Евгений Фокин - Хроника рядового разведчика Страница 47

Имея некоторый теоретический багаж знаний, всегда живой, с озорной искоркой в глазах, Дышинский с удовольствием постигал тактику, инженерное дело, топографию... Он готовил себя к боям и хорошо понимал, что полученные знания пригодятся на фронте.

Нравились ему и ночные занятия, на которые курсанты выходили с вечера. Володя увлеченно осваивал хождение по азимуту ночью.

Но курсанты не только учились. Они живо обсуждали и оценивали обстановку на фронтах, о чем сообщало Совинформбюро. Положение на фронте день ото дня становилось все неутешительнее. Враг, опытный и хитрый, оснащенный до зубов современной техникой, рвался в глубь страны, оккупировал Украину, угрожал Кавказу, железным кольцом охватил Ленинград, подошел к Сталинграду.

К предстоящим обязанностям командира Дышинский готовился обстоятельно и очень серьезно. Служба в армии — это крутой поворот в судьбе каждого, это новые товарищи, воинский коллектив. Курсантское дело не из простых.

Адаптация к армейской службе так легко и быстро, как это происходит в кино, не получается, а постигается в процессе длительных бесконечных тренировок, когда гимнастерка становится белой от седьмого пота, когда практически осознаешь, что перед тем, как командовать другими, надо самому научиться исполнять приказы, закалить себя духовно и физически. Ведь во взводе или роте командир должен видеть не только определенное количество людей, а сплотить их в коллектив, для которого «один за всех и все за одного» — не пустые слова.

Владимир делится своими мыслями с родными: «Добрый день! Дорогие мама и Евгений! Как живете? Все ближе и ближе конец моей учебы. Учиться становится все интереснее и интереснее, а работать над собой нужно все больше и больше. Ведь после учебы мне доверят жизнь многих бойцов. Очень ответственная задача».

И снова в письме от 12 июля он пишет: «Добрый день! Дорогая мама! Время проходит очень быстро. Его как-то не замечаешь. Здоров. Часто вспоминаю институт, лаборатории по химии, физике. Теперь учеба для меня приобретает иной характер. Желание сейчас у меня направлено на овладение науками военными».

Он понимает, что настоящую цену имеет лишь то, что дается тебе с большим трудом, как говорят, работой до седьмого пота. И если этого нет, то всему грош цена — как пришло, так и уйдет. В этом Володя хочет убедить брата и помочь ему своими советами. Евгений к этому времени тоже призван в армию. И в письме от 23 августа старший брат советует младшему: «Добрый день! Дорогой Евгений! Сегодня я получил от тебя «пустое» письмо. Не чувствуется жизни. Ведь ты вступил в другую, новую жизнь, отличную от гражданки... А в такое время в жизни нужно шагать гигантскими шагами, впитывать в себя все, что тебе пригодится в борьбе с фашистами».

Наряду с теоретическими занятиями в поле курсанты учились управлять и подразделениями. И нередко руководитель занятий вызывал курсанта Дышинского и ставил перед ним вводную:

— Курсант Дышинский, ваш командир убит, принимайте командование. Взвод попал под огневой налет противника, залег и несет потери. Ваше решение?

И Владимир срывающимся, ломким голосом начинал командовать. Он стал понимать, что командир прежде всего должен думать, как удачнее выполнить боевую задачу, и отвечать за судьбы вверенных ему людей.

Мать понимала, что ее старший сын скоро будет на фронте. После войны, вспоминая о Володе, она писала: «Родина призвала его защищать страну Советов. Из его писем я понимала, что он готов отдать всю свою силу, жизнь и молодость за Родину, благословила я его заочно и дала материнский наказ: «Сын мой дорогой! На твою долю выпала великая честь с оружием в руках защищать Родину от коварного врага. Будь верным сыном ее! Выполняй свой воинский долг с честью. Я писала ему: твой младший брат тоже призван. Он в Военно-морском авиатехническом училище в Перми. По окончании его служил на Тихоокеанском флоте. Я, ваша мать, буду помогать вам бить проклятого врага своим упорным трудом на производстве».

Все святое, что было у Володи, связано с матерью — отца уже не стало, умер весной. Со слов Володи, отца он любил и его уход из жизни переживал тяжело. Слишком велика была для него эта потеря. А события на фронте день ото дня становились тревожнее. Вопрос стоял бескомпромиссно — или — или, иного быть не могло. Да, это было то время, когда Илья Эренбург писал: «Убей немца!»

В ночь на 10 сентября прозвучала команда: «Тревога! В ружье!» Размеренная курсантская жизнь в считанные секунды была нарушена, и уже вечером они спешно грузились в эшелон, курсантский батальон отправлялся на фронт.

