Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-2 Страница 43

Немцы имели в тот же вечер от австрийцев точные сведения о происшедшем, т. к. весть о массовом уничтожении четников сейчас же распространилась среди местного населения.

На глазах у жителей Ферлаха, трупы четников были брошены в партизанские грузовики и отправлены в глубь страны. Место перед мостом было очищено, и англичанам сообщено, что они могут выслать новые транспорты жертв.

Выдача производилась с точностью часов. С полудня 28 мая, когда отправили первых добровольцев, и до утра 30 мая, когда мы приехали на Виктрингское поле, Тито получил свыше 16.000 солдат, беженцев, женщин и детей. Была оставлена только маленькая группа словенцев-пограничников, владевших имениями вблизи Австрии. Они, как нам было сказано, могли хлопотать о том, чтобы стать австрийскими подданными, т. к. их владения, прежде захватывавшие и эту сторону границы, были у них отняты нацистской властью.

Три года спустя, в одном из лагерей Ди-Пи в Шпиттале, я встретилась с одним из страстотерпцев, Станком П., выданным с Виктринга, расстрелянным партизанами, но чудом пережившим этот ужас и свои ранения и также чудом вернувшимся в Австрию, где он нашел жену и в его отсутствие родившуюся дочь.

По его словам, четникам можно было позавидовать. У них была «легкая» смерть. Остальные жертвы были доставлены в Любляну. Там их больше месяца держали на солнцепеке, под открытым небом, почти без воды и пищи, в огороженном колючей проволокой парке Тиволи. Многие там поумирали от жажды и жары. Ежедневно титовские чекисты выводили из парка специальные жертвы, которые больше никогда обратно не возвращались. Они исчезали бесследно. Там, в Любляне, был казнен через повешение вождь словенцев, генерал Лев Рупник, выданный с такой же дьявольской хитростью и подлостью капитаном Дэвисом, как были захвачены и выданы русские генералы. Рядом с ним был повешен и немецкий комендант провинции Любляны в дни войны и после капитуляции Италии, генерал Эрвин Резенер.

Когда все более или менее крупные личности были выужены и ликвидированы, тысяч пятнадцать добровольцев, домобранцев и словенских четников, вместе с присоединенными к ним черногорскими четниками, которые не успели выйти из Югославии в дни отступления и попали в руки партизан, были снова погружены в грузовики и, как было сообщено в официальном коммюнике, объявленном в люблянских и других югославских газетах, отправлены в «концентрационно-исправительный лагерь». На самом же деле их отвезли в провинцию Кочевье и там, на краю знаменитой, почти бездонной Кочевской пропасти, было совершено массовое убийство. Погибло свыше 16 тысяч человек, среди которых были не только бойцы, сражавшиеся против коммунистов, но и старики, тяжелые инвалиды, женщины и дети. Там погиб и ушедший от нас к сербам наш фельдфебель, знаменитый резчик иконостасов Пукалов, с женой и дочерью.

Все подходы к Кочевской пропасти (Кочевска Клисура) были закрыты рогатками, постами и непрерывно циркулировавшими патрулями. Предварительно местным жителям было сообщено, что в районе пропасти будет произведено уничтожение дефектной амуниции, оставленной немцами, и что всякое приближение связано с опасностью для жизни.

Мучеников привозили на машинах, строили цепью на самом краю пропасти и большими партиями расстреливали из пулеметов. Свыше шестнадцати тысяч людей были в ударном порядке расстреляны в течение всего двух дней.

Станко П., рассказавший об этом страшном преступлении коммунистов не только мне, но давший и официальные зарегистрированные показания, попал в одну из последних партий. Партизаны, утомленные бойней, стреляли небрежно. Он был ранен в обе ноги, без повреждения костей, и, падая вниз, сначала задержался на небольшом выступе, а затем скатился на толщу трупов. Очнувшись только ночью, он с трудом понял, где он находится. Было трудно поверить, что он еще жив. Стоял удушающий смрад из-за жары быстро разлагавшихся трупов. Раздавались душераздирающие стоны других, недобитых. Его мучила жажда, лихорадка и страшная боль в ранах. Не зная куда, он полз, увязая среди трупов. Впадал в беспамятство, опять приходил в себя. Наконец, на рассвете добрался до неглубокой пещеры на дне ущелья и заполз в нее.

В пещере сочилась подпочвенная вода. Он лизал языком влажные камни, хоть немного утоляя этим мучительную жажду. Сняв с себя рубашку и нижнее белье, с трудом перевязал раны и остановил кровотечение. Без пищи, совершенно изможденный, задыхающийся от трупного запаха, он провел в пещере три дня. В ночь на четвертый, он наощупь пополз вперед, заранее рассмотрев местность, и к рассвету добрался до западного выхода из ущелья. Это было его счастьем. К полудню приехал целый караван грузовиков, доверху нагруженных «танковыми кулаками» — базуками, аэропланными бомбами небольшого калибра и амуницией для минометов. Весь груз был сброшен в пропасть на трупы, и затем был произведен взрыв, потрясший все ущелье и вызвавший хаотический обвал скал и камней.

