Опрос с ответственностью - Виктор Анатольевич Коробов Страница 4

— Вам какая позиция нужна? Позади окопов? Насколько? — это он меня спросил.

— Не слишком далеко. Вон тот холмик подойдёт.

И мы забираемся на холм в километре за окопами батальона. Климов уходит с командиром батальона встретиться, а я предлагаю бойцам выкопать щели на обратном склоне.

— Сам-то не хочешь покопать, интеллигенция?

— Завтра может быть налёт, мне стрелять, не хочу, чтобы руки дрожали.

— Может, и нам стрелять придётся.

Климов возвращается радостный:

— Живём, товарищи. Пожрать нам дадут. Лапшаев, Егоров — берите большие котелки, и за едой, вон к той кухне. Да не стесняйтесь там, берите всё, что дают, и ещё добавку просите. Обещал я им прикрытие от авиации. Вам что нужно, как-то позицию оборудовать, или ещё что?

— Стрелять я буду прямо с земли, вон оттуда, с опушки. А надо бы щели выкопать, от артобстрела и от самолётов прятаться, могут заметить, откуда стреляют, и прилететь.

— Так в чём проблема? Вон четыре бойца, две сапёрных лопатки есть. Пусть роют по двое и меняются.

— Приказ нужен.

Двое уходят за едой, у каждого котелок литров на 7–8. Остальные начинают копать. А я разглядываю ноги. Вместо хороших термоносков мне сегодня утром выдали носки х/б, причём они без резинок. Сейчас носки грязные, местами и ноги грязноваты. И три мозоли обнаружились. Спрашиваю иголку — и мне её дают. Прокалываю мозоли, выдавливаю. Жаль, нет зелёнки. За холмом, метрах в двухстах, есть ручей. Я умываюсь, мою ноги и стираю носки. Туфли пока держатся, но, боюсь, далеко я в них не уйду. Про обещанные сапоги капитан не вспоминает.

Лапшаев и Егоров принесли полный котелок пшённой каши с салом и даже с кусочками мяса, котелок чая, сухари, махорку и газету. Вроде бы, каши немало, но все оголодали, даже я. А ведь я хотя бы утром в столовой позавтракал. И вся каша быстро уходит. Чай — это просто коричневая сладковатая чуть тёплая вода. Но сахар — это калории, так что все выпивают поровну, грамм по восемьсот. С сухарями — нормально.

Бойцы курят, обмениваются отдельными фразами. И начинают устраиваться на ночь. Не забыли и обо мне. Я сплю между Вяткиным и Салакудиновым. Одна шинель снизу, второй накрываемся. Мне в середине тепло, а мужики жмутся ко мне. После марша, когда мы прошли явно больше двадцати километров с грузом, даже я, изнеженный человек из 21-го века, быстро заснул. И тут же меня будит грохот. Я уже собрался вскочить, но Рим Салакудинов меня придержал:

— Не дёргайтесь, это не по нам бьют. По батальону немцы артподготовку начали.

Ага, уже утро, оказывается. Но раннее, солнце ещё не взошло. Даже лёжа мне хорошо видны позиции батальона. Они вытянуты в линию с севера на юг, в один эшелон. Сейчас там пыль, дым, и взрывы. Мне кажется, что не больше пятой части снарядов взрываются рядом с окопами. Остальные либо впереди, либо позади. Вдруг один снаряд взрывается близко к нам, метров двести не долетел. У меня сводит живот — кажется, это от страха такая реакция. Было бы неплохо кишечник опорожнить…

— Вон там батарея противотанковая, видите? — это мне Рим показывает. И я действительно вижу одну пушку, к ней привязаны ветки с листьями. Остальные не вижу, наверно, хорошо замаскированы. Судя по тому, что пушечка заметно меньше стоящего рядом человека, это сорокапятка. Впрочем, и танки сейчас у немцев в основном лёгкие. Для них и такие пушки серьёзный противник. Тем более, что танк на виду, а пушку заметить через смотровую щель трудно.

— Рим, наверно, есть время умыться сходить?

— У командира спросите.

И с разрешения капитана я иду к ручью. Мне не столько хочется умыться, сколько в кустиках посидеть. Стреляют не по нам, но мне всё равно очень страшно. И перелёты могут быть, да и огонь перенести могут. Кто их знает?

Но приходится возвращаться. А немцы всё долбят и долбят. Часов у меня нет, но кажется, артподготовка целый час длилась. С двумя перерывами по паре минут. Вот снова грохот стих.

— Летят, — это Рим сказал. И тут же капитан закричал:

— Воздух!

Тут и я услышал гул, неприятный, ноющий, а затем и увидел самолёты.

— За мной! — и я хватаю установку и ракету, и бегу к рощице. До неё метров пятьдесят. И сразу начинаю заряжать. Совсем недавно я тренировался до одури, но, видимо, нервничаю, и с трудом вспоминаю правильную последовательность действий. Провозился, наверно, минуты полторы. А ведь я уверенно укладывался в 50 секунд. Вот и Вяткин с Салакудиновым, только сейчас бегут, ракеты несут. Но самолёты только ещё на подлёте, не быстрые они. Теперь, когда до них километра полтора, я узнаю «лаптёжники», Ю-87. Как по «лаптям», так и по характерному излому крыльев. Установка уже «схватывает» цели, но я не тороплюсь. Хочу бить на взлёте, когда мотор на высоких оборотах, и особенно горячий. Да и скорость как раз падает.

Враги не торопятся. С земли по ним никто не стреляет, наших истребителей тоже нет. Есть время их сосчитать: восемь машин. Вроде, они девятками летали. Наверно, потеряли уже одного. «Штуки» перестраиваются в цепочку, начинают поворачивать на север, и вдруг передний самолёт валится на крыло и начинает круто пикировать. Через три секунды до нас доходит громкий, противный вой. Почему-то я вспоминаю, что раньше «противный вой» это был воин противника. Видна отделившаяся бомба, и самолёт быстро разворачивается носом вверх. Я вывешиваю установку на плече, и жму на спуск. И стараюсь не дёрнуться, стоять неподвижно. Что на самом деле непросто, когда под ухом срабатывает ракетный двигатель. Хорошо что пока не основной.

Я хотел немедленно вторую ракету зарядить. Но не вижу ни Вяткина ни Салакудинова. Снова смотрю на самолёты — как раз второй начал пикировать. И, да! Ракета попала, «штука» как будто останавливается прямо на подъёме, и рушится вниз. Всё, хватит смотреть, ракету мне! Но поблизости нет никого. Я начинаю громко орать. Мата не так много, но упоминаю трусов и ссыкливых щенков. Ага, вот Рим бежит. Почему-то из леса. Зачем он там оказался?

На этот раз я заряжаю очень быстро, возможно, даже за полминуты, или ненамного дольше. Но за это время уже последний самолёт сбрасывает бомбу и задирает нос. Теперь я гораздо спокойнее, чем в первый раз, и действую быстрее. Встать на ноги, установку на плечо, цель