Вениамин Дмитриев - Тайна янтарной комнаты Страница 43

Кох не признался. Этого и следовало ожидать. Роде умер. «Чего же боле?» — усмехаясь, совсем некстати вспомнил Сергеев фразу из «Евгения Онегина». Ничего себе «Татьяна», старый дурак! Шерлок Холмс несчастный! Нет, хватит. Пора приниматься за ум…

Неизвестно, сколько времени еще продолжал бы он поносить себя, но пришла проводница и принесла чай. Сергеев взял стакан с таким видом, будто именно она, проводница, виновата во всех неудачах, связанных с поисками янтарной комнаты.

С таким настроением Олег Николаевич лег спать, а проснулся, когда уже был близок Калининград.

Последние минуты в поезде с детских лет вызывали у Сергеева немного тревожное и радостное чувство ожидания. Чемодан уже уложен и стоит на виду, и только остатки еды на столике напоминают о том, что еще совсем недавно это купе было обжитым домом. Пассажиры толпятся у окон, и ты уже живешь не общими вагонными интересами, а своей обособленной жизнью. Ты с нежностью смотришь на знакомые домики, на автобус, который прошел по шоссе, на товарную станцию, на будки стрелочников..

Сергеев, как и большинство пассажиров, стоял у окна и не то чтобы думал, а скорее ощущал свою связь со всеми этими местами. Оказывается, он все-таки здорово привык к Калининграду за эти годы!

Вон там, где копошатся люди, расчищая развалины, будет начинаться новый квартал — он соединит город с портом. А центр все-таки правильнее оставить там, где он был когда-то. Сергеев усмехнулся: сколько споров из-за этого… Он стал думать о предстоящих делах. Надо детально изучить проект Григоряна, — скоро обсуждение. И потом, пора решать, наконец, что делать с этими осточертевшими ему развалинами замка. Да, и янтарная комната!.. Так, наощупь, ничего не сделаешь. Надо искать людей. Но где? И есть ли смысл продолжать поиски? Нити, кажется, основательно оборваны.

С этим неясным и тревожным ощущением Сергеев пришел к себе в управление. Здесь на него сразу же свалилась новость: недавно по чьей-то инициативе решили вдруг запретить реставрацию старых домов на проспекте Калинина. Видите ли, нужен новый рабочий район, а то, что рабочим бондарно-тарного завода и мясокомбината пока негде жить — неважно. «Показуха» нужна, вот что! Построить всего три новых дома, а люди пусть где угодно ютятся!..

Сергеев сердито пододвинул к себе приготовленную секретарем почту. Нет, с обсуждением проекта Григоряна следует поспешить. Застройку центральной части города надо вести планомерно.

2

— Ты знаешь, какая у нас новость? Поймали вора!

— Какого вора? — удивился Сергеев.

— А того, что украл у тебя портфель с планами, — весело пояснил Денисов. — Помнишь? Кстати, при его непосредственном участии тебя чуть было и к праотцам не отправили, — добавил он уже серьезно. — Вот, читай.

Денисов протянул Сергееву бумагу, на которой крупными буквами было напечатано: «Рапорт».

Несколькими днями раньше, когда Сергеев сидел в зале варшавского суда и слушал, как нагло выкручивался и изворачивался Кох, здесь, в Калининграде, тоже шел допрос.

… — Итак, Дьяков, вы остались в Пушкине. Почему?

— Не было возможности эвакуироваться. Не все же уехали.

— Но и не все поступили на службу к оккупантам. Чем вы это объясняете?

— Боялся, гражданин следователь.

— Чего?

— Всего боялся. Думал — будут бить, жечь, расстреливать…

— Вы полагаете, что другие люди не испытывали страха?

Дьяков промолчал.

— Ладно. Оставим пока этот вопрос. Расскажите о своей работе в качестве агента гитлеровской полиции. Насколько нам известно, в первые же часы после вступления фашистов в Пушкин вы изъявили желание стать их проводником. Вы привели их во дворец. А дальше?

Кустистые, словно приклеенные, изрядно поредевшие брови Дьякова чуть дрогнули.

— Потом я получил задание узнать, где зарыты статуи и другие экспонаты из парка и дворца.

— Что вам удалось?

— Ничего. Я не хотел обнаруживать себя и действовал через подставных лиц, полагая, что когда немцам придется уйти, мне не сдобровать. Так и вышло: отступая, они даже не вспомнили обо мне.

— Зато о вас вспомнили в Бонне сразу после окончания войны.

— Да. Я стал их агентом.

— Что побудило вас к этому?

— Боялся, что меня разоблачат. Хотел заработать кроме того, — ' коротко ответил Дьяков. Следователь поморщился.