Часть расползшихся раненых была уничтожена вместе с трупами. Уцелело только несколько человек, выбравшихся раньше, среди них и Станко П. Он дополз до первых крестьянских домов, был подобран кочевскими «фольсдойчерами», спрятан и вылечен. Они же помогли ему перейти границу в Австрию.

Недавно мне говорили, что, с медицинской точки зрения, никто не может сразу поседеть от страха и переживаний. Голова 24-летнего Станка была бела, как снег…

Полковник 3. сказал нам, что, по их сведениям, выдача, как она захватила полевой лазарет словенских домобранцев, захватит и всех русских, находящихся в немецких госпиталях, разбросанных в окрестностях Вертерского озера.

Поручик Ш. предложил, вместо возвращения в Тигринг или поездки в еще неизведанные в нашей разведке края, объехать лазареты и предупредить о грозящей опасности.

Мы объехали десяток госпиталей, расположенных около Клагенфурта и вдоль шоссе, ведущего на Виллах. У входов стояли английские часовые, но, видя на нас немецкие формы, пропускали без вопросов.

Немецкий персонал охотно указывал нам, в каких палатах лежат русские и югославяне. Мы нашли много легкораненых, которым предложили немедленно покинуть госпиталь. Там мы нашли больного отца поручика Охранного Корпуса, капитана Дубину, и обещали прислать за ним сына с перевозочными средствами. Тяжело раненые сильно волновались и умоляли, как можно скорее, их вывезти.

Не скрывая ничего, мы рассказали о выдачах в Лиенце, окрестностях Литхоффена и Виктринга. Всем мы раздавали на скорую руку нарисованные карты расположения Корпуса и путей к Тигрингу.

До пяти часов вечера мы делали объезды, добравшись по правой стороне озера до самого Виллаха. На левую проникнуть не рисковали, т. к. в маленьких курортах до сих пор находились титовские партизаны.

Большинство послушалось нашего совета. Немецкий персонал помогал, как мог. Сестры милосердия приносили одежду, формы и даже штатские костюмы, и в некоторых местах в списках больных вычеркивались русские и сербские имена, и тут же вписывались фальшивые, немецкие, в случае, если раненый не мог уйти из лазарета.

Часть казаков, остовцев и чинов РОА добрались до нашего расположения и были сейчас же приняты в списки частей. На следующий день утром поручик Дубина поехал на телеге и привез больного отца.

День 30 мая был полон встреч, полон лиц. По дороге мы встречали машины, увозившие «остов» и бывших военнопленных. Как нам сказали немцы, имевшие лучшую информацию, чем мы, их всех, через Юденбург, Грац и затем Сигет-Мармарош, в Венгрии, отправляли в СССР.

Проезжая мимо железнодорожной станции в Виллахе, мы заметили целые составы поездов, товарные вагоны, у которых окна были густо заплетены колючей проволокой. Впоследствии мы узнали, что вагоны, были приготовлены для несчастных жертв дикой лиенцевской расправы.

Из Виллаха мы хотели продолжать путь в Шпитталь, но за городом, у первой же рогатки, нас задержали и приказали ехать, под страхом ареста, обратно. В придорожной гостинице, куда мы зашли попить воды, узнали, что в Лиенце происходит насильственная репатриация всех людей Домановской дивизии…

Возвращаясь в Тигринг, по дороге подобрали несколько человек русских, вышедших из больниц. Машина была перегружена до отказа.

В Тигринге нас встретила большая радость, первая за все последние дни. Перед палаткой капитана К. нас ожидал майор Островский. Капитан в малиновой пилотке решил, очевидно, освободиться от строптивой группы казаков и нашел прекрасный выход: освободив их из проволочной клетки, прислал всех в распоряжение Русского Корпуса. Возможно, он думал, что 4500 русских, находящихся в окрестностях Клейне Сант Вайт, раньше или позже тоже будут выданы, и вместе с ними и остаток казаков фон-Паннвица.

Вечером, на совещании, на котором присутствовали полковник Рогожин, майор Г., майор Островский и другие высшие офицеры, было решено, что на следующий день, 31 мая, на «Тришке», которого немного отремонтировали, с шофером Борисом Черпинским я сделаю вылазку в Альтхоффен, в надежде напасть на след выданных казаков 15-го корпуса и самого генерала фон-Паннвица. Одновременно главное внимание обратить на розыски полка «Варяг».