Марина Чечнева - «Ласточки» над фронтом Страница 4

«Способна ли я хоть на что-нибудь подобное? — с тревогой размышляла я. — Ведь так еще мало знаю и умею!»

Марина Раскова не искала славы в этих перелетах. И ее, и подруг вело одно стремление: подготовиться к будущим испытаниям, помочь укрепить оборону страны.

В своих записках Раскова писала: «Советская авиация создана и существует для охраны мира. Народ нашей великой Родины прекрасно понимает, что каждая победа советской авиации является лишним звеном в цепи, укрепляющей мощь и обороноспособность нашего социалистического Отечества».

Кажется, все это — кадры из давным-давно прошедшего фильма. Солнечный осенний день. Вся Москва вышла на Комсомольскую площадь встречать летчиц-героинь, которые ехали с Дальнего Востока в специальном поезде.

Я стояла в толпе, приподнималась на цыпочках, старалась рассмотреть их лица. Сколько народу кругом! Так встречали челюскинцев, папанинцев, экипажи Чкалова и Громова. И вот теперь встречают летчиц.

Раскова смеялась. Сотни рук с цветами тянулись к ней, и не было, кажется, ни конца, ни края народному торжеству…

Но пришел грозный 1941 год. Сломалась, ушла в далекое далеко мирная жизнь. Началась война. Расковой, слушательнице Военной академии имени Фрунзе, было 29 лет… Мама Анна Спиридоновна и дочь Танюша эвакуировались на Волгу, в далекий поселок Васильсурск. Брат Роман с первых дней был в действующей армии. А Марина Михайловна осталась в Москве.

Фашистские самолеты каждую ночь прорывались к столице. Когда налеты заставали летчицу дома, она спешила в штаб противовоздушной обороны. Не раз тушила пожары, оказывала первую помощь пострадавшим. А после отбоя шла домой, садилась за письменный стол и готовилась к занятиям в академии.

8 сентября она выступала на женском антифашистском митинге:

— Дорогие сестры! Неизмерима наша ненависть к врагу. Непоколебима наша воля к победе. Неисчерпаемы наши силы, которые мы целиком отдаем Родине для борьбы с врагом!.. Советская женщина — это сотни тысяч высококвалифицированных мастеров на гигантских заводах, где тысячами рождаются наши боевые самолеты, танки, пушки и пулеметы. Советская женщина это сотни тысяч автомобилисток, трактористок и летчиц, готовых в любую минуту сесть на боевые машины и ринуться в бой…

Притихший зал жадно ловил ее слова, а наутро речь передали по радио и напечатали в газетах.

Но она чувствовала себя не у дел: разве можно спокойно жить, когда родная земля истекает кровью?

Марина писала рапорты об отправке на фронт. Ей приказывали ждать. Чего ждать? К тому же она знала, что на столы военкоматов ложатся тысячи заявлений девушек с просьбой направить в войска. Среди них с пометками: «Летчица Осоавиахима», «Работаю в Гражданском воздушном флоте…»

Марина Раскова пошла в ЦК партии.

— Нужно создавать женские авиационные части.

— Женские?

— Да, женские!.. По-моему, уже доказано, что женщины летают не хуже мужчин.

— Что же, подумаем над вашим предложением.

Подумали. И в сентябре состоялось долгожданное решение: сформировать женские авиационные части из женщин — пилотов ГВФ и летчиц-спортсменок… Поручить М. Расковой…

Дальше она уже не читала, бросилась к телефону. Нельзя терять ни минуты. Вместе со своими помощниками — неоднократной мировой рекордсменкой Верой Ломако, известными летчицами сестрами Тамарой и Милицей Казариновыми, политработниками Евдокией Рачкевич и Линой Елисеевой — Раскова составляла списки летчиц, разыскивая их повсюду: в Гражданском воздушном флоте, в аэроклубах, в авиационной промышленности.

Сотни женщин откликнулись на ее призыв. Имя Расковой было овеяно легендами. Кто из девушек не мечтал в это трудное для страны время находиться рядом с ней? Среди них была и я.

Марина Михайловна Раскова и опытный, отличный летчик Евдокия Давыдовна Бершанская, наш будущий командир полка, встретились на Волге.

Приглядывались друг к другу недолго. Сразу перешли на «ты».

— Знаешь, Дуся, — сказала Раскова, — жизнь опрокидывает наши планы. Вначале я думала создать один женский авиационный полк. Но уже прибыло столько людей, что можно укомплектовать три. И каждый день приезжают и приезжают…

— Что же, этому только радоваться надо!

— А я и радуюсь.

И добавила официальным тоном:

— Вы, товарищ Бершанская, назначаетесь штурманом соединения. Этим круг ваших обязанностей не ограничивается. Будете руководить всеми ночными полетами…

— Есть, товарищ командир!

