Отто Кариус - «Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста Страница 5

Мы нередко также проводили время в компании ребят из его роты. Я был особенно счастлив, когда он однажды спросил меня:

— Кариус, а ты не хотел бы перейти в мою роту?

— Так точно, готов хоть сейчас, господин гауптман! — Я поверить не мог в свою удачу. Первоначально формировались только две роты. Самое большее всего шесть человек требовалось от всей группы офицеров. И я попадал в их число! По моей рекомендации Шобер взял обер-лейтенанта фон Шиллера в качестве своего заместителя. Я знал его по 21-му полку.

Я был освобожден от своей должности в офицерском собрании вскоре после перевода в новую роту. Шобер приложился к спиртному изрядно. Следует также учесть, что он все это время снабжал всю роту спиртным.

Когда потребовали несколько бутылок для приема в честь какой-то «шишки», мне пришлось «почтительно» доложить, что не осталось ни единой капли. Ну что ж, моему преемнику не пришлось принимать никаких запасов. Передача была не обременительной!

Я мог целиком посвятить себя делам роты. Когда Шобер представлял меня роте, я не мог не вспомнить комментарии своих попутчиков, когда был вызван. Я никогда не забуду, как вытаращились на меня ротный фельдфебель Ригер и старший фельдфебель Дельцайт. Они позднее признались в своем первом впечатлении обо мне. Его можно было суммировать следующим заявлением: «Ну и коротышка, где это наш старик откопал этого маленького пердуна?»

Естественно, стороннему человеку было трудно завоевать доверие в боевой роте. Но все прошло гладко. Даже перед нашим отъездом во Францию, где мы должны были получить свои «тигры», я очень сдружился с этими ребятами. Казалось, будто всегда был с ними.

К сожалению, гауптман Шобер был вызван, чтобы принять командование над батальоном. Его прощальная речь долго звучала у меня в ушах и воодушевляла меня. Он просил солдат проявлять ко мне такое же доверие, какое они проявляли к нему.

Я вкладывал душу и сердце в выполнение своих обязанностей. После нескольких месяцев подготовки мы добились больших успехов, обогнав другие роты батальона. В ходе учебы у нас было меньше, чем у других, технических неполадок.

Я не смел и надеяться на это, когда Шобер передал роту гауптману Радтке. Гауптман Уме командовал 3-й ротой. 1-я рота набиралась опыта, как экспериментальное подразделение в северном секторе Восточного фронта с осени 1942 года. После формирования и укомплектования мы должны были последовать за ней в район Ленинграда.

В Бретани

Однако сначала мы отправились на запад, в Плоэрмель в Бретани. Рота была направлена в заброшенный замок. Командир роты и заместитель получили отдельное жилье в городе. Я предпочел разместиться вместе с ротой. Нам нужно было познакомиться друг с другом, если мы собирались вместе идти в бой. Ни один мой поступок не оставался незамеченным. Я с охотой и как само собой разумеющееся воспринял все неудобства, с которыми приходилось сталкиваться в маленькой, затхлой комнате нашего «замка».

Веселье началось, как только мы въехали. Нам пришлось приводить в порядок старые конюшни, прежде чем помышлять о том, чтобы там жить. Не было ни деревянного пола, ни деревянных досок. На первое время я хотел достать хотя бы немного соломы для своих людей. Но на соседней ферме мне отказались дать что-либо без письменного распоряжения местной администрации. Тогда я пошел в городскую мэрию, но там уже было закрыто.

Я быстренько собственноручно заполнил документ для фермера, чтобы он мог на его основании обращаться с жалобой. Столь же быстро поступил выговор от командира батальона. Если бы мы вскоре после этого не отбыли на Восточный фронт, меня бы, наверное, затаскали по инстанциям, завели дело о краже или чем-то в этом роде. После войны мне часто приходилось задумываться над этим, когда я видел, как легко французские оккупационные войска обеспечивали себя всем необходимым за наш счет.

В течение этого периода мне пришлось взять на свою совесть военное преступление — расправу без суда и следствия. Я был следующим по очереди во время боевых стрельб на окраине городка, когда петух с соседней фермы побежал прямо через полигон. Скорее всего, было отдано распоряжение во время проведения стрельб содержать животных из крестьянских хозяйств в загонах. Я как раз только что взял цель, когда петух оказался между мной и целью.

