Гений разведки - Сергей Иванович Бортников Страница 4

Руку к виску он при этом, естественно, не прикладывал.

На сером, измученном, практически мумифицированном (простите за такое выражение) лице давнего сидельца заиграла слабая улыбка. Вероятно, ему в очередной раз вспомнились славные боевые будни красных броневых сил, которым Дед посвятил всю свою жизнь.

Точнее, ту её часть, что прошла не за решёткой.

Ах, если б можно было повернуть время вспять. И, по мановению волшебной палочки, снова очутиться там, в том сладостном далёком прошлом… Поумневшим. Со светлой головой и огромным жизненным опытом… Скольких ошибок он бы смог избежать…

Все мы умны, как говорится, задним числом!

"Отставить!" — хотел привычно рявкнуть Полковник.

Но…

В местах лишения свободы нет места милым его сердцу уставным отношениям! Воинская дисциплина здесь не только не приветствуется, но и откровенно игнорируется, даже презирается большинством сидельцев…

— Смотри, какое дело…

Дед попробовал немного приподнять уставшее повиноваться тело, но из этой затеи конечно же ничего не вышло, и он продолжил говорить лёжа. Тихо. Спокойно. Почти шёпотом. Но в то же время — уверенно и твёрдо:

— Буду уходить. Скоро. Вот и хочу немного образумить тебя, сынок, предостеречь, так сказать, от неприятностей, от неверной линии поведения… Короче, направить на путь истинный.

— Я свою дорогу избрал и с неё не сверну, — отмахнулся Подгорбунский.

— Как знаешь… Но всё же… Не побрезгуй моими советами.

— Замётано.

Полковник сделал ещё одно усилие, чтобы принять наконец свойственное здоровому человеку вертикальное положение, но юноша не дал ему осуществить задуманное.

— Лежите. Говорите негромко. Я вас прекрасно понимаю!

— Если хочешь чего-то добиться среди шпаны, надо жить по её законам, то есть понятиям. Тем более, что ничего противоестественного, наносного, античеловеческого в них нет. Только истинный смысл — выстраданный, омытый кровью; сама, как говорится, соль нашего арестантского бытия. Не обманывай, не воруй у своих…

— Я так и поступаю.

— И правильно!

— Но ведь есть ещё "не бери в руки оружия". Как быть с таким противоречивым постулатом? — спросил Подгорбунский.

— Поживёшь — увидишь. И сам примешь решение. Верное, справедливое.

— Неужели только ради этого меня сняли с дальняка?

— Нет! — резко ответил старик.

— Кажется, вы собирались дать мне какой-то дельный совет, напутствовать на дальнейшую мирную жизнь? — спросил озадаченный Владимир.

— В армию тебе надо, сынок…

— Что я там забыл?

— Послужишь… Посмотришь…

— Не…

— Старших надо уважать и слушать их, не перебивал!

— Молчу…

— Хочешь, отрекомендую тебя одному своему другу — Николаю Кирилловичу Попелю? Он сейчас, должно быть, большой начальник в АБТВ…

— Где-где?

— В автобронетанковых войсках… Выучишься на механика водителя — и заживёшь.

— В каком смысле?

— Самом прямом! Ты даже не представляешь, какое это удовольствие — лететь в броне, не разбирая дороги. Через леса, овраги, мелкие речушки… Деревья падают, выворачиваясь с корнями, стены домов в клочья рассыпаются, люди и животные в панике разбегаются, кто куда… А ты насвистываешь любимую мелодию и периодически переключаешь рычаги управления… Хотя… Говорят, что их уже заменили на штурвалы — советские учёные не сидят на месте.

— Да… Красочно малюете. Что песню поёте. Может, я и соглашусь, только немного подумаю, можно?

— Можно, если осторожно, так как времени у нас с тобой крайне мало.

— У нас?

— Не придирайся к словам… Все мы под одним Богом ходим, и порой самые сильные молодые особи встречаются с ним раньше, чем немощные, хилые, казалось бы, давно приговорённые старики.

— Согласен.

— Ну что… Я черкну Попелю рекомендацию? Он мои каракули хорошо знает, не раз списывал конспект на командирских курсах…

— Погодьте денёк-другой, — попросил Владимир.

— Могу не дождаться…

— А вы попытайтесь.

— Не от меня это зависит.

— Если честно…

— А как же иначе, сынок, между мужиками, а?

— Устал я, батя… Двадцать лет дураку исполнилось, а за душой, пардон — ни шиша нет; одни уголовные статьи! И сроки, сроки, сроки… А так хочется на волю, чтобы полноценно жить, работать, учиться; короче — стать настоящим гражданином государства рабочих и крестьян. Не вором, а человеком. Пускай маленьким, обычным, серым, таким, как все, ничем, по сути, не выделяющимся в толпе, но непременно с большой буквы: честным, преданным, отзывчивым, как и завещал товарищ Горький. — Володя ненадолго поднялся, чтобы поправить старое одеяло, постоянно сползающее с костлявого тела его духовного наставника, и снова сел на прежнее место.

— Великий писатель. Наш. Пролетарский, — одобрительно крякнул старик, выражая юнцу респект не столько за проявленную заботу, сколько за широту знаний. — А ты знаешь, кому Алексей Максимович посвятил эти мудрёные строки?

— Нет, конечно…

— Твоему тёзке — товарищу Ленину.

— Так ведь именно в честь его меня и назвали, — глаза Подгорбунского ещё ярче заблистали в кромешной тьме, наполняясь бесовской молодецкой удалью. — Мой дед был большевиком и умер в ссылке, не дожив до революции. Отца казнили белогвардейцы за то, что и под угрозой смерти не стал отказываться от своих убеждений; мать партизанила, работала в партийных органах. Тётя Оля активно сотрудничала с коммунистической прессой… Да что там говорить… Её дочь — Галя, то есть двоюродная моя сестрица, и то руководила пионерской организацией, стояла у истока "Базы курносых", а я — босяк, жулик, одним словом, — проходимец…

— "База курносых", говоришь… Что за хрень? Почему не знаю?

— Первая в Советском Союзе книга, которую полностью написали дети — литкружковцы шестой фабрично-заводской школы портового города Иркутска.

— Ты хоть держал её в руках?

— И не только держал, а даже читал. Тираж ведь немалый отгрохали — целых пятнадцать тысяч экземпляров. На всех хватило!

— И как тебе творчество иркутских пионеров? Понравилось? Аль не шибко?

— Ещё как… Самому товарищу Горькому, которого мы с вами вспоминали всего несколько минут тому назад, и то запало в душу!

— Круто, — похвалил Дед.

(Когда-то давным-давно, на заре своей юности, он тоже писал небольшие оригинальные рассказы, в основном — на армейские сюжеты, некоторые из них даже печатали в какой-то периодике, но дальше дело не пошло.)

— Кстати, — продолжал рассказывать его молодой коллега, усиленно жестикулируя и тараща и без того огромные карие глаза. — Ознакомившись с книгой, Алексей Максимович даже пригласил Галину в Москву, на первый съезд советских писателей. Вместе с руководителем кружка Молчановым-Сибирским.

— Вот это да… Гордись, сынок!

— Чем?

— Родословной. Славная она у тебя.

— У меня? Нет, это у них… У меня только одни кражи и побеги.

— А знаешь что? Давай напишем письмо Сталину… Нет, может не дойти… Лучше всесоюзному старосте Калинину — тот, говорят, многим помогает. Думаю, и тебя в беде не бросит с такой-то генеалогией!

(Так