Игорь Моисеенко - Сектор обстрела Страница 44

…То, что в кишлаке их не ждали, было ясно еще на броне. "Не ждали, поскольку некому", — сделал заключение Янишин. Они не нашли ни одной живой души. Но люди здесь жили. Янишин толкнул ногой фарфоровый чайник. Из закопченного носика на циновку вылилась тоненька струйка зеленоватой жидкости. "А пьют зеленый, правоверные… И ушли недавно… Даже одеяла и подушки еще тепленькие… Ага, тут же все на лету стынет. На дворе ж мороз несусветный — шестьдесят пять плюс в тени… И это не по Фаренгейту. Тут все на лету стынет… просто поссать не успеваешь, на лету — в сосульку…"

Стволом автомата Янишин выковырял среди хлама промасленную тряпку, поднес ее под нос и втянул воздух: "Оружейное… Кажись, картошку жарили…" Но порадоваться удачной шутке он не успел — «заржали» и «заревели» на улице. Янишин бросился прочь из гостиной Тахира.

Этим придуркам только дай живность какую нибудь.

— Горноишачники тут духа поймали, товарищ старший лейтенант, — пояснил Шалаев.

В лапы пехоте попался матерый, мордастый и толстозадый, самый настоящий душманский ишак. Теперь он развлекал своими боками приклады бойцов второго батальона.

Янишин рявкнул:

— Отставить! Идиоты…

Тут же на свет Божий явился из соседнего дувала Хренников с добычей. Без лишних слов, из этого щипцами не вытащишь, он швырнул к ногам взводного выпотрошенный цинк. Судя по маркировкам на зеленых, как трава, боках ящика, когда-то в нем были патроны калибра 7,62.

— Арсенал… — резюмировал Янишин. — Связь ко мне!

Через минуту он уже вызывал командира:

— Матроскин — Шарику.

Взводный и здесь дурачился. Озерова всегда коробила способность Янишина выдумывать кодовые «погремухи». Впрочем, особист всегда в них, и без взводного, путался. Особенно, когда психовал:

— Как нету?.. Ты не перегрелся, Янишин?.. Тьфу, ты — Шарик!?

Дантоев оглядел офицеров штаба, будто проверял — все ли на месте. Взгляд задержался только на командире афганского разведбата. Не спуская глаз с коллеги из братской армии, комбриг скомандовал Синельникову:

— Труби отбой…

…Можаев отдал микрофон радисту:

— Поворачиваем оглобли… Поигрались, и будя…

Уже через минуту бойцы снимались с занимаемых позиций. Еще через время цветастое войско отправилось рваной колонной к соседней вершине. "Банда пиратская", — оценил про себя комбат форму одежды своих подчиненных. Но пуститься в размышления по поводу обеспечения обмундированием бойцов горной пехоты он не успел…

— Шурави уходят… Пора, гумандан-саиб.

Тахир ждал этого момента:

— …Огонь!..

…- Связь!!! — заорал комбат на радиста.

"Ох и маскируются, собаки!" — только и успел подумать Можаев. Определить, откуда стреляли, нечего было и мечтать. Шквал огня обрушился на первую роту, как только она покинула занимаемую вершину. Бойцы, придавленные к горе неподъемными вещмешками, заметались по склону как стая толстых королевских пингвинов. Благо подходящих валунов местный Аллах натыкал здесь вдоволь. Солдаты попадали, кому куда удалось. Но огонь не прекращался. Первый раненный завопил где-то на левом фланге… Можаеву показалось, что огонь только усиливался.

— Связь!!! — заорал комбат на радиста…

Глава тридцать шестая

Впереди была очередная промежуточная высота, каких было десятки на пути к цели. Тащишься наверх, как каторжанин, видишь перед собой блистающую в лучах солнца вершину, и кажется, вот она, совсем близко. Еще метров сто, и ты наверху. Там ты сбросишь опостылевший, раздирающий в кровь плечи вещмешок, задыхаясь, свалишься на песок и протянешь онемевшие, дрожащие от напряжения ноги. А пока что: жажда раскаленной колючей проволокой разрывает тебя изнутри на части с каждым шагом, а проклятый мешок вдавливает тебя в камни. А вершина, охваченная золотистой солнечной каймой, насмехается над тобой, ничтожным, всеми ненавистным здесь червем, над тобой и твоими жалкими усилиями своей незримой, непостижимой в своем величии и великолепии, освященной восточными звездами и полумесяцем жаркой ухмылкой. Эти последние до желанной высоты двести шагов превращаются в путь на Голгофу. Возникает ощущение, что твоя цель с каждым шагом только удаляется. И лишь последние метры, когда склон становится более пологим, ты преодолеваешь несколько быстрее и с заметным облегчением. Но стоит добраться до вершины, разогнуться под тяжестью неподъемного вещмешка, как за небольшой площадкой тебе открывается следующий, еще более крутой подъем. И тебя, обессиленного изнурительным подъемом, охватывает волна нового разочарования и нового раздражения. Задерживаться, чтобы осознать и принять очередное поражение, просто нельзя — нет времени. И ты, отупевший от пылающего жаром чужого солнца, раздирающей горло жажды и пытки подъема, рывком подбрасываешь мешок за спиной и снова, шаг за шагом, поднимаешь еще более отяжелевшие ноги. Снова ты дерешься наверх, проклиная тот день, когда родился, и тот день, когда призвался, проклиная свою судьбу и умоляя ее, чтобы эта высота оказалась последней, а ты достиг ее раньше противника и не оказался в разрезе прицела где-нибудь посреди пути.

