Николай Наумов - На рубежах Среднерусья Страница 41

Через некоторое время вновь налетела авиация, более сильный огонь открыла артиллерия. Едва он был перенесен в глубину позиции, в атаку опять пошли танки и пехота. Сейчас они продвинулись почти до третьей траншеи. Кое-где пехотинцы противника спрыгнули в нее и завязали ближний бой с красноармейцами. Но те, хорошо зная в ней углы и закоулки, быстро уложили их автоматными очередями. Семь танков из тринадцати были уничтожены противотанковыми орудиями и гранатами. Шедшие сзади повернули вспять. Враг приумолк. Солдаты обороны, заняв прежние позиции, принялись дерзко строчить из всех видов стрелкового оружия — мол, знай наших, за оборону и наступление под Сталинградом нас не зря сделали гвардейцами!

Вернулись в штаб фронта — позвонил Жуков:

— Что у вас стряслось — артиллерийский гром был слышен даже в моей штаб-квартире.

— Противник предпринял разведку боем.

— И что?

— Ничего существенного не добился, потерял при этом до роты танков. «Тигры» в дело не пустил.

Потери в пехоте существенные. В общем, пощипал оборону, но, думаю, и в крепости наших позиций, и в стойкости наших солдат убедился сполна.

— Какие планы на ближайшие часы?

— Ватутин намерен по району, откуда противник предпринял разведку боем, провести артиллерийскую контрподготовку. Он уверен, что этой ночью неприятель будет сменять те батальоны, которыми проводил разведку боем, и в местах смены могут скопиться значительные силы. Крепким огнем он рассчитывает нанести пехоте врага значительные потери. Я утвердил это решение.

— Не рано ли? Противник, услышав мощь контрподготовки, сможет что-то изменить.

— Не думаю. Два огневых налета по огромной площади… Полагаю, противник воспримет их как нервный срыв.

— Пожалуй.

В первые дни июля на Центральном фронте все шло, как и в последнюю неделю июня. Лишь ночью 4 июля со стороны Воронежского фронта донесся приглушенный далью гул. Он на несколько минут насторожил оборону немцев, его ночная ружейно-пулеметная стрельба примолкла. Но вскоре трассирующие очереди принялись брить нейтральную полосу, чтобы изрешетить тех, кто попытается проползти к русским. И все же в ночь на 5 июля разведка армии Пухова обнаружила группу немецких саперов, проделывавших проходы в минных полях. В завязавшейся перестрелке несколько саперов были убиты, двое убежали, а одного удалось схватить. Результаты его допроса командарм тут же доложил Рокоссовскому:

— Товарищ десятый, захваченный в плен сапер сообщил, что в три часа сегодня группировка противника переходит в наступление. Значит, с минуты на минуту.

— Повремени у телефона, — ответил ему командующий фронтом и позвонил Жукову. Доложив результаты допроса схваченного сапера, высказал свое мнение: — Если наступление назначено на три часа, то артподготовка может начаться с минуты на минуту. Что будем делать, товарищ Юрьев? Докладывать в Ставку или дадим приказ на проведение контрподготовки?

— Времени терять не будем, товарищ Константинов. Отдавай приказ, как предусмотрено планом, а я сейчас доложу вверх о получении данных… и принятом нами решении.

«Кремлевка» ответила тут же. Сталин находился в своем кабинете. Он, как и все командующие, бодрствовал. Уже третий день его тревожило сообщение из-за линии фронта, извещавшее: немцы окончательно приняли решение на ликвидацию Курского выступа и на прорыв своих танковых полчищ к Курску. Казалось бы, страной, Действующей армией и им самим за последние месяцы сделано немало, даже очень многое, чтобы не пропустить танковые армады к Курску, а сердце дрогнуло так, что даже через китель Сталин ощутил его гулкое биение. Повременив минуты, начал вспоминать все то, что было сделано для срыва ударов немецких танковых армад и полевых армий: фронты, противостоящие ударным группировкам немцев, получили немалое количество противотанковой артиллерии, новых и усовершенствованных образцов орудий, новые артиллерийские соединения — дивизии и корпуса прорыва, количество танков в Действующей армии таково, что их получили стрелковые дивизии, обороняющие первые полосы обороны, армии — целые танковые корпуса, а фронты — по танковой армии да еще по одному-двум танковым корпусам. Фронты теперь имеют по воздушной армии. Количество самолетов в них по сравнению со Сталинградом возросло вдвое. Если уж этим количеством вооружения не остановить танковые полчища врага!.. — Данные о новых немецких танках прервали упрек фронтам. Опять вспомнились слова Энгельса: русские солдаты хороши в наступлении, а вот в обороне нередко теряют стойкость и самообладание.