Так началась наша работа. Упорная, ожесточенная, с бессонными ночами.

Бершанская, кажется, вообще не уходила с аэродрома. Днем на учебных самолетах обучала девушек-летчиц слепым полетам по приборам на аэродроме. Ночью проводила практические занятия в полете.

Однажды, вернувшись из Москвы, Раскова срочно вызвала Бершанскую.

— Вы назначены командиром полка.

Раскова пожала Евдокии Давыдовне руку. Бершанская оторопела.

— Какого полка?

— Ночного. Легкобомбардировочного.

— Я думала, вы мне серьезное дело предложите… А что можно сделать на этих учебных тихоходах У-2?

— Многое можно сделать, дорогая Евдокия Давыдовна. Очень многое. Наши «уточки» могут незаметно, с выключенным мотором, ночью появиться над важнейшими военными объектами врага. И пройдут они там, где не пробиться бомбардировщику!

Бершанская задумалась.

— Может быть, вы и правы…

В мае сорок второго Бершанская доложила:

— Полк к боевым действиям готов!

Да, мы были готовы, но мечтала-то я стать истребителем.

В день моего приезда я шла по коридору школы, раздумывая, кому бы доложить о прибытии. И вдруг:

— Вы уже тут? Здравствуйте, истребитель!

Я обернулась. Да это она — то же милое лицо, те же чуть грустные глаза и добрая улыбка. Неужели запомнила, узнала? Вот радость!

— Марина Михайловна! То есть товарищ командир! — тут же поправилась я. — Летчик-инструктор Чечнева прибыла в ваше распоряжение.

— А вы повзрослели. Это хорошо. Ну пошли ко мне, — сказала Марина Михайловна, распахивая дверь кабинета. — Как летается? Значит, будем воевать вместе?

Узнав, что я летаю ночью, Марина Михайловна удивленно вскинула брови:

— Даже так? Чудесно! Такие летчики нам очень нужны!

— Для ПВО?

— Не только для ПВО, — Раскова помолчала. — Хотите летать на ночных бомбардировщиках ближнего действия?

Я не сразу поняла ее.

— Разве такие имеются?

— Конечно. И вы их отлично знаете, только не догадываетесь. Это У-2.

У меня вытянулось лицо.

— Ну вот, сразу и разочарование. И работа предстоит интересная. Будет создан полк ночников, оснащенный У-2. Цель его — оказывать помощь наземным войскам непосредственно на передовой.

И она заговорила о роли, которую должны сыграть маленькие У-2 на войне.

Увлекшись ее рассказом, я сразу же согласилась стать ночным бомбардировщиком, хотя Марина Михайловна и не торопила с ответом.

И лишь когда вышла за дверь, вспомнила об истребителях и закусила губу. Но уже было поздно. В раздумье я постояла еще немного в коридоре. Потом тяжело вздохнула и примирилась с постигшей меня участью. Но тут же успокоила себя: в конечном счете впереди меня ждал фронт. А это — самое главное.

…Нет, совсем нелегко и не сразу все это нам далось: и стремительные ночные атаки, и выходы точно на цель в непроглядной тьме, и прицельное бомбометание по целям, выхваченным на какие-то мгновения из мглы светящими бомбами.

Наверное, нетрудно понять мое состояние, когда я однажды на тренировке чуть не угробила машину, сажая ее ночью.

Спрыгнув на землю, я в сердцах бросила подруге:

— Не получится из меня ночного бомбардировщика! Видишь, что натворила!..

У самолета от удара о землю лопнуло крепление шасси.

— Надо сделать так, чтобы вышел, Чечнева! — раздался из темноты резкий голос Расковой.

Я не заметила, как она подошла.

— Марина Михайловна, вы же сами видите… Наказывать за такие вещи надо…

Не знаю почему, меня обуял бес самобичевания. Сказался стыд за неудачную посадку и за то, что ее видела сама Раскова.

— Это у нее пройдет, товарищ майор, — вступилась за меня подруга.

— Вот что, Чечнева, успокойся, не нервничай. Выше голову! После войны хочу видеть у тебя ордена. Смотри, не меньше двух!

— Так уж и двух! Раскова засмеялась:

— Три можно. А меньше двух не пойдет!

За окном капель. Чернеет в лощине снег, бурым стало летное поле.

Весна! С какой радостью ждала Марина Михайловна ее каждый год! Весна значит, новые трассы. Далекие, о которых даже боязно сказать вслух. Но сейчас война — другие полеты, другое небо.

Небо, распоротое визжащими осколками, грохочущее от рева моторов, смятое, вздыбленное, огненное… Хорошо, что мать и дочка в безопасности… Кстати, какое сегодня число?