Валерий Николаев - Закуси горе луковицей Страница 44

— Ребята, а если в этом году мне не удастся расплатиться?

— Расплатишься в следующем.

— Вы это серьезно?

— Не сомневайся. Видишь ли, Митрофаныч, у нас тоже свой интерес имеется. Нам важно прочувствовать весь объем работы по возведению дома такого типа, как у тебя. И, главное, своими руками смонтировать систему отопления и канализации. Мы этого никогда не делали. Брали подряды только на возведение стен, а теперь хотим попробовать сдавать дом под ключ. Так что мы не в накладе останемся.

— Соблазн велик. Однако надо подумать.

— Да чего тут думать? — закипятился Аркадий. — Это же выгодно и тебе, и нам. Вы если не в этом году, так уж точно в следующем сможете справить новоселье, а мы приобретем ценный для нас опыт. Хозяйка, хоть ты воздействуй на него, — пригласил он Зою в союзники. — Вы только посмотрите, где живут ваши дети? Ведь дом вконец обветшал. Гвоздь без молотка в стену лезет. А случись ураган какой или землетрясение, устоит ли он?

Зоя не выдержала.

— Володя, соглашайся! Мы уже так устали от этой стройки.

Он помедлил и решительно махнул рукой.

— Ладно, ребята, согласен. Помощь мне действительно нужна. Беремся за крышу.

На следующий день Аркадий с напарником привели с собой еще двух парней. «Стажеры», — пояснил он. И все пошло своим чередом: зазвенел топор, завжикала пила и зазвучали обычные в таких случаях соленые шутки и перебранка. А Зоя самым серьезным образом занялась огородом.

Некрасовская стройка постепенно принимала очертания дома. На крышу начали укладывать шифер. Некрасов, как всегда, работал на равных. Его страховочный ремень канатом был привязан к штырю, вбитому в брус на самом коньке крыши. С альпинистским хладнокровием Володя с дрелью в руках сноровисто передвигался по крыше и в серых гребнях окаменевших волн сверлил отверстия для шиферных гвоздей.

Спокойно смотреть на все это Зоя не могла, и лишь мимоходом взглянув на него, тотчас придумывала себе новую работу и уходила в дом или на хозяйственный двор.

Лето было теплым. Как-то в один из вечеров, покончив с работой, Зоя с Володей сидели возле розового куста и отдыхали. И тут в их калитку вошел Саша Соколов. А следом за ним — крепкий, выше среднего роста молодой человек. Оба навеселе. Незнакомец выглядел экзотично. Одет в майку-борцовку и джинсовые шорты. Голова гладко выбрита, в мочке левого уха — толстая в виде гайки серьга. Фигура мускулистая. На его плечах татуировки раскинувших свои капюшоны кобр. Их глаза, оберегая хозяина, опасливо уставились по сторонам.

Поздоровались. Саша представил своего товарища.

— Это мой одноклассник Никита. Пять лет не виделись.

— Зоя, — кивнула хозяйка.

— Володя, — отрекомендовался Некрасов. — Рад знакомству. Присаживайтесь.

Володя развернул коляску к скамейке. Ребята сели напротив него. Саша сказал:

— Никита мне про своих друзей рассказал, я ему — про своих. Вот, — указал он жестом на парня, — захотел познакомиться с вами.

— Это хорошо, — сказал Володя. — Жизнь интересна своим разнообразием. Ну и где вы, Никита, сейчас обитаете?

— В области.

— А чем живете?

— Инженером работаю на заводе. Живу в общаге.

— А в городе сейчас все так ходят? — насмешливо спросила Зоя.

— Нет, — улыбнулся он, — только те, кому это нравится.

— А кому это нравится?

— Мне и моим друзьям.

— Вы что-то проповедуете или просто модничаете? — спросила она.

— Мы так же, как и вы, живем своими мозгами, только и всего. Одно могу сказать: я считаю себя русским патриотом.

— Приятно слышать! — воскликнул Некрасов. — Заявление смелое и, признаюсь, неожиданное. Но поясни мне, какой смысл ты вкладываешь в это понятие?

— Легко. Я и мои товарищи стремимся возродить величие России, остановить ее колонизацию и грабеж ее природных ресурсов. Мы хотим вернуть основные гарантии социальные, и защитить достоинство русского человека везде, где бы он ни был.

— Никита, мне это нравится. Странно, но пока наши позиции совпадают.

— А что тут странного? Ведь и ты отстаивал интересы России, причем с оружием.

— Да, был такой факт. Я и сейчас неравнодушен к будущему страны. Но я интуитивно чувствую, что мы с тобой разные.

Никита хмыкнул.

