Аскольд Шейкин - Испепеляющий яд Страница 48

— Нет.

— Поскромничал. Или не было случая. Сумасшедшая жизнь, понимаю. Но — редчайшая музыкальная память. Превосходный импровизатор. Отсюда поразительная особенность. Выучить любой иностранный язык ему ничего не стоит. Да-да! Лишь какое-то время послушать, как на нем говорят. Вы сказали: «Батайск». Батайск сейчас в руках у красных.

— Последний раз я видел Генриха Иоганновича месяца полтора назад в Екатеринодаре, — Шорохов понимал, что правды о Моллере сказать этому человеку не сможет. — Знаю, что он не так давно побывал в Лондоне, Париже, Архангельске, в Омске у адмирала Колчака, на корабле плыл мимо Индии. Словом, объехал весь свет. Да и сейчас, наверно, опять куда-то отбыл. Военная служба! Прикажут — делаешь.

— Боже мой! — Моллер-старший сиял. — Какая это нам радость. Скажу по секрету: я его похоронил. С мамой не делился, но сам каждую минуту от этого мучился. Теперь зато, значит, он будет жить долго. Если вы его снова увидите, передайте: мы бесконечно за него счастливы, как самого светлого часа ждем, когда он приедет. Сами-то вы из Ростова?

— Из Новочеркасска.

— О! У нас здесь сейчас много господ из этого города. Генерал Калиновский, атаман Богаевский. Впрочем, он отбыл на лечение за границу. А генерала Калиновского, надеюсь, вы помните. Бывший начальник штаба корпуса генерала Мамонтова. Был с ним в походе по красному тылу. Тогда он, правда, имел чин полковника. А вы по какой части служили в Новочеркасске?

— Собственное дело. Был связан с Управлением снабжений. Вел для него заготовки.

— Тогда вы и господина Ликашина знаете. Трофима Тимофеевича, надворного советника. Мы каждый день вместе ужинаем в «Норд-Осте». Собирается весь деловой мир. Желаете, можете сегодня к нам присоединиться.

Шорохов оторопело смотрел на Моллера-старшего. Одни и те же люди — в Таганроге, Новчеркасске, Новороссийске. Чем ему это грозит?

— Трофима Тимофеевича я знаю, — с осторожностью проговорил он. — В Новочеркасске не раз бывал у него.

— Обаятельный человек. Сейчас многие уезжают за границу. Таможенного чиновника этим не огорчишь. Напротив! Чем больше работы, тем ты нужнее. Осмысленней твоя жизнь. Хотя сейчас кто с нами считается? С любого иностранного судна подходят на шлюпках к берегу, как разбойники, забирают, кого хотят. Но Трофим Тимофеевич покидать Россию не собирается. Патриот. Этим он мне особенно нравится.

— Да, — с той же осторожностью подтвердил Шорохов. — Дa.

— У меня просьба, — сказал Моллер-старший. — Не откажите побывать у нас дома. Для мамы. Такая радость! Отсюда всего три квартала. Можно пройти прямо сейчас.

— Я… Я с благодарностью… Я… Но я только вчера прибыл, — Шорохов тщательно подбирал слова. — Рвусь на части. Если удастся, завтра-послезавтра зайду. Не обессудьте…

"Обманывать хороших людей, — думал он идя по набережной. — Тяжело… Если, конечно, — такая мысль вновь пришла к нему. — Если, конечно, эти господа меня не морочат. Верить или не верить? Так на каждом шагу. Вот в чем весь ужас…"

Постовский отыскался до удивления просто. Пара сотен одному, другому швейцару… В четвертой по счету гостинице — «Россия» — Шорохов узнал: генерал занимает здесь восемнадцатый номер. В данный момент их превосходительство куда-то отбыли. Адъютантов и денщиков его сейчас тоже нет. Спросил:

— Не знаешь, генерал в ближайшие дни не отплывает?

— Господ не поймешь, — ответил швейцар. — Но чемоданов они, как въехали, так и не раскрывали…

Затем был долгий вечер, долгая ночь в прекрасном каменном доме, в покоях со сводчатыми потолками, с мебелью из почерневшего от времени дуба.

Утро Шорохов начал с посещения гостиницы. У входа в генеральский номер его остановил казачий офицер:

— С кем имею честь?

— Леонтий Артамонович Шорохов. Заготовитель Управления снабжений Донской армии.

— Что еще я могу доложить генералу?

— Поручение от господина Манукова.

Офицер скрылся за дверью, ведущей в номер. Ждали. Не иначе.

Минуты через три он возвратился, пригласил следовать за собой.

В комнате, из-за плотных штор, царил полумрак. Генерал сидел у стола, боком к входу. Шорохова он встретил словами:

— Ну что же вы? Сколько можно!

