Алексей Ивакин - Блокадный ноктюрн Страница 4

Ее в шестидесятых сделали. В отвалах до сих пор кости, медальоны, медали…

Прохожу холмик с крестом. Это не могила. Здесь, в прошлом году, мы подняли бойца. Это у нас традиция такая — на месте его смерти делать могильный холмик. Делать крест. Под крест складываем вещи бойца. Здесь лежит ржавая лопатка и труба от противогаза. И гильзы, гильзы, гильзы…

Где-то рядом еще лежат.

Но где?

В лагерь я возвращаюсь в восьмом часу.

Так ничего и не нашел. Два полтинника, утопил в реке, море осколков — один из них длиной сантиметров сорок, две трехлинеечные обоймы.

Ну, ничего. Вахта у меня только начинается.

Устал без толку бродить. В лагере уже суета. Все вернулись. Оказывается, не только у меня сегодня день в ноль прошел. Железа — море. Бойцов — нет. Настроение у всех…

Да обычное настроение. Рабочее. День на день не приходится. Нет бойцов? Зато проверена часть территории. Земля, конечно, каждый годы выталкивает кости. На одном и том же месте шерстим уже который год — и бойцы, бойцы, бойцы… Надеюсь когда-нибудь приехать на Вахту и не поднять ни одного бойца. Может быть, и доживу до такого.

Иду в землянку — переодеваться-переобуваться. Снимаю болотники. Ноги взопрели в резине. Меняю носки. Надеваю тапочки. Да, да. Тапочки. Дождя уже нет. В тапочках у костра — милое дело посидеть. Старые носки — один день всего походил — вывешиваю проветриваться на березу около землянки. Будет дождь? Постираются. Не будет — высохнут. Да и фиг с ними. Их у меня еще есть.

Иду к костру. Ужин уже готов. Гречка с тушенкой. Рита, в честь моего приезда, расстаралась на салатик. Я, правда, траву не очень люблю. Свою порцию отдаю школьникам. Им все равно чего жрать. А я лучше хлеба с горчичкой и салом.

Сидим, трындим. Я изображаю из себя старого деда, как и полагается. Ем, ворчу, кряхчу. Детям забавно. А мне тоже.

— Завтра Еж приедет, — говорит Ритка.

— Да ты что? — радуюсь я. Со школьниками, конечно, забавно. А с Ежом оно веселее. Еж он же — Еж. Да сами потом узнаете. — А с кем, один, что ли?

— Не. Еще Змей, Дембель, Буденный, Юди, Кудрявый… — перечисляет она.

Отлично. Компашка собирается что надо.

Еж — Андрюха Ежов. Мы с ним катаемся в 'Поиск' уже лет десять. Ну, или десять с половиной. Про него рассказывать не получится. Его надо видеть и слышать.

Змей — Серега Загарских. Кликуха от того, что он носит очки. Сначала была 'Змей Очковый'. Потом стала просто Змей. Не потому что — хитрый. А просто так получилось.

Дембель стал Дембелем в прошлом году. Весной. Он тогда и впрямь был дембелем — сержант запаса Шемякин. Из армии приехал домой, переоделся и на Вахту. Вахта — она не отпускает. Я вечно его фамилию путаю с Шамриковым-младшим. Почему младшим? Да потому что тот ездит в Поиск вместе с отцом — дядей Вовой.

А почему Шамрикова-младшего Буденным называют? А он как-то купил себе буденновку и в одних трусах скакал вечером по лагерю со сменным стволом от немецкого 'МГ' в руках. Причем трезвый скакал. А когда выпил — то залез на Дембеля и, изображая из себя Конную Армию, поскакал на нем в Северодвинск. В смысле, в лагерь ребят из Северодвинска. Не доскакали, ибо упали. Эх… Жаль, что не с моста. Веселее было бы. Просто упали в лужу. Поэтому и прилепилось — Буденный.

Юди — он же Женька Юдинцев. Гора мяса и плоти. Здоровый как накаченный бегемот. Терминатор рядом с ним — тощий узник Бухенвальда.

Ну и Кудрявый. Который вовсе не кудрявый. Просто фамилия такая — Кудреватых.

А почему клички у них? Да потому что по рации очень неудобно вызывать по именам и фамилиям. Считай, что клички — это позывные.

— Еж, Еж, Змей на связи. Как у вас?

— Змей, прием. Глухо. У вас как?

— Аналогично. Еж, Дембель фляжку достает. Мы у полутонной воронки. Бегом пока не кончилась.

— Змей, если фляжка кончится до моего прихода…

Дальше идет игра слов. Вполне себе переводимая, но непечатная.

У Ритки позывной — Мать. Очень удобно, кстати. Если, что можно послать к матери по матери.

А у меня какой? Хе… У меня много позывных в интернете. Зеленый, бывает, Годзилка бывает, Зубастый бывает…

А по рации я… Только громко не ржите.

Белоснежка.

