Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит Страница 41

– Зачем же немецкой? – вновь поморщился Вербовщик. – С немцами уже давно все кончено, хотя, возможно, и они вскоре попытаются поднять из пепелища свой абвер.

– Так кто же тогда? – сыграл под дурачка Андрей. – Союзнички? Англия? Франция?

– Что ж, – пожал плечами Вербовщик, – возможно, что и Франция, тем более Англия, но я бы хотел напомнить тебе и о другой стране…

И замолчал, выжидательно уставившись на Боцмана.

– Америка?

– Да!

Над столом зависло какое-то странное молчание, которое нарушил невнятньй вопрос Боцмана:

– И ты, значит?..

И вновь последовало короткое, но емкое «Да!».

Андрей какое-то время молчал, как бы пытаясь осмыслить сказанное Выкристом, наконец произнес негромко:

– Но ты же знаешь, что я не один. Со мной братва. И нам всем надо делать ноги.

– А кто тебе сказал, что я только о тебе, родимом, пекусь? – хотя лично мне ты более всех остальных симпатичен, – хмыкнул Выкрист, подхватывая пальцами свой лафитник. – Если твоя братва примет мои условия и покажет себя в деле, то могу поручиться за то, что им всем обеспечено место в разведшколе.

– М-да, – пожевал губами Андерей, – это, пожалуй, был бы выход. Как любит говаривать Крест – лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма.

– И еще, – подал голос Гладкий. – На безрыбье и раком встанешь.

– То есть ты хочешь сказать, что лучше уснуть фраером, а проснуться вором, чем наоборот? – хмыкнул Андрей.

– Угадал.

– В таком случае за господ офицеров, – поднял свой лафитник Выкрист, – и перейдем к делу.

Пожалуй, впервые с того момента, как Андрей перешагнул порог этого дома, в голосе Вербовщика не было ни прежней напряженности, ни зажатости. И это было признаком того, что шатен, назвавшийся Степаном Выкристом, готов раскрыть перед ним свои карты.

Судя по всему, операция приближалась к концу, однако то, что он услышал десять минут спустя…

Заканчивались вторые сутки, как в Мукачево прибыл Вербовщик, однако за эти двое суток от Боцмана не поступило ни одного донесения, тогда как и начальник Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумов, и начальник отдела контрразведки «Смерш» НКВД СССР Смирнов требовали чуть ли не поминутной отчетности. Судя по нервозности, все эти рапорты, донесения и отчеты должны были ложиться на стол главнокомандующего, но именно ему, то есть товарищу Сталину, и Абакумову, и Смирнову нечем было рапортовать. А это уже…

Самым страшным во всем этом было возрастание объема вакуума информации по тем шагам и действиям, которые, по всей вероятности, предпринимает на мукачевской земле Вербовщик, и начальник войск по охране тыла фронта генерал-майор Карпухин мог догадываться, чем все это грозит лично ему, Абакумову и Смирнову, если вдруг полоса «мертвого штиля» протянется еще на сутки. И это не говоря уже о самом худшем, чем могла завершиться операция «Закарпатский гамбит».

Оставшиеся без погон, разжалованные генералы тоже вроде бы живут, но это случается довольно редко. Чаще стреляются сами, но бывает, что и их пускают в распыл.

О подобной концовке не хотелось даже думать, и Карпухин рад бы не думать, однако ничего толкового в голову не приходило, и он уже точно знал, что пока не получит полной информации по группе Боцмана, по «Михаю», но главное – по Вербовщику, ему не уснуть.

И в то же время он четко понимал, что мукачевский резидент предпринял все от него зависящее, чтобы оградиться от постороннего взгляда. И если вдруг он сам или его люди зафиксируют в городе неизвестных ему топтунов [107] , он пойдет буквально на все, чтобы обрезать все концы, ведущие к американскому эмиссару. А это уже полный провал всей операции.

И в то же время это не могло продолжаться вечно, надо было на что-то решаться.

Еще раз взвесив все «за» и «против», он приказал вызвать лейтенанта Новикова, и когда тот, уже стоя на пороге генеральского кабинета, вскинул руку к пилотке, кивнул ему, чтобы поплотнее прикрыл дверь, и, не глядя на лейтенанта, охрипло-тяжелым от постоянного курева голосом спросил:

– От Боцмана что-нибудь было?

Лейтенант мог бы и не отвечать на этот вопрос, и Карпухин как бы вдогонку сказанному произнес:

– Мне нужна полная информация по его группе. Срочно!

– Но ведь, товарищ генерал… – стушевался Новиков. – Я бы одна нога тут, другая там, но ведь вы сами приказали…

– Да, приказал, – оборвал его Карпухин, – но сейчас обстановка сложилась так, что мне нужна полная информация по группе Боцмана. И не завтра, а сегодня!