Конечно, было обидно, что до ускоренного выпуска из училища и производства их в лейтенанты оставались считаные дни. Но этому пока не суждено было осуществиться. Теперь Владимир лежал на двухъярусных нарах, недалеко от распахнутой двери вагона, погруженный в свои невеселые мысли, вслушиваясь в ночную тишину, вдыхая пряные запахи сена под головой. Ему не спалось. Слишком много воспоминаний навалилось на него за прошедшие сутки. Не спит и сосед, Володя слышит, как тот ворочается, устраиваясь поудобнее на своем ложе. Ему вспомнился дом — как там мама, как идет служба брата. Вскоре он напишет: «Вот, мама, и я еду на фронт. Буду воевать за тебя, за то, чтобы ты у меня на старости лет жила счастливо и спокойно, а я стал инженером. Ты меня приучила к труду. Труд, возможно, и был основой моей тяги к творческим его сторонам. Ведь только в труде вырабатывается терпение, внимание, выдержка».

Равномерный перестук колес постепенно убаюкал и Владимира.

Через сутки они уже выгружались в Сухом Логу. Здесь в основном из курсантов пехотных училищ и моряков-тихоокеанцев формировалась 93-я отдельная стрелковая бригада полковника Н. Э. Галая.

Народ подобрался молодой, энергичный, решительный. Командный состав в основном кадровый, были и побывавшие в снегах Финляндии и на фронтах Отечественной войны. Формирование бригады и ее подразделений шло быстрыми темпами, в сжатые сроки. Сколачивались подразделения, осваивались прибывавшие сюда вооружение и техника. Дышинский попал в стрелковую роту.

Вскоре бригада погрузилась в эшелоны, и снова застучали вагоны по стрелочным переводам. Куда везут — пока неизвестно. Позади остался Свердловск, миновали Куйбышев и Саратов, доехали до Пушкина, а потом эшелоны устремились к югу, в сторону Кавказа. Но, не доезжая Астрахани, на станциях Верблюжья, Харабали батальоны приступили к выгрузке. Команда «Выходи!» сбросила с уютных полок.

Переправившись через Волгу, бригада пешим порядком двинулась в сторону Сталинграда, через дышащие еще жаром восточные окраины калмыцких степей.

Населенные пункты редки, рек нет. Вокруг все выгорело, даже глазу не за что зацепиться, а над головой блеклая синева вылинявшего неба.

Изредка из высохшей куртины полыни или солянки взмывали мелкие птички или раздавался пересвист стоящих, словно на часах, столбиками сусликов, молитвенно сложивших полусогнутые передние лапки, или пробежит пеструшка, да в воздухе невесомо парили орлы. Иногда в вышине, натужно гудя моторами, проплывал немецкий разведчик.

Днем всех донимала жара. Внутри, казалось, все пересохло. Говорить и то не хотелось. Вода только в колодцах. Так и шли от колодца к колодцу. Потом шли по ночам. Тогда над головой крупными гроздьями висели огромные звезды.

Изредка навстречу двигались караваны важно-невозмутимых, груженных скарбом верблюдов, уныло тянулись эвакуированные... Особенно тягостное впечатление оставили дети. Их чумазые личики, обожженные палящим солнцем, с укором глядящие не по-детски серьезные глаза жгли, испепеляли душу. А каково их матерям! Так, миновав Цаган-Аман, Черный Яр, Старицу, бригада, оставив позади маршрут протяженностью около 300 километров, сосредоточилась около Красноармейска, пригорода Сталинграда. Прибыли в самый разгар боев, которые не стихали ни днем ни ночью. Выше по течению лежал окутанный дымом Сталинград.

Вскоре вошли в Бекетовку. Это была уже южная окраина Сталинграда.

Здесь бригада с марша вступила в бой. На многое Володе пришлось насмотреться за дни пребывания на переднем крае.

...Как-то вечером, а это было перед боями на Курской дуге, после ужина, Дышинский разговорился. Поводом к этому послужило письмо брата Евгения, выдержки из которого он прочитал нам. Евгений писал, что завидует брату, так как он уже бьет фашистов.

— Я его понимаю, — начал Владимир, — я тоже так думал, что бить фашистов легко и просто. Вот когда попал под Сталинград, то все школярское поверхностное быстро выветрилось из моей головы. Враг-то опытный, хорошо обученный. А каких ребят теряли, им же цены не было.

И как наяву, он вспомнил мельчайшие подробности пребывания в стрелковой роте. Вспомнил, как они вечером сменили изрядно потрепанную в боях часть, как ждали приближения рассвета.