Владимир Масян - Замкнутый круг Страница 40

Игнат, крякая по-стариковски, с передышками, колол во дворе березовые чурбаки, которые подносил ему соседский хлопчик лет семи-восьми от роду. Под навесом сарая, весело вжикая пилой, двое солдат, раздевшись до пояса, играючи разделывали строевые бревна на дрова. Под окнами дедовой хаты на молодой травке сидел офицер в расстегнутой гимнастерке, жмурился на закатное солнце. Его портупея с пистолетом висела на ставне.

Из обвалившегося омшанника Сидору хорошо было всех видно. Какая-то сила толкнула его в этот затхлый погреб, когда он прокрался сюда садами. Вот бы выскочил во двор, как хотел, без проверки. Заварилась бы каша!

С сотником пришли трое боевиков. Но ведь в доме или в соседних дворах могли находиться еще эмгэбэшники… Сидор решил дождаться темноты в омшаннике Игната. Положил действовать просто: устроить пальбу в конце села. Если эти вояки не прячутся днем, значит, ждут нас ночью. А раз так, то после первого же выстрела выскочат из хаты и побегут ловить непрошеных гостей. Деда можно будет притащить хоть в этот же погреб на случай, если вернутся солдаты.

Меж тем офицер подозвал мальчика, потрепал его по лохматой шевелюре, усадил рядом. По тому, как бойко трещал малец, выходило, что его расспрашивали о знакомых вещах. «Деревенские новости вынюхивает, — ухмыльнулся Сидор. — Видимо, не больно-то их Игнат просветил».

Наконец хлопчик вскочил на ноги и засверкал голыми пятками в направлении соседнего подворья. Через некоторое время он вернулся вместе с дородной, но довольно молодой еще женщиной, которая несла в руках глиняную крынку. Офицер радушно поднялся им навстречу, долго говорил что-то, прижимая руку к сердцу. Без ужимок принял протянутую крынку, не торопясь, с наслаждением напился молока, отдал сосуд мальчику.

Тот побежал к солдатам, а офицер начал расспрашивать женщину. С час кривлялись и хихикали они друг перед другом, так что Сидор успел возненавидеть обоих. У него даже ладони зачесались от желания немедленно всадить по свинцовой пуле любезникам.

Но вот офицер крикнул солдатам, чтобы его не ждали к ужину, снял со ставня и небрежно повесил на плечо портупею, посбористее смял хромачи и гоголем поплыл с молодайкой со двора.

«Узнай, где ее хата, — шепнул Сидор лежавшему рядом боевкарю. — И побачь, нет ли где еще краснопогонников». Бандеровец ушел, но тут же вернулся.

— Там собака по саду вихляется. Как бы не разгавкалась.

— Погляди, — велел сотник второму боевику.

— Це ж игнатовский кобель, — с порога зашепелявил тот. — Ось я его каменюкой. Дохлая тварь.

Сидор подошел к испугавшемуся боевкарю — молодому чернявому парню со свежим шрамом на щеке. Парень потупил глаза. Сотник взял его за подбородок двумя пальцами и больно запрокинул ему голову так, что кадык на шее парня застыл от напряжения. Молодяк захрипел и чуть не опрокинулся навзничь.

— Пойдешь ты, — приказал Сидор шепелявому. — А этой бабе, — он пнул как можно резче парня в голень, — я больше не доверяю. Заберите у него зброю.

Парень обхватил ушибленную ногу руками, сел на землю. Его автомат закинул себе на плечо сухощекий нервный мужичок с ехидными быстрыми глазками — третий из пришедших с сотником боевкарей.

Шепелявый вернулся уже затемно. Не переводя дыхания, затараторил:

— Машину они на конюшне сховали. Там водила и еще один автоматчик, больше в селе никого немае. Офицер с цацкой через две хаты отсюда. Садочками до них проберемся.

— Сын ее с ними?

— Ни, — хихикнул шепелявый, — отослала до матери, чи свекрови.

— Жаль, — пробурчал Сидор. — Пошли до жениха з невестой.

— А Игнат?

— Старик сам до нас прибегит.

Цветущим дурманящим вишняком прошли на зады указанного подворья. Выломали стенку в клуне, из которой перебрались в хлев. Густые запахи животных, навоза, парного молока ударили в ноздри. Шепелявый шлепками отодвинул в сторону бессмысленно смотревшую на них корову, разогнал овец. Позади клетки с посапывающим боровом была узенькая дверь, которая обычно в крестьянских постройках выходила в сени или даже в кухню жилого дома.

