Аркадий Первенцев - Честь смолоду Страница 47

Для ведения огня прямой наводкой были выдвинуты артиллерийские батареи. Поэтому Нехода уже четвертые сутки находился недалеко от меня. Нами были изучены разминированные проходы, по которым должны были пехотинцы итти в атаку, намечены наблюдательные пункты, произведена тщательная разведка.

Командир полка старался тщательно подготовить полк. Неудачи первого наступления на высоту 142.2 заставили тщательно изучить всю систему вражеских укреплений, силы и средства противника и возможность маневрирования огневыми средствами и резервами.

Для проведения боевой подготовки комполка выводил нас в ближайшие тылы. Мы подбирали участок местности, сходный с тем участком, на который мы должны были наступать. Таким образом, у нас в тылу появилась дублирующая высота 142.2 со всей системой обороны противника, которую мы должны были преодолеть. Здесь мы проходили тактику наступательного боя с боевой стрельбой, с участием приданных и поддерживающих средств усиления – артиллерии, танков.

Командир полка наблюдал, чтобы пехота врывалась в траншеи противника вслед за переносом артиллерийского вала на следующий рубеж, чтобы не получалось разрыва, используемого обычно противником для выхода из укрытий и открытия шквального огня по приближающимся нашим цепям. Для предупреждения таких явлений график артиллерийской подготовки разрабатывался с расчетом, чтобы противнику трудно было определить время переноса артиллерийского огня. Мы отрабатывали бесшумную атаку, без криков «ура», с броском, не превышающим ста пятидесяти метров от нашей траншеи исходного положения до переднего края противника.

Особое внимание уделялось броску автоматчиков, их стремительности, их уменью пускать в ход ручные гранаты и без задержки достигать вторых траншей.

Разведка доносила, что немцы ввели установку минных полей не только впереди, но и позади своих траншей первой и второй линий. Таким образом, они создали как бы межтраншейное минное предполье, что осложняло задачу стремительного продвижения в глубину обороны.

Пленные румынские саперы объяснили систему минных полей. Чтобы не рассчитывать только на саперов – их было маловато, – мы обучали своих бойцов приемам разминирования.

Война требовала большого мастерства. Одной лишь храбрости становилось недостаточно. Верховное командование требовало, как никогда, совершенствования войск, командиров, боевой выучки.

Генерал Шувалов следил за нашими учебными атаками, заставлял повторять их и на наши сетования говорил: «Был, товарищи, один штабс-капитан в старой армии, двадцать лет на маневрах брал одну и ту же горку и все время ошибался».

Сорок танков «Т-34» заняли исходное положение. Еще были открыты люки, чтобы наполнить воздухом стальные коробки: скоро танкисты должны были вступить в бой. Их машины залегли в земляных укрытиях, положив на землю стальные стволы своих орудий. Сила Урала пришла на поле сражений.

И когда загремела сталь, заговорила уральскими пушками, когда застонали снаряды, выточенные на заводах Сибири, когда фейерверком взлетела взрывчатка, мы пошли в атаку на высоту 142.2.

«Слава тебе, рабочий, великий народ! Слава тебе, партия, вдохновившая массы на борьбу за независимость родины!» И с этой мыслью я поднимаю роту в атаку.

Якуба бежит впереди. Но я моложе и вскоре обгоняю его. Вижу его шинель, заложенную концами за пояс. Я бегу налегке, без шинели, с пистолетом в руке.

Я мельком увидел Даньку Загоруйко. Его взвод, наступавший правее, должен вступить в бой с третьей ротой. Левее меня наступает Андрианов. Моя рота атакует в центре и пока точно выдерживает ориентиры. Мой приказ командирам: «Как можно быстрее на высоту!» выполняется точно. Мы движемся, прикрытые артиллерийским огнем, танковой броней, пулеметами роты Всеволода Гуменко, через наши головы летят мины Кирилла Гуменко. Пулеметно-минометный «норд-ост» исправно делает свое дело.

Моя рота атакует, не снижая темпа. Я смотрю на часы: мы точно выполняем расчеты штурма, Первая и третья роты отстают от нас, они с опозданием в полторы минуты выбрались из траншей и не поспели вплотную за артиллерийским валом. Мы вышли вперед и остались в одиночестве. Вторая рота вдруг оказалась в острие какого-то непроизвольно образовавшегося клина.

Андрианов, повидимому, решил не спешить. Правофланговая рота неожиданно для нас залегла. Противник открыл артиллерийский огонь. Намерение фашистов было очевидным – врезаться в стыки. Это был проверенный прием при отражении штурма на высоту, неизменно приносивший им удачу. Сегодня этот прием не дал результатов: мы не снижали темпов атаки и выходили на сближение в центре.