Бойцы, наверное, только ботинки в источнике не вымыли. Водой накачались, кому, сколько влезло, и фляги наполнили.

Но через сотню метров темпы существенно снизились. Почки, высушенные многочасовой жаждой, приняв воду, намертво клинили поясницу. Тысячи раз каждый говорил себе, что нельзя в горах так напиваться. Но кто удержится? И все же останавливаться нельзя. Как бы не болело, а нужно идти в гору…

Ротный оглядывался на вершину за спиной поминутно. Старостенок, рухнул на камни в трех шагах. Даже под насквозь промокшей х/бэшкой было видно как у него коленки дрожат. Он еще раз попытался подняться на непослушные ноги, даже сделал шаг… второй, но снова свалился на камни.

Кузнецов заорал:

— Напился?! Скотина… Встать!

Но Старостенок только уставился глазами загнанной лошади в солнце. Он задыхался будто рыба на песке. Кузнецов снова оглянулся на вершину за спиной:

— Встать, боец!

Цымбал подтянул Старостенка за ремни вещмешка.

— Давай, Старый… Тут уже недалеко осталось.

Старостенок, казалось, уже ничего не соображал. Его уже догнал Шамиль. Следом как робот переставлял ноги Вахед. У него уже и мысли задеревенели. Бараев стащил вещмешок со спины Старостенка и остановился чтобы дождаться афганца. Шамилю пришлось отказаться от идеи повесить пленному на шею в дополнение к станине еще и мешок Старого. Чеченец забросил его за плечо. Теперь на нем было килограмм восемьдесят… А Вахед молил Всевышнего о случайной пуле. Ему нельзя было уходить в чистилище без пули…

…Брошенная на камни станина жалобно звякнула. Они не заметили: правая стойка ДШК накрыла краснорожего и зубастого как кролика деда в шубе. В спешке они не заметили. Нужно было еще отыскать на соседнем склоне шурави, выбрать позицию, установить сам пулемет и зарядить ленту.

Кузнецов оглянулся на вершину за спиной:

— Вперед!

Но Старостенок сумел сделать заплетающимися ногами только несколько шагов. Снова он рухнул. Кузнецов всадил ему по каблукам:

— Встать! Встать, скотина!

Выстрел ошеломил ротного. Позади остался полуторакилометровый подъем. Отсюда уже не было видно долину и ущелье. А до промежуточной высоты оставалось метров пятьдесят. Выстрел громыхнул где-то за нею. И стреляли явно не по роте. Явно: на вершине, несмотря на артподготовку, все же остались душманы. Так просто они свою позицию не сдадут. Кузнецов понял, что сейчас они, очевидно, заметили Белограда с Маслевичем и открыли стрельбу по ним.

"Ну, Белограда так просто не возьмешь. А раз стреляют, значит, еще не завалили, — подумал ротный, — Свою основную задачу он все же выполнил. Роту предупредил. Не дал застать врасплох. А теперь еще и огнем поддержит. Что бы было, если бы мы сейчас поднялись на вершину прямо им под стволы?.."

Но обстановка требовала: Белограда и Маслевича нужно поддержать. Вдвоем они с таким шквалом огня не справятся. Необходимо было незамедлительно занять эту промежуточную высоту.

— Рота! На рубеж пятидесяти метров — бегом марш! — скомандовал Кузнецов.

Откуда у человека только силы берутся. Это нельзя было назвать бегом, но жажда боя и близость противника придала солдатам энергии, достаточной для ускоренного шага. Бойцы, несмотря на усталость, сгибаясь под тяжестью поклажи до самой земли, словно мартышки помогая себе руками, рванули наверх. Даже Старостенок не отставал.

Через три минуты солдаты уже рассредоточивались по периметру рубежа, подчиняясь необъяснимому, выработанному в бесчисленных походах чутью и безошибочно выбирая удобные огневые позиции. Немного ниже разместился минометный расчёт. Сейчас ребята спешно монтировали свою трубу. Как и ожидалось, до высоты оставалось метров пятьсот. С тыла у роты, метрах в шестистах, был склон горы. Если бы душманы заняли ее сразу после ухода оттуда шурави, сейчас бы моджахедам ничего не стоило расстрелять всех до единого в спину.