Николай Гомолко - Лесная крепость Страница 43

В своих скитаниях Вадим исходил немало болотистых мест, нахлебался болотной жижи, и, когда ветер донес запах стоячей воды, он поежился. Неужели болото? Одно дело, когда идешь по нему налегке, и совсем другое — с такой поклажей. Сколько времени уже потеряно! И неизвестно еще, чем все это обернется…

А что-то делают сейчас на острове дети? Как Алесь справляется с обязанностями старшего? Как девочка?.. Ну, с едой у них хорошо — молоко выручает. И шалаш есть…

И все же… С малышкой Алесю непросто. Нерадостная доля выпала девочке. Хорошо, что она пока не понимает этого. Может, посоветоваться с Русаком? Он парень добрый — придумает, как быть. Может, возьмет и сам поедет к детям… Тогда придется остаться вдвоем с Климчуком. Да, положение еще больше усложнится. Хоть Егор и без оружия, однако может такое выкинуть, что и не придумаешь.

Фактически они с Русаком конвоируют в штаб изменника. Там уж его заставят все рассказать, не отвертится. И все же, пожалуй, Русаку ничего говорить не стоит. Главное — скорей бы добраться до дядьки Андрея.

Старый лес постепенно редел — меж стволами теперь все чаще просвечивала синева неба. Впереди показ5-лась большая поляна. На открытом месте легче идти и веселей. Они ускорили шаги, радуясь предстоящему привалу.

И вдруг остановились, озадаченные: в конце поляны на стволе толстой вербы что-то белело. Похоже, была приколота бумага.

— Братцы! Видите? — Русак показал на вербу. — Что же это такое, а?

— Мишень, — предположил Вадим, — тут учились стрелять. Иди-ка посмотри, что да как.

Русак осторожно, краем поляны, пробрался через кусты к вербе. Через несколько минут он вернулся. Хмурый, насупленный.

— Ну?.. Чего это ты?

— Подойдите — увидите. Полезно посмотреть.

Поляна была когда-то полем, а теперь заросла мелким осинником. Вот и верба. Тут, оказывается, состоялся партизанский суд. Справа от дерева сложенное из жердей подобие скамьи — издали ее и не заметишь. На земле окурки, обрывки бумаги. На листе, приколотом к дереву, написано черной краской: «Паникер и провокатор Прокоп Жуковец, житель поселка Митковичи, подбивал партизан сдаться в плен. От имени белорусского народа здесь, на этом месте, он расстрелян. Смерть немецким прислужникам!»

— Прокоп! — не удержался от восклицания Егор.

— Ты что, его знал? — спросил Вадим.

— Был в сельпо продавцом, хомуты, веревки продавал, керосин…

— Хотел и людей продать, гад. Вот шкура! Я его тоже знал. Да как не знать? Однажды надул меня на десятку. Костюм покупал, так он самовольно цену накинул…

— Вот, вот, за ним этот грех водился, — быстро подхватил Егор. — Дурак, скрутил себе голову. И детей оставил, понимаешь, целую кучу — восемь у него было!

Вадим пристально следил за Егором. Сокрушается, осуждает. Слова говорит правильные. А сам-то кто? Не лучше Прокопа. Неужели, негодяй, не боится, не чувствует, что и самого такая участь ожидает?

— Все-таки жалко человека, — сетовал Егор. — Может, уж слишком…

— Надо, чтоб и другим неповадно было, — твердо объявил Русак. — Паника — страшное дело… Сам видел такое, когда проходил со своим взводом через Слоним.

— Ты в кадровых войсках был? — спросил Вадим.

— Ну да, в кавалерии служил. Видишь, галифе…

— Нечего, братцы, стоять, — напомнил Вадим. — Видно, что недавно здесь были партизаны. Значит, они где-то близко. Хорошо бы сдать им поскорей мешок.

— Донесем как-нибудь сами, — возразил Климчук. — Столько мучились. Отдадим лично в руки дядьке Андрею, пусть порадуется подарку из Москвы. Да вот Миша говорил — командир может и к медали представить.

Вадим мысленно чертыхнулся. Ну и ну! Подавай ему самого дядьку Андрея. Интересно, зачем? С какой целью? О медали думает, а сам хочет разнюхать, разведать…

Какое же у него задание на этот раз? Только бы из-под носа не скрылся, гад, а то наделает беды. Может, все-таки арестовать его, связать руки? И с Мишкой, как на грех, поговорить не удается. Главное, чтоб не спугнуть предателя…

Когда Криворотый и Вадим снова взялись за носилки, Вадим заметил, что руки у того дрожали.

Глава тридцать первая

Ночное небо светлело, но поляна еще звенела голосами, из радиоприемника лилась тихая мелодия.