Немцы начали постепенно передвигать огневой вал с расчетом накрыть мою роту. Огневой вал приближается. Это густой, стремительный шквал 88-миллиметровых снарядов.

Что делать?

Продолжать итти в своих ориентирах? Эти ориентиры лежат передо мной, как на планшете. Сколько раз приходилось ломать голову над ними! Все казалось ясным на макетах и на учебной местности. Как отлично срабатывались роты! Как великолепно, почти в полный рост, шел в атаку Андрианов, невысокий, мускулистый, черный. Теперь его не видно. Андрианов подвел. Андрианов опоздал. Огневой вал приближается к нам. Еще мгновение – и огонь сметет мою роту. Вот вспыхнули вилочные разрывы мелких калибров, обозначающие границы переноса огня.

Надо спешить!

Я отдаю приказ: войти в ориентиры андриановской роты и, несмотря ни на что, итти к своей цели.

Рота уклоняется влево, как бы маскируясь дымовой завесой – снаряды фугасного действия поднимают много пыли.

Противник накрывает огнем прежние ориентиры моей роты и, не имея артиллерийского наблюдения, не изменяет прицела. Мы бежим вверх в пыли, скользя по земле.

Автоматчики достигли противотанкового рва. G глухими звуками, как будто кто-то бьет ладонью по картонной коробке, рвутся гранаты. Мы тоже поднимаемся на бруствер и соскальзываем вниз.

Я вижу немецкого офицера. Он сидит на ящике, расставив ноги. Возле него стоит санитар и помогает офицеру обвязать вокруг головы – на ней кровь – широкий бинт. И офицер и санитары застыли в неподвижных позах. Санитар так и не сделал очередного взмаха вокруг головы командира, а офицер, вероятно, хотел поправить повязку и теперь замер с поднятыми руками.

Мне некогда заниматься пленными.

Бахтиаров невдалеке от меня. У него запыленные ноги, на спине от воротника и до пояса разодрана гимнастерка; видна кирпичная шея и синяя спортивная безрукавка.

Подбегаю к Бахтиарову. Коротко приказываю: достичь по рву линии основной 'обороны и атаковать сбоку. Остальное доверяю сообразительности и исполнительности Кима. Оборачиваюсь, чтобы проверить «хозяйство» атаки.

Немецкий офицер, не сходя с ящика, схватил гранату, а санитар уже держал у плеча приклад автомата.

Я быстро бросился на землю, прицелился и выстрелил в офицера. Он упал навзничь. Санитар уже вскинул автомат. Я выстрелил в немца дважды…

Якуба, вновь оказавшийся впереди меня, ворвался в траншеи вместе с Бахтиаровым и бойцами первого и второго взводов.

Я мог видеть теперь с высоты 142.2 долину, до этого скрытую холмом, рокадную дорогу, обозы на ней, высокое дымовое облако над Сталинградом.

Я прислонился потной спиной к стенке траншеи и начал писать донесение.

Мое сердце как-то обмякло, ноги дрожали, во рту пересохло. Моя рука, напряженно державшая тяжелый пистолет, устала, пальцы не повиновались мне. И все же в моей душе что-то торжественно пело и рос восторг от только что одержанной победы.

Чей-то грубый крик вывел меня из этого восторженного состояния.

Передо мной стоял взбешенный Андрианов.

– Наконец-то я разыскал тебя, мальчишка! – кричал он, сжимая свой волосатый кулак.

– Я не понимаю вас, товарищ капитан.

– Ты меня заставил людей потерять! – заорал Андрианов. – Выскочка! Карьерист!

– Объясните, товарищ капитан, – сказал я, – почему вы кричите в такую минуту?

– Ты влез в мои створы, и меня накрыли огнем!

– Не отставай, – сказал я, угрожающе приблизившись к нему.

– А ты не беги вперед. – Капитан сделал шаг в сторону, одернул гимнастерку. – Что тебе здесь, – он потопал ногой, – медом намазано?

Тогда я подошел к нему еще ближе и, еле сдерживая закипевшую во мне ярость, сказал ему:

– Не мешай мне выполнять боевой приказ. Понял?

– Я тебе не прощу, Лагунов.

– Не мешай мне, капитан Андрианов, – произнес я, глядя в упор в его глаза.

Андрианов ответил мне злобным взглядом, хотел что-то еще сказать, махнул рукой и быстро пошел от меня к своей роте.

Чувствуя невыносимую усталость, я сел на землю. Ко мне подошел радостный и возбужденный парторг роты Федя Шапкин, чудесный, скромный паренек, бывший рабочий Ростовского сельмаша. Федя заметил кровь на моем лице.

– Что с тобой, Сергей?

Федя разорвал индивидуальный пакет, сделал мне перевязку.