Ременные петли даже не скрипнули, когда бандеровцы прокрались в хату. В горнице за полотняной занавеской слышался приглушенный, прерывистый шепот. Керосиновая лампа на столе нещадно коптила. Офицерская гимнастерка и портупея с пистолетом лежали рядом на лавке. Не опасаясь, бандиты зашли в комнату. Сидор со злостью рванул занавеску. Да, видно, хороший здесь когда-то был хозяин. Занавеска оторвалась вместе с багеткой. Тяжелый самодельный резной брус хрястнул по голове шепелявого, обмякшая ткань накрыла сотника. Поток воздуха задул огонь в лампе.

Это произошло так неожиданно, вопреки логике, что все дальнейшее стало походить на сплошной кошмар. Сидор закричал, пытаясь высвободиться из-под занавески. Но, дернувшись, повалил себе в ноги шепелявого, который, падая, нажал на спусковой крючок автомата. Стрельба словно пробудила тех, кто лежал в постели. Белая тень метнулась на безоружного парня со шрамом на щеке, и в то же мгновение душераздирающий женский крик наполнил горницу. Затрясся, заплясал автомат в руках сухощавого неврастеника. Полетели брызги оконных стекол, потек со стола на пол керосин и вдруг вспыхнул от горячей лампы, побежало пламя во все концы хаты.

Что было сил, рванул Сидор материю, отшвырнул мертвое тело. Клубок тел в луже крови копошился под лавкой. Женщина с обезумевшими глазами застыла в углу за кроватью. Распахнутая дверь на улицу, еще какие-то детали, выхваченные рваными отблесками пожарища, мелькнули перед взором сотника. Ужас перед возможностью быть застигнутым здесь, на месте преступления, погнал его прочь. Но инстинкт матерого зверя сработал и на сей раз. Сидор не побежал вслед за сухощеким во двор, а через окно кухни выпрыгнул в сад, повалился, зацепившись за колышек, в малинник и на карачках полез в заросли. Он уже собирался перебежать за кучу сухого хвороста, что высилась в конце огородных грядок, когда из-за угла горевшей хаты выскочил с безумными глазами все тот же сухощекий бандеровец и тоже кинулся к малиннику. Сидор присел. И вовремя — двое солдат перекрестным огнем накрыли извивающуюся фигуру бандита. Пули веером прошли по кустам. Словно тяжелая кувалда ударила сотника в бедро, и он потерял создание.

Григорий Семенович Боярчук только протянул руку к входной двери под написанным мелом номером восемь, как вдруг та растворилась сама. От неожиданности старик замялся на пороге, и тогда невидимая сильная рука втащила его в комнату, и он услышал, как хлопнула за спиной щеколда. В ту же секунду перед ним появился Борис в полувоенной поношенной одежде, осунувшийся, с воспалившимися, но такими родными глазами.

— Вот и свиделись, сынка! — одними губами проговорил Григорий Семенович и почувствовал, как ноги становятся ватными.

— Здравствуй, батя! — сдержанно поздоровался сын и поддержал покачнувшегося отца.

В спину Григорию Семеновичу грубо сунули стул с шатающейся спинкой, и простуженный голос недовольно пробурчал:

— Не больно-то кохайтесь. У нас нет времени.

У старшего Боярчука не хватило сил обернуться. Он не сводил глаз с родного дитя. Надежда, радость, боль и отчаяние смешались разом в его взгляде. Старик усиленно старался держать себя спокойно, но челюсти его дрожали, и он то и дело тер ладонью подбородок.

Борис в упор смотрел на него и никак не мог произнести первое слово. Удушливый, колючий комок стоял поперек горла.

— Как мама? — наконец выговорил он.

— Ждет, очень ждет тебя, сынку, — закашлялся от волнения Григорий Семенович.

Сын ласково прикрыл своей ладонью подрагивающую на столе руку старика.

— Ты прости, отец, но у нас действительно очень мало времени. Нам сказали, что ты уже в курсе всех событий и согласился помочь.

Григорий Семенович закивал головой, боясь оторвать взгляд от сына.

— Ты по-прежнему работаешь в депо?

— Да, только теперь на маневровом. В рейс уже не выхожу. Силы не те.

— Расписание движения поездов через станцию тебе известно?

— Ну-а як же!

— Меня интересует почтовый поезд с банковским вагоном.

— Этот ходит вне расписания, — снизил голос отец.

— А как вы узнаете, что он должен пройти?

— Обычно утром, при заступлении на смену, диспетчер предупреждает.

— А когда узнает диспетчер? От кого? Как?

Старик махнул рукой:

— Как, как? Да он каждый третий четверг, почитай, прибывает.

— А сегодня? — встрепенулся Борис.

— Сегодня понедельник, — пробасили из угла.

Григорий Семенович обернулся. Лохматый, бородатый мужик сверлил его недобрым взглядом.

— У нас в запасе всего два дня? — неизвестно кого спросил Борис.

— Так, это… — почувствовал себя виноватым старик.