Владимир Бешанов - Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде Страница 44

Не прибыла авиация, в ВВС Волховского фронта насчитывалось 118 боевых самолетов, в их числе всего 6 бомбардировщиков и 19 штурмовиков. Отсутствовал санный транспорт и полевые кухни, крайне медленно проходило накопление боеприпасов и материально-технических средств. Спешно сформированный фронт практически не имел своего тыла.

К началу января войска имели не более одной четверти боекомплекта вместо пяти, положенных для прорыва, и совершенно незначительные запасы продовольствия и фуража. Прибывающие соединения не имели оружия, средств связи, транспорта. Например, 378-я стрелковая дивизия что называется «до зубов» была вооружена 379 винтовками, 3 станковыми и 15 ручными пулеметами и 3 минометами. На всю 374-ю дивизию наличествовало 344 винтовки и 3 миномета. Тем не менее их немедленно, «чтобы не терять времени», отправляли в район сосредоточения в расчете на то, что немцы все равно отходят, а вооружение к началу наступления «будет подано». Ветеран 372-й дивизии вспоминает, как в ходе формирования 1236-го полка, ввиду отсутствия оружия, солдатам было приказано смастерить деревянные трещотки, чтобы на тактических учениях имитировать ведение огня. Учеба быстро закончилась, а 30 % личного состава полка так и пошли в свой первый бой — с трещотками.

Снабжение оставалось крайне неудовлетворительным почти все время. Не было ни одного полевого госпиталя. О противнике знали только то что он есть и находится на западном берегу. Однако снова тяжелое положение трудящихся Ленинграда требует немедленных наступательных действий».

Да и не способен был генерал армии Мерецков ничего возразить «кремлевскому гори\». просто боялся его до судорог. Как свидетельствует генерал В.М. Никольский, работавший в то время в штабе Волховскою фронта, при каждом вызове к прямому проводу командующий резко бледнел и не сразу подходил к телефону. Кирилл Афанасьевич был сломленным человеком. Сделав в 30-е годы блестящую военную карьеру, дослужившись до должностей начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны, он в первый день войны был арестован. Довольно скоро лубянские следователи сапогами и резиновыми дубинками выбили из Мерецкова признания в организации заговора с целью свержения рабоче-крестьянской власти, шпионаже в пользу германской и британской разведок одновременно, показания на подельников — Г. М. Штерна, А.Д. Локтионова, П.В. Рычагова, Д.Г. Павлова, Г.К. Жукова, М.П. Кирпоноса и многих других, вывших от боли в соседних камерах Сухановской тюрьмы или уже сражавшихся с вермахтом. Этот страшный период своей жизни Мерецков зашифровал в мемуарах как службу в должности «постоянного советника при Ставке Главного Командования». В сентябре 1941 года генерала, мечтавшего лишь о быстрой смерти, неожиданно переодели в новенькую форму и доставили к товарищу Сталину. Вождь поинтересовался здоровьем Мерецкова, само собой, тот чувствовал себя хорошо и рвался в бой, затем «спокойно ознакомил» с военной обстановкой и направил в компании с Мехлисом представителем Ставки на Северо-Западный фронт. Большинство остальных «заговорщиков» расстреляли. На фронте «красный профессор» преподал возвратившемуся в фавор генералу еще один урок: по прибытии в разбитую противником 34-ю армию Мехлис приказал немедленно, перед строем офицеров штабарма, расстрелять командующего артиллерией генерал-майора B.C. Гончарова «за дезорганизацию в управлении артиллерией армией и личную трусость». Что и было немедленно исполнено.

А Мерецков вскоре возглавил 7-ю армию, затем фронт. Он изо всех сил старался «оправдать доверие» и всегда помнил, что в любой момент снова может оказаться в чистых руках следователей-ударников вроде Шварцмана или Родоса. Поэтому командующий не только никогда не пытался оспаривать указания Москвы, но зачастую сам «бежал впереди паровоза», заваливая Генеральный штаб утопическими планами самых решительных наступательных операций, невзирая на потери и состояние вверенных ему войск.

7 января, не дожидаясь сосредоточения всех соединений, войска Волховского фронта, одновременно с Ленинградским и Северо-Западным фронтами, перешли в наступление. Основной удар с плацдарма в устье Тигоды наносила 4-я армия, в которой были сосредоточены почти половина артиллерии фронта и две трети бронетанковой техники. Соединения 59-й и 2-й ударной армий вводились в сражение последовательно по мере прибытия.

