Михаил Водопьянов - Киреевы Страница 40

Родченко заглянул в кабинет — пусто. В спальне — тоже. В столовой, свернувшись клубочком на диване, спала Ляля. По-видимому, перед тем, как заснуть, она долго плакала. Еще влажные длинные ресницы продолжали вздрагивать.

Стараясь не разбудить гостью, Андрей поставил на стол тарелки, нарезал хлеб, колбасу.

Ляля проснулась и, увидев летчиков, обрадовалась:

— Вы давно приехали? Я и не слыхала. Заснула немножечко.

— Хорошо немножечко, — поддразнил Соколов, — мы около часа бродим вокруг стола в ожидании, когда же, наконец, можно будет сесть за ужин… Вернее за завтрак, — добавил он, взглянув на стенные часы.

— А вот и неправда! — громко рассмеялась Ляля. — Мама всегда жалуется, что я очень беспокойно сплю, она раньше даже стулья к моей кровати ставила, чтобы я на пол не упала.

В столовой было светло и тепло. Шофер принес из кухни кипящий чайник. Ляля повертелась перед зеркалом, привычным движением поправила волосы и деловито осмотрела стол.

— Нельзя же так некрасиво резать хлеб, — упрекнула она хозяйничавшего за столом Андрея.

— Научите — спасибо скажу.

— Учить долго, лучше сама сделаю.

— Вот так все и рассуждают: «долго», «некогда», «не хочется», — шутливо заступился за Родченко Юрий Петрович.

Словно сквозь стену, доносилась до Киреева, думавшего о своем, непринужденная Лялина болтовня. Она рассказывала о своей жизни, об учебе в институте иностранных языков, о своей ссоре с тетей, о жизни у посторонних людей. Не успела Ляля как следует устроиться, началась война.

— А чем вы собираетесь заняться, когда приедете к родителям? — спросил Киреев.

Ляля на секунду призадумалась.

— Мне очень хочется приносить пользу. Но пока еще не знаю как. Мечтаю о фронте, о подвиге, но когда стреляют, — совсем теряю голову, — чистосердечно призналась она. И, помолчав, спросила звенящим голосом: — Вы меня за это презираете?

— Нет, зачем же? Не все могут быть воинами…

— Скажите, Ольга Александровна, — спросил Соколов, — вы мою сестру Лидию Петровну знали? Она ведь преподавала в той же школе, где и вы учились.

Ляля вспыхнула. Стараясь скрыть свое смущение, она тихо сказала:

— Немного помню. Ваша сестра ведь занималась с младшими классами. — Ляля еще что-то хотела добавить, но в это время пришла Анна Семеновна. Николай Николаевич познакомил ее со своей гостьей и попросил взять над ней шефство.

— Мы уезжаем в часть. Как только выяснится, что есть свободное место на самолете, — я пришлю за вами. Пожалуйста, никуда не уходите, — предупредил Николай Николаевич Лялю.

…Осенний туман тяжело льнул к асфальту. Пахнуло в лицо холодной, промозглой сыростью, когда летчики вышли из дома и торопливо сели в машину. Автомобиль мчался по улицам, оставляя за собой влажные следы. Несколько раз машину останавливали патрули и придирчиво проверяли документы.

Недалеко от заставы шоферу пришлось затормозить машину. Дорогу перерезали сомкнутые ряды женщин, девушек, подростков в ватных телогрейках и в брезентовых плащах. Они несли, как оружие, лопаты, топоры, ломы. Трудовая армия шла на строительство укреплений.

Киреев с уважением смотрел на старые и юные лица, казавшиеся одинаково сосредоточенными и решительными. Вдруг песня, бодрая и веселая, неизвестно кем затянутая и дружно подхваченная всеми, полилась, ударяясь о каменные здания и пропадая в кривых переулках.

— Хороша песня! — вздохнул Соколов.

— Хороша песня! — повторил Киреев. — Эх, и хороши же люди! — с силой добавил он, провожая взглядом сливающуюся с туманом колонну.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Прошло три месяца после совещания в Наркомате авиационной промышленности. Киреев снова радовался и успеху своего воспитанника и тому, что вопрос о двигателях для «К-2» разрешался удачно. Комитет Обороны вынес решение о постройке грузового гиганта. Сейчас Николай Николаевич спешил на подмосковный экспериментальный завод, где будет создаваться его самолет.