Алесь истомился в ожидании. Он то привставал, то присаживался, прячась в кустах. Беспокоили мысли об Аллочке: только бы не проснулась, не заплакала… Хотел даже сходить посмотреть, спит ли она, но эта долгая отлучка могла бы нарушить все его планы.

Мысли неотступно возвращались и к Вадиму Николаевичу.

Было бы просто здорово, если бы вдруг из-за деревьев появился Вадим Николаевич с партизанами. Они бы здесь наделали тарараму!..

А может, Вадим Николаевич и вправду уже здесь? Может, он подобрался с ребятами к поляне, все видит, все слышит и ждет только удобного случая? Вон шевельнулись кусты и вроде кто-то выглядывает… И голова… Неужели?..

Алесь вгляделся попристальнее — нет, кусты неподвижны, все как и было.

Долго, что ли, будут тут веселиться?! Алесь с ненавистью оглядел женщину. Он уже давно понял: во всем виновата она. Это из-за нее фрицы собрались здесь танцевать.

Толстый офицер уже не раз подводил ее к палатке, но она вырывалась из его рук и возвращалась к костру. А то вдруг убегала к Черному Дубу, к лодке. Но толстяк догонял ее, упрашивал, насильно вел обратно. Она сердилась, отворачивалась, но потом начинала хохотать. И они опять мирились и снова танцевали…

Несколько раз Алесь видел, как они подходили к столу и офицер наливал женщине вина.

Возле костра теперь сидел краснолицый часовой — он грелся у огня и отдыхал, а караульную службу нес Другой солдат, худой, с вытянутым лицом.

Медленным, размеренным шагом он обходил поляну, пристально осматривая все вокруг, то и дело наклонялся и подбирал то камешек, то шишку, то ветку и тщательно разглядывал.

На высокой мохнатой ели с ветки на ветку быстро перелетала белочка. Услышав треск веток, часовой схватился за автомат, вскинул голову и застыл. Поняв, кто был нарушителем спокойствия, зашагал дальше.

Толстый солдат, которого мысленно Алесь окрестил кабаном, подкинул в костер веток, огляделся по сторонам и забрался в палатку. Автомат он захватил с собой. «Небось оставит его у входа, — подумал Алесь, — не будет же спать с ним в обнимку!» Парнишка весь напрягся. «Пора начинать, — будто кто-то шептал ему со стороны. — Может, подождать? Может, Вадим Николаевич… Никаких может! — тут же оборвал себя Алесь. — Только раки ползут назад».

Он медленно, боясь хрустнуть веткой, двинулся к Черному Дубу, к просеке. Там подальше от поляны… И лодка и шалаш в стороне, а это очень важно.

В руках парнишки тесак от лопаты, казалось, потяжелел. Нужно так ударить этого дохлого фрица, чтобы без промашки!

Наконец добрался Алесь до Черного Дуба. Затаился за старой елью.

Вокруг тихо-тихо. Только цвиркает где-то в траве кузнечик и шуршат листья березки.

Из своего укрытия Алесь хорошо видел озеро. Укутанное тонкой пеленой тумана, оно шевелится, как живое.

Вот в конце просеки показалась фигура часового. Ну совсем как привидение! Все ближе, ближе. Только шаги тяжелые. Он громко кашляет. Вот он уже рядом, большой, ненавистный. Алесь еще крепче прижимается к дереву, готов слиться с ним, почти не дышит.

Только бы не заметил, проклятый враг, не почуял опасности. Еще минута — и Алесь упустит удобный момент. Он поднимает руку, замахивается… Трещит под ногами ветка! Алесь успевает заметить, как солдат испуганно оборачивается, и — ударяет его лопатой.

Солдат приседает и медленно валится на землю. Сердце парнишки неистово колотится. Он замирает, озирается. Потом дрожащими руками с трудом приподнимает немца, снимает автомат.

Сквозь деревья видно, как трепещет свет костра, как черные кольца дыма поднимаются вверх. Неужели никто не видел и не слышал? Значит, удача?!

Алесь вешает автомат на шею, хватается за приклад и примеривается, как он будет стрелять. Какое-то время он стоит на месте. Потом хватает часового за ноги, тащит в кусты.

А на востоке уже пробивается розовое марево, пока еще чуть видимое в ночных сумерках. Скоро начнет светать. Теперь нельзя терять ни минуты. Быстрей в шалаш, за Аллочкой — и в лодку.

Если подумать, то обстановка сейчас сложилась на редкость удачной… Может, из автомата да по фашистам? Ведь все спят, а самый крепкий сон на рассвете!

И Алесь не побежал к шалашу — повернул обратно. Шел, словно на крыльях летел: легко, быстро, бесшумно. Страха уже не чувствовал. Только волновался, что не успеет, не сумеет все сделать, как задумал.

Перед тем как выйти на поляну, Алесь остановился, неторопливо огляделся — не грозит ли опасность? Нет, все спокойно. Около костра никого. Он горит уже лениво, словно тоже в дремоте.