Жестом он указал на стул шагах в пяти от себя. Прежде чем сесть, Шорохов оглянулся: офицер стоит за спинкой стула. Сказал:

— Господин Мануков тяжело ранен. Сейчас он тоже в Новороссийске, в лазарете.

— Мог известить. Я бы послал адъютанта. Наконец, сам посетил бы его.

— Ранение в голову. Николай Николаевич почти все время без памяти.

— Жаль. И весьма. Но в чем именно его поручение?

— Среди бумаг, которые вам оставил Константин Константинович…

Постовский прервал Шорохова:

— Не трудитесь продолжать.

Он махнул рукой. Казачий офицер вышел из комнаты. Постовский проговорил:

— Этот вопрос мной детально обсужден с господином Мануковым.

— Господин Мануков ранен.

— Уже сказал: сожалею.

— Он просил передать вам его беспокойство.

— И по какому поводу?

— В случае вашего отъезда за границу известные вам документы могут оказаться утрачены.

— Утрачены? Каким образом?

— Скажем, могут быть изъяты таможенной службой страны, куда вы пожелаете въехать.

— У казачьего генерала?

— Объявят пропагандистскими материалами, назовут параграф слбной инструкции. Вы это проверите? Сможете что-либо доказать? Отстоять свои права?

— Что же по суждению господина Манукова следует сделать?

— До его выздоровления передать документы Американской военной миссии на сохранение, либо для пересылки в другую страну по вашему выбору.

— Но где гарантия? — спросил Постовский после длительного молчания.

— Простите, чего?

— Что вы от господина Манукова.

— В данный момент — мое честное слово.

— Недостаточно.

— А что в этом смысле ваше высокопревосходительство удовлетворит?

— Официальное письмо миссии. Притом пакет будет мной опечатан. Вскрыть его в дальнейшем тоже могу только я, — Постовский встал. — И торопитесь. Вскоре я отбываю.

Выйдя из гостиницы, Шорохов едва не столкнулся с Михаилом Михайловичем. Впечатление было такое, что он его поджидал. И теперь намеренно шагнул навстречу. Мелькнула мысль: "Свернуть, будто я его не заметил. Но лучше ли это?"

А Михаил Михайлович тянул к нему руку:

— Здравствуйте, дорогулечка. Только горы не сходятся. И давно ли вы в столице Черноморской губернии? Я в ней бог знает сколько дней. Живу, конечно, не в самых роскошных апартаментах, но устроен вполне прилично. Полагаю, вы домой сейчас. Даже знаю куда: на Слепцовскую. Приятная улица. С удовольствием провожу, — подхватив Шорохова под руку, он повел его по мостовой, ловко лавируя в заполнявшей ее разнородной толпе и говоря с тихим смехом. — Чудеснейший, замечательный, но поскольку вы квартируете не в этой гостинице, значит, вы у кого-то в ней были. Если у дамы, я — пас. Для меня это тема святая. Но вы и вчера приходили сюда, не правда ли? Даже скажу: справлялись о генерале Постовском. И сегодня у него побывали. Не так ли? Два визита подряд в одно и то же место! Это приводит меня к очень важному выводу. Его от вас я не скрою. В порядке взаимности, надеюсь, вы тоже будете со мной откровенны.

Он что-то еще говорил в таком же насмешливом духе. Шорохов в смысл его слов не вникал. "В миссию самому мне с этим делом обращаться нельзя, — думал он. — Я для них, как агент больше не существую. Единственный путь: делать письмо через кого-то другого. К Постовскому пойти самому".

И далее, в продолжение всего их пути по городу, Шорохов думал об этом. Любыми путями получить бумаги, потом — в горы, к «зеленым». Обман? Есть дела, к которым такое слово не применимо.

— О-о, — пропел Михаил Михайлович. — Настоящая крепость.

Они стояли у крыльца арендованного Шороховым дома.

Вошли. За порогом входной двери Михаил Михайлович остановился:

— Простите, роднейший, но ваши покои я обследую когда-нибудь в другой раз, хотя понимаю тщеславное чувство владельца. Несколько слов, и я вас покину.

Шорохов сказал:

— Знаете, Михаил Михайлович, за что я люблю торговое дело?

— Еще бы! Вы на нем наживаетесь.

— Там всякий дельный разговор состоит из двух вопросов и одного ответа. Вопросы: "Почем? Сколько?" Ответ: "Беру — не беру". У нас с вами все время какой-то крутеж. Хотите знать, зачем я был у Постовского? Так и спросите.

— И вы ответите, мой чудеснейший?

— Отвечу: интересовался бумагами, которые генералом обещаны Николаю Николаевичу. Сам он придти за ними не может. Это я и должен был сообщить генералу.

— Молодчиночка! — воскликнул Михаил Михайлович. — И что сказал генерал? Откровенничайте до конца.