Ехали по шоссейным дорогам, обтекающим Москву. Шофер осторожно вел машину по незнакомому пути. Вслед за ранними зимними сумерками быстро пришла темнота. Шел снег, крупные влажные хлопья кружились перед ветровым стеклом, и мерно тикающий «дворник» был бессилен бороться со все усиливающимся снегопадом. Сквозь узкую щель, прорезанную в фанере, закрывавшей по всем правилам маскировки автомобильную фару, пробивался слабый луч и таял в двух шагах от машины. В деревнях и рабочих поселках, мимо которых проезжали, нигде не мелькнул огонек. Только кое-где на крыше дома из трубы вылетала искра и, подхваченная ветром, тут же гасла.

— Вот и опять в дороге… Сколько километров мы с тобой каждый день «глотаем»? Все ездим и ездим, — обернувшись к Родченко, сказал Николай Николаевич, сидевший рядом с шофером.

— Путешествуем в самом деле много, — отозвался Андрей, — то в гарнизон, то в институт, то на один завод, то на другой. А толку пока маловато.

— Ну, это ты оставь, — возразил с улыбкой Николай Николаевич, — сегодняшней поездкой, например, я доволен.

Киреев был в великолепном настроении. Всего час назад он и Андрей покинули испытательную станцию института, в котором Родченко «доводил» свои дизельные моторы. Авиадизель за номером 0117, проходивший уже последние испытания, мелко и ровно дрожа, работал на стенде непрерывно четыреста первый час. Вел он себя безукоризненно, ни разу даже не «чихнул».

Лютые морозы стояли зимой сорок второго года на русской земле. Воробьи замерзали на лету. Гибли яблоневые и вишневые сады.

Когда машина останавливалась, шофер выходил и, топая валенками по снегу, искал вдруг исчезнувшую дорогу. Киреев не только чувствовал, но и слышал мороз — жалобно гудели натянутые до предела провода, трещали телеграфные столбы, тонко и нудно свистел ветер. Захлопывалась дверка, в машине снова становилось тепло. Николай Николаевич начинал дремать.

— Есть какие-нибудь вести от Виктора и Наташи? — вопрос Андрея вывел Николая Николаевича из дремоты.

— Нет ничего. Виктор не всегда имеет возможность писать письма, на фронте это естественно, а вот что с Наташей, ума не приложу. Эвакуироваться с заводом она не успела — это я знаю определенно, Мария Михайловна тоже последнее время не получает писем. Меня успокаивает только то, что Наташа не одна. С ней муж, заботливый и очень любящий. Я хочу надеяться на лучшее.

Андрей промолчал.

Киреев уткнулся в воротник полушубка и опять забылся в полусне. Андрей не мог заснуть. Николай Николаевич невольно разбередил незаживающую рану.

«Любящий муж, а она, Наташа, любящая жена», — зло подумал он, мысленно рисуя картины семейного счастья Глинских. Но разве об этом надо думать сейчас, когда неизвестно, где Наташа, что с ней? Он, Андрей, бессилен помочь. Прав Николай Николаевич, — все-таки хорошо, что с Наташей муж.

На рассвете добрались, наконец, до соснового леса, в глубине которого незадолго до войны был построен экспериментальный завод. Длинная аллея вела к высокому белому забору (летом его перекрашивали в зеленый цвет), за которым были раскиданы приземистые, одноэтажные цехи, жилые дома и бараки. Огромные «корабельные» сосны смыкали свои лохматые ветви над строениями.

Киреев сразу оценил выгодную естественную маскировку завода. Тут нечего бояться бомбежки с воздуха.

С любопытством осматривал он место, где ему придется теперь проводить большую часть времени. Сюда переводится из Москвы его конструкторское бюро, здесь он будет работать сам, наблюдая за постройкой «К-2».

Киреева, по-видимому, ждали. Дежурный комендант после необходимых формальностей провел его в хорошо утепленный и просторный барак, предназначенный для конструкторского бюро. Там уже стояли чертежные столы.

Для жилья инженеров и чертежников были отведены здесь же в бараке небольшие комнаты, похожие на вагонные купе. Низенькие койки, покрытые пушистыми зелеными одеялами, еще больше увеличивали сходство с железнодорожным вагоном.

— Места плацкартные, — пошутил Андрей.

Кирееву понравился барак, аккуратно оштукатуренный и чисто выбеленный. Хорошее впечатление произвел на него и весь завод, который он обошел вместе с директором. Нигде ни одной кучи старого негодного металла. Начиная от кабинета директора и кончая инструментальной кладовой цеха, везде была прямо стерильная чистота. Со станков не сошла еще лакировка. Люди работали в одинаковых синих халатах. Было необычно тихо, только неумолчно стрекотали, словно кузнечики в июне, пневматические молотки, которыми клепали дюралюминиевые фюзеляжи опытных машин. Чувствовалось, что строители и руководители завода продумали каждую мелочь, предусмотрели все возможное, чтобы на этом небольшом по размерам, но оснащенном передовой техникой предприятии было можно производительно трудиться.