Услышав голос Жукова, узнаваемый во всех его интонациях, Сталин позавидовал способности своего зама к нужному дню и часу обретать собранность и готовность к решительным действиям. То и другое подтвердил его доклад:

— Противник занял войсками исходное положение для наступления. Я принял решение немедленно начать артиллерийскую контрподготовку, как предусмотрено нашими планами.

— Я только что закончил разговор с Василевским. Он склонен осуществить то же самое. У меня к вам вопрос: не напугаем ли мы контрподготовкой фашистов настолько, что они откажутся от наступления?

— Основные удары ее намечены по артиллерии, пехоте и пунктам управления. Наибольшие потери может понести пехота, в какой-то степени артиллерия. Танкам, особенно тяжелым, снаряды не причинят вреда — с закрытых позиций в танки попасть трудно.

— Тогда, может быть, контрподготовку начать на час позже — будет видно, как накрыла цели наша артиллерия?

— Поскольку наибольший урон мы ожидаем в пехоте врага, стрельба в темноте может дать наибольший психологический эффект, и она пойдет в атаку на полусогнутых. Наши стрелки и артиллерия быстро уложат ее намертво.

— Что ж… вы военспец, вам решать и… И отвечать!

Жуков тут же связался с Василевским и передал разрешение Верховного поступать по своему усмотрению. Повернувшись к Рокоссовскому, произнес лишь «Ну!..»

Контрподготовка в какой-то мере применялась в обороне Сталинграда. Но там к ней привлекалась лишь фронтовая артиллерийская группа да часть артиллерии 62-й армии. Общее количество стволов там едва доходило до ста, и потому их огнем поражались в основном пехота и танки на исходных позициях. Контрподготовка в Курской битве была спланирована почти по всей ширине участка прорыва врага, который составлял семьдесят километров. Глубина ее доходила до пяти-семи километров. Именно эти величины, с поражением наиболее уязвимых элементов боевого и оперативного построения вражеских войск, придали ей особое значение, выходящее за рамки проводимых операций.

— Ну, — произнес Жуков совершенно неуставное междометие. Приказ в нем слышался только в тоне, но Рокоссовский и артиллерист Казаков точно поняли его суть: «начинай!» Они на память знали номера массированных и сосредоточенных огней и какие объекты врага они накрывают. Разрабатывая план артиллерийской контрподготовки, они не раз и не два переставляли прямоугольники и квадраты с объекта на объект, чтобы как можно надежнее поразить наиболее важные цели и, расстроив запланированную врагом артподготовку, уменьшить ее силу и дезорганизовать начало атаки. Все изменения, которые они указывали, незамедлительно вносились в данные стрельбы дивизионов и батарей и записывались в командирских книжках и на щитах орудий. И вот цифры, написанные карандашами и мелом, по командам командиров, обрели метательную силу и превратились в огонь — снаряды один за другим понеслись на головы врага (немчуры, фашистов, супостатов). Канонада загремела на разные голоса. Тявкали «сорокапятки», щелкали дивизионки, басисто рвались снаряды гаубиц разных калибров и бесшумно взбирались на дугу траектории тяжелых мин.

Прошли минуты, когда из чуть посеревшей дали донеслись выстрелы вражеских батарейных очередей. В первые мгновения еще замечались искры от рвущихся снарядов, но когда пыль сгустилась, сторона противника потемнела, и от нее доносились только озлобленный скрежет да басовитые разрывы тяжелых снарядов. Казалось, там трудились огромные мотокувалды, вбивавшие сваи в неподатливую землю.

Артиллерия ослабила огонь, и до штаб-квартиры Жукова донеслась канонада контрподготовки на южном фасе Курского выступа.

Вторую часть контрподготовки в какой-то мере можно было сравнить с финалом оперы или героической симфонии. Она гудела уже каким-то единым бурлящим звуком, и лишь опытный слух артиллерийского начальника (дирижера огневого оркестра) мог различить в нем звуки разрывов снарядов разных калибров.

Так началась судьбоносная битва, на карты которой стороны поставили все, что удалось произвести на заводах и фабриках, подвезти к фронтам и распределить по огневым средствам, расчеты которых ясно осознавали: на этот раз надо стоять, как под Сталинградом, — насмерть! Ибо прорвутся фрицы в глубину, могут натворить черт знает что, и это уже едва ли удастся поправить еще одним контрнаступлением.