Командир что-то прокричал, но было уже слишком поздно. Петух сделал несколько кувырков, а потом превратился в нечто вряд ли съедобное. Командир роты строго отчитывал меня, когда прибежала расстроенная хозяйка петуха, которой пришлось распроститься со своим любимцем. Даже деньги не могли ее успокоить, потому что убитый, ясное дело, был самым лучшим петухом в округе.

Неотъемлемой частью нашего пребывания во Франции конечно же было и красное вино. В роте особенно пристрастились к нему австрийцы. Не было вечера, когда бы мне не приходилось вскакивать с постели и укладывать спать подгулявших австрийцев.

Дежурный по казармам обычно не имел возможности выключать свет, поскольку более половины роты составляли военнослужащие унтер-офицерского состава, которые выполняли обязанности водителей, наводчиков и командиров танков. Мне почти всегда самому приходилось объявлять отбой. Но обычно этого не происходило до тех пор, пока я не осушал предложенный мне стакан вина и не прослушивал венской песни.

Мы не слишком серьезно относились к обязательной муштре и построениям, просто изображали движение, когда появлялось начальство, так, чтобы не слишком выделяться. Я был счастлив возможности насладиться несколькими беззаботными днями перед отправкой на фронт.

Вскоре были сформированы команды по транспортировке из Германии и передаче «тигров». Одна из этих команд была вверена мне, поэтому пришлось задержаться в Париже. Город и его жители очень меня интересовали, хотя трудно было поддерживать с ними разговор. Я восхищался тем, как вели себя французы. Видит бог, они проиграли войну, но ни слова не было сказано в упрек их солдатам. Они также воздерживались от всякой критики в наш адрес. Чернить собственное имя, кажется, характерно только для немцев.

Наши войска в Париже вели себя так, будто война уже кончилась и выиграна. Это поведение меня поражало. Я никогда не забывал, что через несколько недель мы снова будем завязаны в ней с русскими.

Как выглядит «тигр»

Естественно, во время обратного пути наши мысли были заняты новым танком. Как-то поведет себя «тигр»? Внешне он выглядел симпатичным и радовал глаз. Он был толстым; почти все плоские поверхности горизонтальные, и только передний скат приварен почти вертикально. Более толстая броня компенсировала отсутствие округлых форм. По иронии судьбы перед самой войной мы поставили русским огромный гидравлический пресс, с помощью которого они смогли производить свои «Т-34» со столь элегантно закругленными поверхностями. Наши специалисты по вооружению не считали их ценными. По их мнению, такая толстая броня никогда не могла понадобиться. В результате нам приходилось мириться с плоскими поверхностями.

Даже если наш «тигр» и не был красавцем, его запас прочности воодушевлял нас. Он и в самом деле ездил, как автомобиль. Буквально двумя пальцами мы могли управлять 60-тонным гигантом мощностью 700 лошадиных сил, ехать со скоростью 45 километров в час по дороге и 20 километров в час по пересеченной местности. Однако с учетом дополнительного оборудования мы могли двигаться по дороге лишь со скоростью 20–25 километров в час и соответственно с еще меньшей скоростью по бездорожью.

По-видимому, самая большая ответственность за готовность машины ложилась на механика-водителя. Он должен вести машину, работая головой, а не задним местом. Если он будет действовать решительно, то его «тигр» никогда его не подведет в трудную минуту. Только по-настоящему хорошего водителя танка и можно допустить к «тигру», и, кроме того, он должен тонко чувствовать характер местности. Ему придется как следует двигаться по пересеченной местности. Он всегда должен держать танк обращенным к противнику менее уязвимой стороной, не надеясь, что командир танка подскажет каждый маневр. Только тогда командир танка сможет целиком сосредоточиться на противнике, а командир взвода или роты станет в ходе боя направлять машину туда, куда нужно, не отвлекаясь постоянно на характер местности.

От водителя танка также требуется сила воли. В конце концов, он единственный член экипажа, который может видеть очень многое, но которому приходится оставаться пассивным, когда по танку ведется огонь, а остальные члены экипажа завязали бой с противником. В таких случаях он помогает наблюдением и должен целиком полагаться на своих товарищей в башне.

Принимая во внимание вышеуказанные качества механика-водителя, становится понятным, почему командирами танков, как правило, становятся именно они, а не наводчики. Взять хотя бы двух командиров — Кершера и Линка. И тот и другой первоначально были механиками-водителями. Также и мой старый верный Карл Бареш сразу же занял мое место командира танка после того, как я был ранен в 1944 году.