Анатолий Занин - Белая лебеда Страница 4

— А это твои кореши?

Ленька познакомил меня и Диму с Герой.

— Ну… Раз кореши, — уже дружелюбно сказал он. — Купайся, шахтерня. А чегой-то твой Дима на спор предлагал?

— Да так… — нехотя отозвался Дима, — посоревноваться хотел. Думал попрыгать с тобой с Чертовой скалы..

— С Чертовой? — Гера поднялся. — Да с нее еще никто не прыгал!

— Ну и что? Слабо? Тогда и не о чем гуторить…

— Мне слабо? — вскипел Гера. — Шуткуешь, шахтерня. На спор, так на спор! Только ты прыгай первым, а мы побачим… Ха-ха-ха! Побачим, як ты злякаешься… Ха-ха-ха! Отшибешь пузо-то або голову… Ха-ха-ха!

Дима кивнул мне, и мы бросились в воду, поплыли на ту сторону к Чертовой скале. За нами увязалась Инка. В этом месте озеро было нешироким, и мы быстро оказались у скалы. Ее вершина в виде рога уходила от берега на метр, никто не отваживался с нее прыгать. Но мы с Димой несколько раз приходили сюда рано утром, когда никого не было, и прыгали. Я чуть не разбился, неловко приводнившись, но Дима вовремя подоспел и вытащил меня на берег, оглушенного и полузадохнувшегося.

Дима заспешил к скале, а мы с Инкой остались внизу. Я страховал его. Инка не знала, что мы тренировались в прыжках с этой скалы, и подавленно молчала. Она боялась за Диму, но понимала, что нужно было прыгать.

Между тем Дима взобрался на скалу и застыл на минуту, собираясь с духом. Я это знал по себе. Не сразу прыгнешь с такой высоты, даже если на тебя смотрят. А там было метров пятнадцать с гаком. И опасная скала! На том берегу стали свистеть и улюлюкать, кричать, что, мол, испугался, шахтерня!

— Дима, Дима… Может, не нужно? — крикнула Инка и тем самым подстегнула его. Он отошел от края и, разбежавшись, оттолкнулся, что было мочи, и сразу разбросил в стороны руки, изогнул спину. Это был смелый парящий полет, который отнес Диму вперед, и он удачно ушел под воду. Вскоре вынырнул и взмахнул рукой, издал радостный победный клич.

На том берегу наши друзья закричали:

— Ура-а-а! Наша взяла-а-а-а!

Дима медленно выходил на берег.

— Димка, я тебя убью! — сказала сквозь слезы Инка. Это она так восхищалась Димкой. Вот ради кого он прыгнул с этой Чертовой скалы.

— Ты, кажется, что-то обещала? — с выжидательной улыбкой спросил Дима.

Инка подошла к нему, положила руки на плечи и поцеловала.

Ну, нет, Димча, ты меня еще не знаешь. Я быстро взбежал на скалу и с ходу прыгнул, а вернее сорвался с нее, как в бездну. И все делал машинально, ни о чем не думая. Не заметил, как раскинул руки, как парил, как вертикально вошел в глубину и как долго плыл под водой. Медленно выходил на берег с выжидательной улыбкой. Все ближе подхожу к Инке. Она смотрит в мои глаза. Со своей коварной улыбкой, конечно. Иначе она не может.

— Но Дима первый!..

Вдруг налетел ветер. Тот самый, неожиданный, какой бывает перед бурей. Мы встрепенулись и поспешили на тот берег. А ветер все крепчал. Сильнейший порыв взбаламутил озеро, поднял высокие волны, а на берегу закрутил песок и даже поднял в воздух камни. Я схватил Инку за руку и помог ей выбраться из воды.

И тут началось такое… Небо разом потемнело, солнце утонуло в черной мгле, ветер ревел, над головой неслись ветви деревьев и будылья кукурузы. Мальчишки бросились под уступы и в ниши. В одну нишу и мы забрались. По озеру ходили высокие волны, ветер закручивал их в буруны, и тогда возникали небольшие смерчи. Сверху упала сломанная акация, полетели камни. И тут разразилась гроза. Беспрерывно сверкали молнии, грохотал гром, лил дождь. Инка и Танька забрались в самую глубину ниши и постанывали от страха. Я, Ленька, Федя и Дима теснились у входа и постепенно намокали. Внизу под дождем маялись наши ребята. Сортировщики захватили все лучшие местечки.

Сколько мы просидели под скалой? Но в конце концов дождь стал стихать, а небо проясняться. Тусклое солнце уже склонялось к горизонту. Не заметили, как день прошел.

Мы выбрались из своих укрытий. Тревога стояла в мальчишеских глазах. Что там наделала буря?

Эти черные бури. Их не было годами, и люди начинали верить, что исчезла эта напасть. Но буря снова налетала, разрушала жилища, вызывала пожары, заливала овраги, губила посевы, бахчи и сады.