— Рассказывайте о своей «работе».

— Мне поручили следить за Сергеевым. Надо было достать его фотокарточку. Пришлось ехать вслед за ним в Пушкин. Я передал фотографию на явочной квартире. Но вскоре меня снова вызвали и приказали ехать в Калининград. Здесь я встретился с другим агентом — имени его я не знаю, знал только пароль. Он и должен был выполнять все поручения под моим руководством.

— Так сказать, повышение получили?

— Да, — не понял насмешки Дьяков.

— Зачем вы прибыли сюда, в Калининград, в тот вечер, когда вас арестовали?

— Мне было приказано выполнить задание особой важности. Дело в том, что…

И вот теперь Сергеев сидел у Денисова в кабинете и читал:

«Полковнику М. Г. Шарапову

от следователя Резвова

Р а п о р т

Доношу, что задержанный в сентябре 1958 года агент иностранной разведки Дьяков Леонид Яковлевич на предварительном следствии показал нижеследующее.

После того как разведке одного из враждебных нам государств стало известно о том, что в Калининграде в районе улицы Маяковского обнаружен крупный склад боеприпасов, оставленный немецкими фашистами и подготовленный ими к взрыву, Дьяков получил приказ немедленно выехать в Калининград и, после того как начнется разминирование склада, подорвать находившиеся там мины, снаряды, бомбы и гранаты числом около одиннадцати тысяч штук.

С этой целью Дьяков, одетый в форму старшины-сверхсрочника Советской Армии и обеспеченный необходимыми поддельными документами, должен был проникнуть в район разминирования и незаметно оставить там подрывной механизм, искусно смонтированный в ржавой консервной жестянке.

Своевременное задержание Дьякова сорвало этот диверсионный акт.

Как известно, группой воинов-саперов под командованием гвардии майора А. В. Еремина склад был благополучно разминирован, взрыва не произошло, что спасло от разрушения железнодорожный вокзал, близлежащую среднюю школу, значительное количество жилых домов, водопроводную и осветительную системы, а также ликвидировало угрозу жизни многих тысяч калининградцев.

Тот же Дьяков сообщил на допросе, что агент разведки, который совершил в 1945 году покушение на нынешнего архитектора города О. Н. Сергеева и затем похитил его портфель, перешел границу и скрылся в Западной Германии.

Следствие по делу изменника Родины Дьякова продолжается».

— А о янтарной, комнате он что-нибудь сказал? — спросил Сергеев, кончив читать.

— Говорит, не знает, — ответил Денисов. — Думаю, не врет. Слишком мелкая сошка для того, чтобы его вводили в курс таких дел.

— Мелкая сошка, — усмехнулся Сергеев. — Вон Кох — крупная сошка, а толку столько же… Ничего не получается. Все концы как в воду… Слушай Денисов, отпусти-ка ты меня в Ленинград…

3

Рабочие треста Горстрой разбирали кирпичную стену оранжереи в бывшем имении одного из фашистских вельмож.

Ударив ломиком по кладке, молодой рабочий вдруг заметил, что из-под кирпичей выкатилась гильза крупнокалиберного патрона. Как она очутилась в стене? Зачем? Почему?

Парень поднял гильзу. Дульце ее оказалось залитым чем-то похожим на вар.

— Ребята, что-то интересное нашел! — закричал парень.

И вот на его ладони лежит, бережно прикрытая от ветра, бумажка серого цвета, какой-то немецкий бланк, на котором карандашом, наспех коряво нацарапано:

«Здесь работали русские

Соколов Петр, Брянской области,

Батов Демьян, Брестской области

1944 год».

Строители однажды обнаружили могилу, в которой лежали сотни скелетов. По остаткам одежды и полуистлевшей обуви они узнали тогда — это были советские воины.

А сейчас вот снова с болью рассматривали они поблекшую записку, осторожно передавая ее из рук в руки.

«Надо попытаться найти следы Соколова и Батова!» — решили члены комиссии по розыскам янтарной комнаты, после того как записка была вручена им.

В Брест и на Брянщину полетели запросы.

Через две недели пришел первый ответ: Батов Демьян Васильевич проживает с семьей в деревне Заеленье, Дрогического района Брестской области, работает в колхозе, а чуть позже пришло письмо и от самого Батова. Бывший солдат рассказывал о том, какой тяжелый путь страданий, лишений, голода и позора прошел он в немецком плену.

«О побеге не могло быть и речи, — писал Батов. — Нас окружали не только решетки и проволока, за нами неотступно следили охранники, эсэсовцы, лагерное гестапо…