«Артподготовка была явно недостаточной, — рассказывает бывший командир взвода управления 894-го артполка 327-й стрелковой дивизии П.П. Дмитриев. — На каждую гаубицу у нас было всего 20 снарядов. Расстреляв их, мы оказались безоружными и не смогли подавить огневые точки врага. Пехота, беззащитная перед ураганным огнем немецкой артиллерии, бьющей с высокого западного берега, полегла на волховском льду густыми черными точками: маскхалатов стрелкам не полагалось».

Наступление 54-й армии, в котором участвовали пять стрелковых дивизий, две бригады и три артполка РГК, двумя оперативными группами — синявинской и волховской — разворачивалось от Вороново в направлении Тосно. Навстречу ей пробивалась 55-я армия Свиридова.

К 12 января красные флаги должны были взвиться над Любанью и Новгородом, но вышло иначе. Тяжелые бои продолжались несколько дней, однако прорвать оборону противника нигде не удалось.

Боевые действия в очередной раз убедительно показали, что простым количественным превосходством германца не возьмешь. Войска не умели воевать. Вновь прибывшие дивизии не прошли полного курса обучения. Они были направлены на фронт, не имея навыков в тактических приемах и в обращении с оружием. А если винтовку ты получил перед самой атакой, толку от нее в неумелых руках немногим больше, чем от трещоток, с которыми пошла в атаку 372-я дивизия (даже меньше: в первом бою, а он был ночным, наши «трещотники» оказали на немцев такое мощное психологическое воздействие, что вызвали у них панику и захватили опорный пункт). Отдельные части и подразделения были полностью сформированы из жителей степных или среднеазиатских районов, многие из которых впервые в жизни оказались в лесах и, чтобы не потеряться, ходили в атаку «кучей». Бойцы лыжных батальонов «реагировали на местность» значительно лучше, но лыжами не владели и предпочитали передвигаться пешком. «Из семи лыжных батальонов, — докладывал командующий фронтом, — при проверке их оказалось, что личный состав трех батальонов совершенно не подготовлен к передвижению и ведению боя на лыжах».

Артиллерия палила в белый свет, затем стрелковые, лыжные и саперные подразделения раз за разом посылались в лобовые атаки на огневые точки.

Командиры не умели осуществлять управление частями и организовать взаимодействие между ними, многие запрещали связистам включать рации, опасаясь, что немцы «запеленгуют» и «накроют» огнем. В штабах составляли планы и рисовали красивые карты разгрома врага с расчетным темпом продвижения по снежной целине до 4 километров в сутки, прорывами, выходами на оперативный простор и хронометражем занимаемых «красными» рубежей. Противодействие «синих» в этих планах не предусматривалось. Вот генерал-полковник И.С. Катышкин, бывший офицер оперативного отдела, не смущаясь, сообщает, что «к положительным моментам» деятельности штаба 59-й армии в этот период следует отнести «вообще всю разработку плана разгрома чудовской группировки противника», в коем ясно просматривается «зрелость нашей тактической и оперативной мысли», а также разработку директив, инструкций и приказов: «Но вот беда: доходили они до войск с большим опозданием… А что касается сосредоточения всей артиллерии на направлении главного удара, это решение подчас и вовсе не претворялось в жизнь… Мы тогда не очень-то и умели осуществлять подобное». Или того лучше: «…об этом почему-то забывали».

Штабы не были сколочены, теряли управления почти сразу, как только войска приходили в движение, почти не имели технических средств связи, а там где они были — не знали, как этой «техникой» пользоваться. А кроме того, вот еще какая неожиданность: «…противник своими настойчивыми контратаками всячески мешал нам претворить этот план в жизнь». Короче говоря, штабы больше напоминали классы для умственно отсталых, чем «мозги армий». Ну нельзя же всерьез воспринимать рассуждения о том, что, работая «с перенапряжением», генералы «приобретали некоторый опыт руководства операцией», а работники оперативного отдела «набирались навыков в разработке и доведении до войск различных боевых документов».

И техника зачастую была еще та! К примеру, корректировщики огня 122-мм гаубиц, следовавшие в боевых порядках пехоты, снабжались новейшими «секретными» телефонными аппаратами TAT отечественного производства, которые обеспечивали кое-какую слышимость на расстоянии до 100 метров.

Командующий 2-й ударной армией, произведенный в полководцы с должности заместителя наркома внутренних дел, на военном поприще проявил себя полным кретином, сочинявшим для войск подобия ростопчинских афишек: «Холоду не поддаваться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцами и морозу не поддаваться», но не имевший понятия даже о том, где находятся вверенные ему соединения.