Он замолчал, понимая, что не генеральское это дело – срывать свои проблемы на лейтенантах, тем более что он самолично приказал убраться ко всем чертям из Мукачево, чтобы не засветиться ненароком перед мукачевским резидентом, и уже чуть тише добавил:

– Короче, лейтенант! Твои предложения.

– Думаю, что самым верным и безопасным было бы наведаться на базу Боцмана.

– Пожалуй, – согласился с ним Карпухин. – Однако в этом есть одно «но», которое мы не можем не учитывать.

Новиков вопросительно смотрел на Карпухина.

– Я… я не понимаю вас, товарищ генерал. Простите.

– Прощаю, лейтенант, прощаю, – успокоил его Карпухин, – хотя именно ты как оперативник должен был предусмотреть эту самую закавыку раньше меня.

– Вы думаете, что «Михай» сразу же переправил объект на базу Боцмана? – без особой уверенности в голосе произнес Новиков.

– Молодец, лейтенант, – похвалил его Карпухин, – догадался.

– Но это… это как-то не вяжется с логикой поведения как самого «Михая», так и объекта.

– Возможно, что и не вяжется, – согласился с ним Карпухин. – И все-таки мы не можем не учитывать подобный вариант. И если идти на базу Боцмана, а это, пожалуй, единственный выход в нашей с тобой ситуации, то сделать это надо очень умно и тонко. Надеюсь, теперь все понятно?

– Так точно, товарищ генерал-майор! – козырнул Новиков. – Понятней не бывает.

ЗАПИСКА ПО «ВЧ»

«Срочно!

Карпухину.

Ситуация осложнилась.

Если в течение ближайших двенадцати часов не будет ясности по Вербовщику, к Вам будет направлена бригада оперативного состава, которую возглавит комиссар II ранга ГБ СССР Проклов.

Прошу предпринять все возможные меры для положительного завершения операции «Закарпатский гамбит».

Карпухин стоял у распахнутого настежь окна и с какой-то сосущей тоской смотрел на закатное солнце, багряным диском зависшее над крышами домов.

Двенадцать часов… Считай, что времени у него осталось до утра, а там… Конечно, Бог не выдаст, свинья не съест, однако ничего хорошего от московских оперов Карпухин не ждал. Тем более что Проклов был одним из заместителей Лаврентия Павловича Берии, что уже говорило о многом.

Судя по всему, Берия все-таки уломал Сталина передать дело Вербовщика в его ведомство на Лубянке, мотивируя, видимо, тем, что абакумовский «Смерш» вместе с генералом Карпухиным профукали не просто американского разведчика, а резидента. А за такие «просчеты» ни орденов не дают, ни медалей.

И ладно, если бы эта самая бригада Проклова взяла Вербовщика с его грузом, но именно этого и не случится, в чем многоопытный Карпухин не сомневался. Единственное, что смогут сделать эти орлы с Лубянки, так это арестовать ту часть националистического подполья Закарпатья, которую удалось выявить с помощью штрафников-разведчиков, и начать трясти их как груши, добиваясь показаний относительно Вербовщика.

«Идиоты! – уже с каким-то успокоенным самоотречением думал Карпухин. – Единственное, чего они добьются, – разорвут на части все сети оперативной разработки, сотканной руками «Смерша», и ушлый Лаврентий отчитается перед Сталиным о разгроме националистического подполья Закарпатья. А что касаемо Вербовщика… Что ж, за этот провал отдуваться, видимо, придется ему лично, то есть генералу Карпухину и начальнику Главного управления контрразведки «Смерш» Абакумову.

Впрочем, скорей бы конец. За все эти дни, начиная со второго апреля, Карпухину удавалось поспать не более пяти-шести часов в сутки, и от этого вновь стали наваливаться невыносимые головные боли, от которых, казалось, не было спасения.

Карпухин посмотрел на часы и невольно вздохнул. Всего лишь час прошел с тех пор, как Новиков выехал по направлению к Мукачево.

Глава 19

– Значится так, братва, – без особого энтузиазма в голосе произнес Андрей, поудобнее усаживаясь на поваленном дереве, – докладываю сложившуюся обстановку, и вам решать, как нам жить дальше.

Отчего-то заныла еще не зажившая рана, и он невольно дернул плечом, стараясь не смотреть в глаза ждущих его слов разведчиков. Измотанный мыслями о том, что им предстояло сделать, он уже загодя ненавидел сам себя, однако все это было никому не нужной лирикой и надо было собирать волю в кулак. Судя по всему, это его состояние прочувствовали Крест с Мосей, и как только он вышел из кустов на базовую полянку, где его тут же обступила братва, умный до чертиков Мося тронул его за рукав и негромко спросил: