Георгий Марков - Отец и сын (сборник) Страница 42

— Посмотрю, дедка, посмотрю!

Надюшка потуже запоясалась, ощупала грудь, где у нее под зипуном была спрятана дорогая шкурка выдры, и села в обласок. Она заработала веслом горячо, споро. Свежепросмоленный обласок легко заскользил по воде. Порфирий Игнатьевич долго стоял на берегу, выжидая, когда она оглянется, но Надюшка оглядываться не хотела. Слезы катились по щекам, рыдания стесняли дыхание. И какая же разнесчастная уродилась она! Не случись этого ночного разговора, плыла бы она теперь не вверх по Васюгану, навстречу каким-то неведомым ей коварствам Порфирия Игнатьевича, а летела бы, как вольная птица, в Каргасок, чтобы жить по-новому, самостоятельно…

Надюшка поплакала, вытерла слезы уголком платка и еще усерднее приналегла на весло. «Уж как бы ни случилось, а будет по-моему. Пусть дедка не надеется, что останусь бессловесной слугой вроде Мишки из Югина», — разговаривала она сама с собой. Увлеченная своими мыслями, Надюшка плыла и плыла по незнакомым плесам. К осени Васюган заметно обмелел. То и дело встречались на реке островки, намытые из белого чистого песка. Из воды местами торчали коряги, напоминавшие своей причудливой формой то быков, то коней, то каких-то сказочных чудовищ. Берега Васюгана стали выше, круче и оделись в пестрый наряд. И хотя этот наряд был диковинно яркий и пылал всеми цветами радуги, он навевал грусть. Летом, когда земля была однотонно-зеленой, она вся играла весельем. Теперь из прибрежных кустарников доносился заунывный шелест листвы, и шум этот так и рвал сердце.

По расчетам Надюшки, она проплыла уже половину пути, когда впереди над лесом показался столб дыма. «Наунакские остяки неводить начали», — подумала девушка и прибавила обласку ходу. Что ни говори, а все-таки приятно в осенний день встретить на пустынной реке живых людей. Долго ей некогда с ними лясы точить, но на минутку она все-таки подвернет, поговорит, посмотрит, успешно ли идет рыбалка, а заодно и узнает, далеко ли плыть ей до базы.

Надюшка миновала один плес, второй. Столб дыма стал ближе, виднее. Вот она обогнула яр, поросший высоким березняком, и выплыла на новый плес. В версте от нее, плотно прижавшись к берегу, стояли три паузка и катер. На берегу пылал костер, дым подымался в небо и там незримо исчезал.

То, что до базы оказалось гораздо ближе, чем ей сказал Порфирий Игнатьевич, очень обрадовало Надюшку. Можно было подольше побыть тут, да и на обратной дороге слишком не спешить, не надрывать рук.

Подплывая к базе, Надюшка приглядывалась к паузкам и катеру. Паузки, скорее даже баржи, были добротными, новыми, с палубными строениями в виде тесовых домов. Зато катер весь побитый, потертый, с большими грязно-масляными подтеками по бокам. Но все это было необычным для Надюшкиных глаз, переносило ее в другой, неведомый мир, и она с изумлением и жадностью рассматривала катер и паузки. Тут же она приметила и то, что так интересовало Порфирия Игнатьевича. Катер и паузки были причалены к берегу не цепями и не канатами, а простыми веревками.

Надюшка подплыла к базе тихо, не стуча даже веслом. На берегу и на паузках — ни души. Ткнувшись обласком в берег, Надюшка подумала: куда же подевались люди? Неужели ушли и не оставили сторожа? Но девушку давно заметили. В открытое круглое оконце катера за ней наблюдали трое мужчин. Занятые ремонтом машины, они не спешили встречать гостью, стояли, отложив инструменты, смотрели на нее, рассуждали — кто она, остячка или русская, откуда взялась, зачем приехала?

Надюшка выскочила на берег, подтянула обласок, по ступенькам, намытым водой, поднялась на невысокий яр, боязливо, все еще смущенная отсутствием людей, подошла к огню.

— Здравствуй, красна девица! — вдруг раздался громкий голос, и Надюшка увидела мужчину, шагавшего по трапу с катера. Он был высокий, худощавый и, судя по звонкому голосу и смешинке в карих глазах, приветливый.

— Здравствуйте, дяденька! — тоже громко отозвалась Надюшка. — А база вы будете? Сказывали, что вас искать надо под Наунаком, а вы вот где…

— Не дотянули, красна девица! Мотор забарахлил, еще дней десять будем чиниться.

— А пушнину принимаете?

— А почему бы не принимать? Каждый день к нам остяки наезжают. А у тебя что, пушнина имеется?

— Имеется!

— Какая же у тебя пушнина?

— Выдра!

— Вон как! Ты богачка.

— А товары у вас найдутся?

— За выдру из-под земли достанем, — засмеялся мужчина. — Зверь редкий, и цену дадим хорошую.

— А посмотреть товары можно, дяденька? — не без опаски спросила Надюшка.

Мужчина громко засмеялся, приветливо похлопал девушку по спине.