Да, да. Белоснежка. Тоже как-то было… Сидим, значит, отдыхаем около раскопа. Перекуриваем. Еж мне и говорит, Лех, ты у нас писатель-сказочник? Расскажи-ка нам какую-нибудь сказку. Ну, я и рассказал порноверсию 'Красной Шапочки'. А там фантазия у мокрых, грязных, уставших мужиков, конечно же, разыгралась до групповухи с Белоснежкой. Ну, вот кто-то и ляпнул:

— Леха, ты же лучше Золушки с Белоснежкой сказки рассказываешь!

Хрен его знает, рассказывала ли когда-нибудь Белоснежка своим гномам эротические сказки, но позывной так ко мне и прилип. В отместку я их стал называть семь гомов. Именно гомов, а не гномов. Ибо не фиг изгаляться над Дедушкой.

Хорошо, что приедут. Нет, конечно, и с Юркой Семененко интересно, и с дядей Вовой, и с Матерью. В смысле, с Ритой.

Но с этими опездолами забавнее.

— Поезд у них в шесть утра, так что около двенадцати будут, — говорит Рита.

Я молчу, доедая остатки ужина, и киваю:

— Ну, хоть одну ночь нормально поспим. А какие планы на завтра, Мать?

— Так-то выходной решили устроить. Завтра спим до упора. Потом на Лехе едем в Питер.

Леха — командир еще одного нашего отряда.

Блин, я, наверное, всех запутал?

Представлю всех, пожалуй. Здесь, под урочищем Гайтолово, стоят много отрядов. Тамбов стоит, Северодвинск, Киров.

Кировских отрядов несколько. Из самого Кирова пэтэушники под командованием Юры Семененко. Слободской — Мать командует. Еще Котельнич — там Еж. Котельнич и Слободской вместе харчуются. Фаленки — Гоша Култышев, он же Мурзик. Зуевский отряд — их четыре человека — приехали в первый раз. И нолинский отряд Лехи Сунцова. Слободской, Котельнич, Фаленки, Зуевка, Нолинск — это районные центры нашей Кировской области.

Так вот. Нолинск приехал на 'Соболе'. Ага. Две тысячи километров. Сейчас он вывозит до трассы на машине желающих скататься до Питера. Иногда на нем катаемся за хлебом и за… И еще за хлебом. Значит, завтра выходной… Пойду завтра опять один.

Внезапно Рита говорит мне:

— Дед, завтра до обеда… Пойдем вместе?

Я согласен. Дети пусть скатаются. Да им и отдохнуть надо. Уже десять дней тут без выходных пашут. А я только приехал. Ритке тоже хочется в лес.

Так что идем завтра вместе.

А сейчас пора спать. Хотя еще и светло, но…

Но надо спать. Хочешь ты этого или не хочешь… Поднимаюсь к землянке. Из-за излучины реки, там, где стоит Северодвинск доносятся крики:

— Горько, горько, горько!

'Свадьба у них, что ли?' — думаю я, переодевая в очередной раз носки. С вечерних на спальные. Дети в землянке уже дрыхнут. Кто-то еще пишет СМС-ки домой. Я подкидываю дров в печку и забираюсь в свой спальник.

Хороший у меня спальник. Теплый. И только решаю перед сном почитать, как внезапно засыпаю…

День второй

Проснулся от того, что мне жарко. Вылез покурить. Все еще спят. Дети — глупые какие — спят под кучей пуховиков, одетые и у печки. Я в одних трусах у выхода. Лучше всего, конечно, спать в спарках. Это когда спальники сшиваются или пристегиваются один к одному. Тогда в два спальника входит три человека. Лучше спать разнополыми тройками. Девку посередь, по краям мужики. И пошлых тут мыслей — не надо. Бессмысленно. Просто так получается, что разнополые спарки лучше друг другу тепло отдают.

Но тут печка — можно спать в отдельном спальнике. Особенно если в печку дрова дневальный подкидывает. Но, увы. Печка холодная. Никто ночью не вставал и дрова не закидывал. Дети, чо…

А у меня спальник альпинистский. Легкий. Держит комфорт до минус десяти. В смысле — нагишом можно спать на снегу при температуре до минус десяти. При минус пятнадцати уже надо трусы надевать. И фуфайку. Бойцам бы нашим такие… В сорок второй…

Покурил. Растопил печь. Пусть детеныши погреются.

Один из них поднял голову. Тихо рявкнул на него:

— Чего не спишь?

— Я дежурный…

— Чего спишь? Геть на кухню завтрак готовить!

— Маргарита Олеговна сказала…

— Да мне наср…, что Мать вчера сказала! — я свирепо прищурил глаза и перехватил топорик. — Я! Хочу! Жрать!

Испуганный дежурный, перепутав обувки с правой на левую, судорожно выскочил из землянки. Я так-то добрый. Но не на вахте. А еще Рита детенышей накрутила, что Дед злой приедет. Приходится соответствовать. Хе-хе.

— Дед… Не ругайся, — из кучи спальников послышался сонный голос Риты.

— Спи-ко, — проворчал я.

— Угум…

Я вышел из землянки. Стою. На небо смотрю. Небо обещает быть дождливым. Тучи низко. Прямо над деревьями ползут. Влажность высокая. Ветер. Да и фиг с ним. Я уже старый и опытный. У меня есть пуховик и штаны. Теплые. Тоже пуховые. И вообще. У меня есть все, что надо в лесу.