— Так это естественно. Ваше поколение знало Великую страну, а наше выросло на ее руинах. И мы хотим знать, кто в этом виноват? И не через двадцать лет, а уже завтра.

— Судя по всему, вы сторонники крайних мер в решении проблем… Жаль.

— Владимир, разве ты не чувствуешь, что Россия у пропасти? Что возникла ситуация, когда думать уже поздно. Пришла пора действовать.

— Да, ситуация экстремальная, согласен. Но бегать с дубьем за африканцами, выключив мозги, или ходить со свастикой на рукаве, зная, что еще лет пятьсот русские люди будут связывать ее с фашизмом, лишено всякого смысла. И кроме дурной славы России это ничего не принесет. А репутация страны дорого стоит.

— А что не лишено смысла? — с возмущением спросил Никита. — Если позиции русских ущемлены почти во всех престижных сферах деятельности человека: в науке, искусстве, юриспруденции, управлении государством. Если наши девчонки путаются с иноземцами. Если сотни религиозных сект на Руси вытесняют православие. Что же не лишено смысла?

Некрасов, медленно выстраивая фразу, сказал:

— Только то, что не вызывает у нормального русского человека отторжения и протеста.

— Это просто слова, — сказал Никита. — Вот если бы дело предложил…

Володя усмехнулся.

— Мелькнула идейка. Только вам, молодым и горячим, не по зубам это. Нужно время и терпение, а их-то у вас и нет.

— Нам все по зубам.

— Ну, хорошо, — сказал Володя. — Это как вариант. К примеру, у вас в городе есть двадцать соратников…

— Сотня, — уточнил Никита.

— Тем лучше, — сказал Некрасов. — Сотня молодых, здоровых неглупых парней, озабоченных судьбой России. Если вы, предположим, все как один найдете себе единомышленниц, женитесь и за десять — пятнадцать лет родите по десятку крепеньких ребят, — на целую тысячу русских людей станет больше. И это только в одном городе. А если вы еще вырастите их на православных традициях, дадите им достойное образование да воспитаете в них такую пробивную способность, что никакие преграды их не остановят, тогда вам вообще цены не будет. И большинство проблем, которые вы поднимали, решатся сами собой. Вот такой патриотизм естествен и понятен. Потому что здесь нужно выкладываться, напрягать мозги и волю.

— Можно организовать общину, — меланхолично предложил Саша, — или обосновать город, который лет через пятьдесят может превратиться в мегаполис. И на каждом доме плакат: «Если ты патриот — даешь стране гражданина!»

— От ваших фантазий обалдеешь, — сказал Никита. — Пацаны на это не пойдут. Да и мне рано жениться.

— Конечно, не пойдут, — сказал Володя. — Ведь, чтобы прокормить такую семью, нужно много учиться и много работать. А это уже не гипотетические, а реальные трудности. А насчет женитьбы… знаешь, Никита, для большинства одиночек личное благополучие важнее любых возвышенных идей. Делай вывод.

Послышался плач Аленки, Зоя извинилась и ушла в дом.

Глава 22

Цыганские гарантии

Была уже середина лета. И тут позвонил Женя Шевченко и предложил Зое, съездить с ним в райцентр. Она немедленно согласилась. Ей давно уже нужно было побывать в поликлинике и военкомате. Кроме того, по заказу Володи нужно купить колосники для печи, а еще хотелось бы пробежаться по магазинам.

Хорошо накатанная дорога не утомляла, а интересная беседа делала поездку еще приятней. Вскоре они подъехали к поликлинике и, уговорившись встретиться у автовокзала в пятнадцать часов, расстались.

Хирург, за консультацией к которому она обратилась, опасения ее развеял, а свои рекомендации написал на листе бумаги.

В военкомат Зоя попала за пятнадцать минут до перерыва на обед. Дежурный порекомендовал ей обратиться к Сизову Петру Нилычу в четырнадцатый кабинет. Пухленький, словно сдобная булочка, старичок с шикарными гусарскими усами, выслушав ее вопросы о пособии и страховке, кокетливо улыбнулся.

— Милая девушка, если бы к нам поступили какие-нибудь сведения по поводу денежных выплат вашему мужу, мы бы тотчас поставили вас в известность.

Он встал, изящным жестом поправил стул, давая понять, что разговор окончен.

— Как я понимаю, вы тоже бывший военный?

— Да, — горделиво кивнул он. — Я тридцать два года прослужил в военных комиссариатах.

— Славный боевой путь, — пробормотала она. — И ни разу не терялись бумаги?

— У нас никогда ничего не теряется! — с нескрываемым раздражением отчеканил старичок.

«Услышал, таракан напудренный», — с удовлетворением отметила она.