— А как же иначе, красна девица? Все, чем богаты, покажу. Ты ведь приехала не к Титу Титычу Обдиралову, купцу третьей гильдии. Хозяин нашей базы — советская власть. Понимаешь, что это такое: советская власть?

— Ну, конечно, понимаю. Это… это… когда все по справедливости…

— Молодец! Правильно, красна девица! — ласково поглядывая на свою юную гостью, воскликнул мужчина и, протянув ей руку, предложил: — Теперь давай знакомиться: я заведующий торговой плавучей базой, Тихон Иванович Скобеев. А тебя как зовут?

Надюшка подала руку и, почувствовав крепкое пожатие, ответила Скобееву таким же сильным пожатием.

— Надежда я. А зовут меня Надюшкой.

— А у тебя, красна девица Надежда, силенка водится. Молодец! Чем сильнее, тем легче жить на свете. Учти сие, красавица. Ну пойдем, покажу тебе все наши сокровища.

Тихон Иванович зашагал к паузкам, увлекая за собой и Надюшку. Все три паузка были причалены один к другому, борт к борту. С берега на ближний паузок был перекинут узкий трап. Когда Тихон Иванович пошел по трапу, Надюшка остановилась. Трап под тяжестью его тела выгибался, пружинил и зыбился. Скобеев оглянулся, сверкнув карими глазами, засмеялся.

— Ну, это ты зря, красна девица Надежда! Такой трап двух мужчин-грузчиков с поклажей выдерживает… А нас с тобой и подавно. Ну иди скорее, смотри наши богатства!

Скобеев отомкнул увесистый, слегка подернутый ржавой накипью замок и поднял крышку западни. Открылся ход в трюм. Надюшка спустилась вслед за Скобеевым по крутой лестнице на дно паузка. Товаров здесь было тьма-тьмущая! На полках, протянувшихся вдоль стенок, штабелями лежали разноцветные куски материи, платков, полотенец, коробки с пуговицами, бусами, одежными крючками. А в глубине трюма с вешал, поднятых к самой палубе, спускались пышные хвосты и лисиц, и белок, и колонков. Видно было, что база ведет торг успешно. Большую выгоду принесет она государству.

— Ого! Есть чем у вас таежных жителей нарядить! — с искренним восторгом воскликнула девушка, одним глазом уже прикидывая, какую из этих материй купить себе на платье.

После осмотра первого паузка Тихон Иванович показал Надюшке и второй и третий. В этих паузках были другие товары; съестное: мука, крупы, соль; промысловые охотничьи припасы: порох, дробь, пистоны, даже ружья и рыболовные снасти — сетевая и неводная дель, блесна. Как и в первом, здесь полным-полно было разной пушнины. На палубе третьего паузка возвышался ярус бочек, издававших острый запах соленой рыбы.

— Ну как, Надежда, есть кое-что у нас по мелочи? — хитровато прищурив глаза, спросил Скобеев.

Он понравился Надюшке с первой минуты. Теперь, когда она осмотрела всю базу, ей показалось, что она знает этого веселого и приветливого человека много лет. С ним было просто, хорошо, и она смущалась только в самом начале разговора.

— Да уж надо бы лучше, да некуда, дядя Тихон! — восторгалась Надюшка.

Черед дошел до покупки выдры. Девушка нахмурилась, жар кинулся в руки, ладони вспотели. В ушах зазвучал наказ Порфирия Игнатьевича: «Смотри, ох, смотри в оба, обжулят! Они хоть и товарищами прозываются, а своя рубашка и у них ближе к телу». И Порфирий Игнатьевич назвал цену, какую, по его мнению, должны заплатить на базе за выдру.

Скобеев несколько минут рассматривал шкурку. Он нюхал ее, сложив губы трубочкой, раздувал мех, встряхивал и даже тискал в своей узловатой пятерне. Пока они осматривали товары, Скобеев кое-что успел узнать от Надюшки о ее жизни.

— Сколько хозяин твой, красна девица, велел за выдру взять? — прищурясь, спросил Тихон Иванович.

Надюшка вспыхнула, зная ухватку Порфирия Игнатьевича ценить свое втридорога. Но поступить по-другому она не могла. Сдавленным от волнения голосом назвала цену, назначенную дедом. Скобеев от удовольствия даже подпрыгнул.

— Продешевил, жмот! — с азартом закричал он. — И как еще продешевил-то! На треть выше его цены база платит. Шкурка выдры — первый класс, она пойдет по высшей сортности. Вот так, красна девица! Вот так у нас, красавица!

Скобеев заразительно смеялся, хлопал себя по бокам, сдвигал кепку на самую макушку. Надюшка смотрела на него пристально и даже как-то придирчиво и все еще не верила тому, что услыхала. Поставь на место Скобеева Порфирия Игнатьевича или матушку Устиньюшку, окажись в их власти такой случай — ни за что бы эту самую треть цены от себя не упустили, положили бы разницу в собственный карман, без всякого сомнения! Она стояла в некотором оцепенении, с опущенными руками. Ветерок ворошил прядь ее мягких волос, выбившихся из-под платка. В глазах и настороженность, и удивление, и затаенный восторг.