спрашивал Соловей, бывший за старшего меж строителями, у Пелепелицына. – Парчу да шелка небось? Пряности? Караван-то какой нарядный! А то и золотишко? А, барин?

– Больно ты любопытен для рыбака, – усмехался в короткую бороду Василий Пелепелицын. – Чересчур любопытен! Скажи мне честно: колобродил на русских реках, а?

– Ну, может, и не только рыбку я ловил! – посмеивался Соловей в огненную бороду. – Может, и татар крымских ловил. А может, и на Каспии нерусям житья не давал. Жизнь-то за спиной длинная! А сам ты, государев человек, Василий Пелепелицын, что поделывал десять годков назад, когда татары крымские всю Русь пожгли, а ногайцы, – он кивнул на шатры степняков в отдалении, – вот эти вот, им помогали?

– Дрался я с ними, – разом став хмурым, злым, ответил посол. – Страшно дрался. Всех хотел перебить. До единого! Сюда, до Волги, добраться, до Каспия, а потом и до Крыма. И жён их, и детей – всех хотелось вырезать. Всё сжечь – дотла! Потому что видел я, как Москва горела в том году, видел, сколько полону нехристи уводили. Всё видел, Соловей.

– То-то и оно, сын боярский. И не суди строго, что смотрю я косо на эту сволочь.

Василий Пелепелицын тоже взглянул на стан ногайцев.

– Ну так на следующий год, при Молодях, мы им припомнили. Под знамёнами князя Воротынского да князя Хворостинина. А потом через всё Дикое поле гнали. Днями гнали! Никого не щадили. Дали бы волю – и до Крыма бы дошли. Нам бы тогда рати побольше – извели бы их корень… Но язык всё же не распускай, Соловей, – уходя, наказал он.

Главное – дело шло. Матёрые работяги валили лес, обрубали ветви. Подгоняли брёвна друг к другу. Делали зарубки на брёвнах и крепко стягивали их верёвками. И сколачивали другими брёвнами поперёк, чтобы крепче были, не рассыпались под лошадьми. Стёпка Пчёлкин передавал приказы старшего – Соловья. Русский посол улыбался, глядя на работников. Сил мужики не жалели – старались на совесть. Ногайский посол смотрел на них с непроницаемым лицом: он не любил и презирал этих людей. Пухлый водитель персидского каравана в пёстром халате и чалме, при ятагане у широкого пояса, тоже с неприязнью морщился, глядя, как раздуваются мускулы на крепких торсах мужиков, как ловко и легко взлетают топоры в их тяжёлых руках и опускаются так неистово, точно головы рубят. Тут же в котлах мужики варили пшено и сало. Ох, приглядеться бы тогда Василию Пелепелицыну к этому простому, но такому вкусному и сытному блюду! Ох, приглядеться бы! Непростым оно было – знаменитым! И не где-нибудь, а на русских окраинах. И, конечно, мужики варили уху! Рыбы-то было вдоволь: закинь разок сеть – и вот уже все сыты. Ногайцы ели конину. Лошади послабее всегда, в любом переходе спасали желудки и жизни степняков! А лошадей за армиями кочевников всякий раз шло великое множество.

К концу третьего дня флотилия была готова. Десяток плотов томился у берега. И лодок уткнулось носами в золотой песок десятка полтора.

– Как и обещали, барин, – сказал рыжий, по прозвищу Соловей. – Три дня. Милости просим в дорогу!

Солнце уже садилось, алым клубком горя за тёмными заволжскими лесами, расплывалось рыжим огнём по реке. Темнота быстро сгущалась над водой.