Мы шли домой, испуганно озираясь по сторонам. Кукуруза и просо были навалены причудливыми кучами и гребнями. Бахчи казались растерзанными каким-то чудовищем.

Все бросились по своим делянкам. Я увидел маму и отца возле нашего шалаша. Они грузили на тележку мешки с кукурузой и подсолнухами. Несколько оранжевых початков было вдавлено в черную жирную землю.

Мама увидела меня и обрадовалась.

— Где пропадал, Кольча? Неужто в каменоломнях сидел?

Я уткнулся маме в плечо и рукой обнял отца.

— А шалаш-то выдержал…

Мы с трудом вытащили двухколесную тележку на дорогу, торопливо тащили и толкали ее по истерзанным полям. Неподалеку от поселка увидели поваленные телеграфные столбы. На нашей улице лежали сломанные деревья, бурлили мутные ручьи. Нас тоже задела буря. Снесла крышу с сарая и повалила две яблони.

Отец сказал, что давно уже не было такой сильной и злой бури. На Кубани, сказывали, буря наделала еще большей беды. Оползень разрушил железнодорожное полотно, и ливневые потоки с гор снесли целую станицу.

Через несколько дней ко мне прибежал Ленька и рассказал жуткую историю, в которую не хотелось верить.

Ленька уверял, будто Дима ходил в каменоломни, прыгал там с Чертовой скалы и смеялся над Герой, обзывал его трусом. Тот не выдержал, прыгнул со скалы и разбился насмерть… А родители и братья Геры грозились отомстить виновнику гибели…

Дима все начисто отрицал, даже бросился с кулаками на Леньку, и мне пришлось их разнимать. Потом мы ходили в каменоломни, расспрашивали дружков Геры. Нет, Гера сам решил прыгнуть… Чтобы доказать… Но не рассчитал и нырнул в воду близко от берега, а там было мелко и торчали камни…

Купаться в каменоломни мы уже не ходили. Буря принесла проливные дожди на всю неделю и до краев наполнила омуты Каменки.

Целыми днями мы пропадали теперь в Красной балке, ныряли на выдержку: «кто дольше продержится под водой», прыгали со скалы, загорали на плоских камнях, лепили из глины замки и навесные мосты. Но если Дима слишком долго вылепливает какой-нибудь дом необычной конфигурации, Инка злится и громко просит меня поучить ее плавать.

Очередная блажь… Когда в шутку «топишь» ее, так удирает саженками, что и не догонишь, а тут склонит голову набок, этак хитро прищурится: «Кольча, поучи меня плавать…» Зайдет в воду по пояс и ждет меня, пока не возьму за талию и не начну медленно подталкивать ее, чуть отпускать, поддерживать ладонью. Она визжит, сильно хлопает ногами по воде и по-собачьи гребет руками. Незаметно я выталкиваю ее на глубину, где она хватается за мою шею и с криком прижимается:

— Топи, топи меня, Кольча. Пусть Димка строит свой замок…

Прихоть памяти… Неожиданно выплыл из прошлого душный летний вечер. Пожалуй, это было через несколько лет после наших прыжков с Чертовой скалы, после той памятной бури. В клубе «Новой» вовсю шли танцы. В плохо освещенном фойе с низким потолком и раскрытыми окнами парни и девушки топтались под баян слепого Дорофеича. Уставив на свет полуприкрытые глаза, он порывисто перебирал узловатыми пальцами западающие клапаны баяна. Тонким приятным голосом тянул: «Как хороши, как свежи были розы… в парке за рекой… Я так просил осенние морозы не трогать их безжалостной рукой…»

Федор Кудрявый, насупившись, сидел в углу. Он никогда не танцевал. В детстве упал с дерева, сломал руку, она неправильно срослась и стала короче.

У меня было неважное настроение: как наказанный, весь вечер танцевал с Танькой Гавриленковой. Странная это была девушка. На вид очень даже симпатичная: чернобровая, сероглазая и стройная. Но вот беда: глаза эти серые были у нее хитрющие, будто все время смеялись над тобой, и потому отталкивали, вызывали разочарование.

Каждый из нас нет-нет, и глянет тайком — она на Димку, а я на Ину Перегудову. Они танцевали на освещенной середине фойе. Ина была в голубом платьице и белых парусиновых туфлях, начищенных зубным порошком, а Дима — в широченных штанах и старенькой отцовской рубахе.

Улыбаясь, Ина что-то быстро говорила Диме, а тот с невозмутимой серьезностью ее выслушивал. Но всем было понятно, что для них в эту минуту ничего не существовало: только они да еще музыка.

Вот тут я и выкинул номер. Сначала ускорил темп танца, затем далеко выставил руку, разогнал танцующих по углам и наконец загорланил: «Как хороши, как свежи были розы…» Увидев, что и Димка не выдержал, увел Инку подальше от греха, я злорадно расхохотался.

Из угла, где сидел Федор, мне усиленно замахал Ленька.

Я на большой скорости подтанцевал к друзьям, хлопнул по стулу ладонью: